Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 84

Свет впереди то появлялся, то вновь исчезал. Правда, теперь это происходило не так часто. Сам источник света стал больше, выразительнее. Из крохотного огонька спички, который кто-то держал на уровне груди (так казалось Телобану), прямо на его глазах пламя разрослось в огненный росчерк, напоминающий косой надрез. Или трещину. Очевидно, это и была трещина в стене, за которой находилось хорошо освещённое помещение. Стало понятно и то, почему свет то появляется, то исчезает. Трещина была узкой, и, если отклониться немного в сторону, становилось почти незаметной.

Впереди мог быть выход. Однако Телобан не спешил. Теперь он прислушивался ещё внимательнее, но так и не уловил ни единого звука. Что бы не находилось за стеной, там явно не было ни единой живой души. В любом случае, как уже было сказано, особого выбора у него не было.

ВСМОТРИСЬ В ГЛАЗА ЧУДОВИЩ

… А потом тот, кого называли Манзагеррашу Дагал, глава тайной службы и второй наиболее влиятельный человек после номарха Завораша, — просто перестал быть собой. Он стал… кем-то другим.

Он так и не осознал этого, поскольку перестал существовать. Словно кто-то закрыл люк колодца над его головой, после чего всё вокруг обратилось в ничто. Всё то, что происходило дальше, происходило не с ним и больше не имело значения. Двигаясь словно во сне, Дагал сделал несколько неуверенных шагов по туннелю, споткнулся и едва не упал. Тело повиновалось ему с трудом, раны открылись и вновь начали кровоточить. Некоторое время он стоял, опершись на стену, и тяжело дышал.

Несмотря на это, чувствовал он себя прекрасно. Впервые за множество лет он был свободен. И всё же его мысли продолжали путаться. То и дело в них врывались обрывки образов из сознания прежнего владельца тела…

— Мастер Дагал! Мастер Дагал!

Дагал понял, что уже некоторое время слышит голос за спиной. Позади него коридор заканчивался ступеньками, ведущими наверх. И там, на самой верхней ступеньке, находился солдат, который тщетно пытался высмотреть главу тайной службы в полумраке внизу.

— Мастер Дагал!

Дагал чувствовал, что надо что-то ответить, иначе солдат спустится вниз и начнёт его разыскивать. А ему бы не хотелось, чтобы тот застал его в таком виде.

— Уже… иду, — прохрипел Дагал и его немедленно вырвало.

К счастью, у него получилось сделать это тихо.

Однако в другом повезло меньше. Одежда на нем была грязной и окровавленной. Но красноречивее всего говорили синяки, ссадины, порезы на лице и руках. И если руки можно было скрыть, то спрятать лицо было невозможно.

Или — возможно?

К счастью, прежний Дагал являлся приверженцем фасонов с широким воротом. Такой воротник, если его поднять, скрывал половину лица. Так Ош и поступил, зарывшись в слой ткани по самую переносицу. Дышать было трудно, да и впечатление он производил странное, однако так он по крайней мере мог избежать лишних вопросов.

На вершине лестницы его ждало несколько солдат. Когда Дагал поднимался, все взгляды были устремлены на него. И всё же никто не осмелился сделать замечания ни по поводу его странного внешнего вида, ни по поводу долгого отсутствия.

Возможно, Ошу повезло, и солдаты привыкли к подобным выходкам своего начальника. Или же их молчание было вызвано страхом, а его Ош чувствовал особенно отчётливо. Эти люди и раньше боялись человека, по имени Манзагеррашу Дагал, но теперь тот, кем он стал, вселял им не просто страх — он вселял ужас.

Все это Ош читал по глазам стоявших перед ним людей. Что ж, тем проще для него. И одновременно сложнее. Помимо власти у Дагала были некие обязательства. И одним из них было некое незавершённое дело.

Покопавшись в памяти тела, Ош обнаружил лишь несколько смазанных картин. Дело было связано с убийствами, однако понять что-то, кроме этого, было трудно. Что-то мешало проникнуть в память Дагала.

— В чем дело? — Проворчал Дагал.

Насколько он понимал, это была обычная манера общения Дагала с подчинёнными. Услышав привычное ворчание, те заметно успокоились. Перед ними был их командир, хотя и слегка потрёпанный.

— Ну, — повторил Дагал-Ош, подпуская в голос яда, — В чем дело?

