Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 85

Они миновали рынок, где люди поворачивали в их сторону головы, но, заметив ответный взгляд, тут же отводили глаза. Не то, чтобы появление солдат было чем-то неслыханном, просто никто из обывателей не хотел лишний раз обращать на себя внимание. Дагал это хорошо понимал, а значит, понимал и Ош. Почти все, что Ош представлял собой сейчас, на самом деле оставалось Дагалом — как внешне, так и внутренне. Заметить подмену было очень сложно, а в этом конкретном случае — и невозможно: у главы тайной службы не было семьи, не было друзей. Никто не ждал его дома, никто не искал общения после службы. Подчинённые неплохо его знали, но лишь со стороны. Никто и никогда бы не заметил натянутости улыбки или забывчивости в том, что касалось самых простых вещей. Никто бы и не подумал искать подвох.

Итак, Ноктавидант. Клирик поведал ему кое-что о мире вокруг. О религии. О людях, которые называют себя кураторами. О врагах и о Разрушении, которое произошло в соседнем Аскерроне.

Помимо травм, полученных при падении, ангел страдал от слишком плотной атмосферы здесь, внизу, а также от избыточной силы тяжести. Его кости оказались слишком хрупкими, чтобы выдержать вес тела, а мышцы ног — слишком слабыми, ведь ангелы не так часто продвигались по суше, предпочитая перемещаться по воздуху. И вдобавок: земная пища оказалась для него почти непригодной.

Для поддержания жизни в его ослабленном и искалеченном теле создали специальную машину. С помощью одних трубок к его тканям доставлялись питательные вещества, с помощью других из организма выводились отходы. Поначалу ангел вынужден был находиться в металлическом каркасе. Конструкция поддерживала не только его тело, но и крылья, которые из-за многочисленных травм оказались бесполезными, деформированными и навек потерявшими свой истинный облик — по сути, просто два куска полупрозрачной кожи, натянутой на хрупкие кости. Позже каркас сняли с ангела, посадив его на цепь как животное

Они миновали ещё одну узкую улочку. Здесь пришлось протискиваться по одиночке, рискуя быть захваченными врасплох. Убийца, если та записка действительно указывала на него, мог почувствовать себя загнанным в угол и наделать глупостей. Однако следующая улочка — намного шире предыдущей, по сути, внутренний двор, где сходились маршруты нескольких узких туннелей между домами, оказалась пустынной.

Если на рынке случайные прохожие просто отводили взгляд, стараясь казаться как можно более незаметными, то обитатели здешних домов, завидев солдат, просто прятались. Интересно, они знали, кто он такой? Человек, отдающий приказы солдатам принципала — «красномундирникам? Знали ли они, кто перед ними там, на набережной?

Улочки становились всё грязнее, на стенах появились надписи, в подворотнях жались друг к другу безмолвные собаки, а запах был такой, что пришлось прикладывать к носу платок. И всё же это не были трущобы в полном смысле этого слова. В глубине улочек можно было встретить приличное жилище, или то, что ещё недавно являлось таковым. Очевидно, что бедная часть города понемногу наступала на все остальное, поглощая памятники прошлого, церкви, старинные дома. В некотором смысле это напоминало процесс поедания и последующего переваривания. Словно одна часть города расправлялась с другой.

Над их головами неожиданно распахнулось одно из окон. Показалась круглая физиономия неопределённого пола и возраста и пара рук, в которых была зажата деревянная бадья. Судя по всему, человек хотел выплеснуть помои в переулок, но вовремя увидел солдат. Неизвестно, чем закончилась бы история, не опомнись тот человек вовремя. Физиономия тут же исчезла, а вместе с ней пропала и опасная бадья. Наверху хлопнули ставни.

Этот звук был едва ли не единственным, который они слышали с того момента, когда свернули в узкий проход между зданиями. После шума городского рынка здешняя тишина была оглушающей. Даже сами дома напоминали лишённые всякой индивидуальности надгробия.

Подумав об этом, Дагал решил не развивать кладбищенскую аналогию. Именно в таких местах и происходят наиболее страшные вещи, и это в непосредственной близости от дворца!

