Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 8
Кто-то засмеялся, кто-то даже принялся аплодировать, словно шутка была действительно удачной.
Спитамен посмотрел наверх.
На набережной появились торговцы, продававшие мясо на палочках, сладкие пирожные и засахаренные фрукты. Издали был виден яркий колпак водоноса. Скорее всего, вода в его вёдрах была ненамного чище той, в которой плескался сейчас Спитамен.
Отшвырнув бесполезный лоскут, Спитамен поискал за что бы ухватиться. На поясе мертвеца он обнаружил кожаный ремень. Уж он-то точно не должен был порваться.
Ремень был широким, и с одной стороны его покрывали металлические клёпки, а с другой оба его конца были скреплены бляхой.
Спитамен взялся за пояс и потянул.
Под поясом обнаружилось нечто вроде потайного кармана. И этот карман не был пустым. Внутри пальцы Спитамена нащупали мешочек наподобие тех, где торговцы хранят монеты. Сотни таких мешочков ежедневно переходят из рук в руки на любых рынках, и никто не удосуживается развязать один из них и проверить содержимое — обычно торговцы опытны настолько, что по весу определяют нужное количество монет.
— Ну чего ты там барахтаешься?
Вновь смех, хлопки. Кто-то несколько раз прерывисто свистнул.
— Обними его покрепче!
— Голубки!
— Как водичка?
И все в таком же духе. Кошель тем временем незаметно перекочевал из потайного кармана за поясом Спитамену за пазуху.
Вынырнув на поверхность, он обнаружил, что солдат стало как будто больше. Теперь они выстроились в линию вдоль набережной.
Странное дело, но о нем похоже забыли. Он видел, как солдаты начали теснить зевак от парапета, подталкивая прикладами ружей. Кто-то негромко возмущался, кто-то старался увернуться и по-прежнему стремился к ограждению, однако большинство повиновалось.
Внезапно сверху послышались крики. Поначалу Спитамен принял их за все то же бурное ликование толпы, но затем прогремели первые выстрелы.
Один выстрел, второй, затем сразу несколько. С того места, где он находился, Спитамен видел лишь край набережной, который заволокло пороховым дымом. А мгновение спустя из клубящегося тумана возникла фигура солдата с оружием в руках. Недолго думая, солдат прицелился в направлении Спитамена и выстрелил.
Спитамен нырнул. Воду рядом прорезали пули.
Спустя некоторое время — один или два удара сердца — в воду рядом рухнуло первое тело. Все это время Спитамен находился под водой. Воздуха в легких не хватало, но вынырнуть сейчас было бы настоящим самоубийством.
Несчастным, тело которого опускалось сейчас на дно, был человек, ещё недавно орудовавший багром. Его глаза были широко распахнуты, из открытого рта поднималась струйка крови. Почти сразу же рядом рухнуло другое тело: какая-то женщина.
Бешено работая руками, Спитамен попытался плыть. И хотя он больше не видел мертвецов в мутной воде, он чувствовал их присутствие. Один раз совсем рядом мелькнула чья-то рука и ему пришло в голову, будто один из них пытается дотянуться до него. Спитамен отпрянул, закричал, выпуская из лёгких остатки воздуха, рванул вверх. Его уже не пугало что, вынырнув, он станет мишенью для солдат. Гораздо страшнее было остаться здесь, в темной воде, наедине с мертвецами.
Он все плыл и плыл, но так и не достиг поверхности. Холод окутал его, струи воды скользили по коже. В последней отчаянной попытке выбраться он рванул вверх, но натолкнулся на преграду. Как будто кто-то поставил между ним и миром снаружи стену, не желая выпускать из этой темной, промозглой обители.
Перед тем, как его сознание померкло, Спитамен понял, что тонет. Откуда-то со дна этого холодного, безжизненного ничто поднялась ласковая рука, обняла его и увлекала за собой…
Спитамен медленно приходил в себя. Он лежал на берегу канала, окружённый мусором словно некий жадный божок — мелкими подношениями своих почитателей. Неподалёку две женщины стирали белье. В стороне от них, стоя по колено в воде, мылись несколько мужчин.