Под его тяжёлым взглядом двое солдат отступили в сторону, а третий, наоборот, шагнул к нему, демонстрируя на вытянутой руке небольшую квадратную дощечку, покрытую с одной стороны воском. Ош увидел выдавленный в воске символ.

— Это было с собой у мастера Анабаса.

При упоминании имени одного из стражей Дагал поморщился. Как и его напарник Сур, Анабас был мёртв. Оба уже давно работали на Дагала, и считались одними из лучших агентов. Из глубин памяти всплыло воспоминание: сегодня утром эти двое отправились в Нижний город разведать кое-что. Дагал собирался встретиться ними позже.

Наверняка даже глава тайной службы мог позволить себе выглядеть растерянным после всего произошедшего, однако вручив ему табличку со странным символом, солдаты ожидали указаний. Любое промедление и неуверенность вызвали бы их подозрение.

Дощечка могла быть ерундой. Просто записанным адресом какой-нибудь кофейни — все знали о пристрастии плотного стражника к этому напитку… Но могла оказаться и чем-то важным. К тому же Ош решил, что солдатам неуютно во дворце принципала. Скорее всего это имело отношение к старым солдатским байкам, а ещё к тому, что эти люди настороженно относились ко всему необычному. А такого вокруг было немало. Начиная с крылатого мертвеца в пустой крипте и заканчивая смертью товарищей — Анабаса, Сура и безымянного стражника, которого буквально раздавила рухнувшая неизвестно откуда необъятная туша принципала.

Разум Дагала теперь принадлежал Ошу. Все воспоминания, ранее принадлежавшие главе тайной службы, стали доступны и угнездившемуся в его теле паразиту. Именно оттуда Ош выудил знание о том, что следует делать дальше.

— Ты и вы двое — за мной, — заговорил он, — Остальным оставаться во дворце. Посмотрим, что это за место.

После того, как Дагал отдал приказ, всё завертелось само собой. Дагал позволил одному из солдат — тому, что обнаружил табличку с символом, — вести всю группу.

По дороге Ош рассматривал окрестные улицы. Что-то было ему знакомо вплоть до названий. Они услужливо всплывали из памяти, будто утопленники, проведшие под водой неизвестно сколько. Некоторые тут же отправлялись назад, на глубину, и на смену им приходили другие. В основном это были ничего не значащие образы. Вроде того, какая лавка и где расположена или имени аптекаря, который десять лет подряд докладывал агентам тайной службы о каждой подозрительной личности.

Многое было для Оша в новинку. Несмотря на то, что он провёл в этом мире достаточно много времени, он не видел ничего, помимо серых стен крипты.

В заточение он попал практически сразу после падения. Его со связанными за спиной крыльями столкнули с края Небесного острова. Падая, ангел видел, как рядом проносятся тела других несчастных: мёртвых, полуживых и всё ещё живых, с распахнутыми в крике ртами. Но он выжил. Теперь у него было новое тело, новые воспоминания. Однако и старые никуда не делись.

Церковный квартал, за ним — рынок, дальше — узкие улочки, наполненные жилыми домами с плоскими крышами. Их стены были желтоватого цвета из-за светлой глины, из которой изготавливали кирпичи.

Больше всего Оша удивляло солнце. Ранее сама концепция светила была ему незнакома. Мир, откуда он вышел, был тёмным, холодным и почти безжизненным. Небесных островов, куда он попал после, паразит почти не помнил. В теле ангела он провёл совсем мало времени, и самым ярким воспоминанием был момент падения.

Теперь же он буквально поглощал новое: не только видимые образы, но и звуки, запахи, сравнивая их с тем, что можно было отыскать в памяти Дагала. Но не все воспоминания были обыденными. Например, в тайниках памяти Дагала нашлось воспоминание о том, том, что называлось «белым тленом». Как понял Ош, это была некая разновидность болезни. Однако гораздо интереснее была роль самого Дагала. Во время одной из последних вспышек заболевания, произошедшей десятилетие тому, будущий глава тайной службы был всего лишь гвардейцем. А ещё он оказался одним из тех, кого бросили на борьбу с заразой. В руках с трубой, из которой хлестало жидкое пламя. В памяти Дагала сохранились картины постепенно чернеющих стен, стекающего на землю расплавленного кирпича, пузырящейся плоти. Все эти воспоминания Дагал бережно хранил, как хранят самое ценное, стараясь не обращаться к ним слишком часто, чтобы не поблекла новизна.