Узкие улочки извивались словно русло давно пересохшей реки. Солнечного света здесь было ровно столько, чтобы видеть, куда ставишь ногу. Почти весь день эти узкие улочки были погружены в полумрак, где царила желанная прохлада. Наверняка так и было задумано при проектировании города, хотя последнее имело и свои минусы: например, то, как быстро распространялись болезни. И Дагал в очередной раз подумал о белом тлене.

— Это здесь, неподалёку, — сказал тот самый солдат, что возглавлял их импровизированное шествие. Он поднёс табличку к глазам, сверяясь с символом на ней. — Номера домов здесь не в ходу, да и с чего бы им взяться? Большинство местных не умеют ни читать, ни писать, некоторые с трудом могут поставить крест в качестве подписи. Поэтому жильцы обозначают свои дома какими-нибудь символами.

Главное, подсказал голос Дагала, чтобы эти знаки были простыми и хорошо запоминались. Так, мастерская кузнеца будет обозначена буквой «Т», которая похожа на молот — основное орудие кузнечной профессии. Над лавкой брадобрея можно отыскать литеру «Х», которая похожа на раскрытые ножницы, и так далее. Однако символ, увиденный на табличке, был незнаком Дагалу. Больше всего он был похож на заглавную букву «Ш».

— Гребёнка, — сказал солдат, пожимая плечами, — Лавка галантерейщика. И поблизости как раз есть одна.

ЛЕСТНИЦА ДЛЯ ГНОМОВ

«Проклятье».

Поначалу Телобан повторял это про себя, но после того, как в очередной раз содрал кожу с рук, стал произносить и вслух: проклятье, проклятье, проклятье. Однако слова мало помогают, когда дело касается раствора и камня.

Проход был слишком узким.

Да и не «проход» вовсе, а обычная трещина в стене, куда могла пролезть лишь голова, да и та с трудом.

К старым ранам на коже добавились новые — кровоточащие и весьма болезненные. И хотя Телобан привык выносить и куда большую боль, они доставляли ему массу неудобств, в первую очередь потому, что протиснуться в узкую щель с кровоточащими царапинами на груди, спине, ягодицах и ногах было почти невозможно. Шершавый камень цеплялся за одежду и за порезы на коже, раздирая плоть почти так же легко, как и ткань. В этот момент Телобан напоминал насекомое, стремящуюся вырваться из цепких челюстей плотоядного растения.

Ещё немного, ещё совсем немного.

Раствор был старым, но от этого он не стал более податливым.

Наверняка часть древнего акведука, похороненная под толщей земли, щебня и остатков более новых построек. Интересно, из-за каких катаклизмов образовалась эта щель? Камень не так просто расколоть, а судя по всему, этот акведук строился из самого настоящего валуна, да ещё и немаленьких размеров. Впрочем, причины происхождения лаза мало интересовало Телобана. Гораздо более важным было то, что находилось за стеной.

Выдохнув, Телобан принялся протискиваться сквозь узкую щель. Он почти чувствовал, как под кожей трещат ребра, как смещаются хрящи и кости.

Дети всегда остаются детьми, даже если из них готовят потенциальных убийц. В Замке они иногда играли в прятки. Однажды один мальчик, имени которого Телобан уже не помнил, попросту исчез. Его нашли спустя неделю. Тело плавало в резервуаре с водой, куда мальчик залез, пытаясь спрятаться. Телобан помнил, как его вырвало при мысли о том, что неделю он и прочие пили эту воду. И хотя раздутое тело казалось вдвое большим, Телобан не мог отделаться от мысли, что обитатели Замка буквально поедали его, с каждым глотком из чашки или ложкой супа поглощая небольшую частичку растворенной плоти…

Наверняка именно так чувствовал себя тот мальчишка, ведь это и в самом деле была ловушка, из которой не существовало выхода.

А что, если и он застрянет тут? Погибнет от голода и жажды, когда закончится растущий на стенах грибок, до которого ещё можно дотянуться рукой? Или ещё раньше сдавленные грудной клеткой лёгкие перестанут качать кислород, и он задохнётся?