Внезапно бок пронзила острая боль. Оказалось, пока он лежал, к нему подобралась стайка мальчишек, и один из них ткнул его острой палкой. Спитамен вскрикнул от боли, чем до смерти напугал оборванцев. Те бросились врассыпную. Женщины прекратили стирать и подняли головы, мужчины отложили мочалки и направились к нему.
Спитамена подняли на ноги, усадили, после чего одна из женщин подала ему чашку воды (как будто он недостаточно нахлебался, плавая в канале!). И всё же Спитамен не стал отказываться.
Ему с лёгкостью удалось уйти от расспросов, тем более, спрашивать-то было особенно не о чем. Сам он, потягивая мутную жижу, задумался: зачем солдатам понадобилось стрелять в толпу?
Наконец женщины потеряли к нему интерес и отправились по своим делам, унося корзины с бельём. Мужчины ушли ещё раньше. Даже оборванцы, все время наблюдавшие за ним издали, и те утратили интерес. После того как ушли взрослые, они пробовали швырять в него камни, подобранные на берегу канала, но не дождавшись реакции, бросили это занятие.
«Полоумный», — прозвучало в его адрес.
«А может, одержимый?»
«Ага, как тот тип, что потрошит людей по ночам».
Оборванцы уходили. Спитамен смотрел на их потемневшие от грязи спины. Наверное, до поздней ночи будут бродить в поисках вещей, которые могло бы вынести течением. Что там кто-то из них сказал о потрошителе?
«А, может, это он и есть?» — расслышал Спитамен слова одного из мальчишек.
Три нечёсаные головы повернулись в его сторону. Хоть их и разделяло приличное расстояние, по спине у Спитамена пробежал холодок. Что ж, снайперами они оказались неважнецкими, может, копейщики из них не лучше?
В самом деле, что им стоит вообразить, что он представляет опасность? Их родители (если у них действительно были они), только что вытащили грязного, ослабшего, до смерти напуганного человека из канала. Так почему бы ему не оказаться тем самым потрошителем, который, по их словам, убивает людей?
«Не, этот на душегуба не похож. Больше на придурка похож».
Спитамен не собирался доказывать иное. Что ж, придурок так придурок.
Один из оборванцев пнул в его сторону груду мусора, другой плюнул, третий, видимо, чтобы не отставать от первых двух, выставил средние пальцы обеих рук в общеизвестном жесте.
Спитамен ещё некоторое время сидел, стараясь перевести дыхание, но каждый раз его мысли возвращались к стрельбе у набережной и к словам детей о ночном потрошителе.
— Эй, — крикнул он вслед уходящим оборванцам, — А этот потрошитель — он многих убил?
Грязные лица вновь повернулись к нему. Теперь они казались ему удивительно взрослыми.
— А тебе чего?
Спитамен пожал плечами, притворяясь, ему и в самом деле безразлично.
В это же самое время что-то внутри него клокотало и кричало, пытаясь вырваться на волю: вот оно! Точно такое же чувство он испытал, когда коснулся плавающего в воде мертвеца. Особенно запомнился ему красный шнур, которым были связаны руки несчастного. Спитамен до сих пор помнил, как покачивались в воде его распущенные концы, похожие на густые кисточки или на диковинные морские водоросли.
В тот момент, когда вокруг началась суматоха и ему пришлось спасаться, видение шнура начисто выскользнуло из его памяти. Но теперь картинка вновь всплыла у него перед глазами: посиневшие до черноты руки мертвеца, стянутые у запястий красной бечевой…
Что-то было в этом шнуре… Что-то неправильное.
И знакомое.
Говоривший мальчишка подступил ещё на шаг. Этого оказалось достаточно, чтобы Спитамен ощутил исходящий от него рыбный запах. Сам он давно жил на улице, но, похоже, эти дети родились здесь.
И умрут, так и не покинув своего тесного мирка, подумал он.
Вряд ли кто-то из них способен отправится в путешествие, разве что на рыболовной шхуне…. Или умеет читать. Или годен на что-либо, кроме того, чтобы пополнить и без того богатый преступный мир здешней города.
Спитамен наблюдал, как мальчишка делает ещё шаг. Не дойдя до него пары саженей, тот остановился и, размахнувшись, вонзил в землю свою палку. Острие вошло в грязь с отвратительным чавканьем, и Спитамен поморщился: примерно с таким звуком недавно пули прорезали толщу воды.