Завораш (СИ) - Галиновский Александр. Страница 91

Это вновь был Голос, и Ош с удивлением понял, что похоже, на этот раз ему придётся уживаться в одном теле с кем-то ещё. С кем-то, кто появился здесь до него.

Жилище занято, поищите себе другое пристанище.

В таких случаях можно либо выдворить хозяина вон, либо договориться.

Интересно, интересно.

Неизвестно, каковы эти солдаты были в действии, но сейчас он мог легко расправиться с каждым из них — и со всеми разом. Гнев, копившийся в нем все то время, что он пребывал в теле ангела, готов был вырваться наружу. Достаточно лишь отобрать у ближайшего солдата винтовку… Даже не отобрать. Дагал был уверен, что тот сам отдаст ему оружие, стоит лишь приказать, а затем…

Нет. Он не мог всего этого желать. Не Дагал, который был главой тайной службы десятилетиями. Ведь эти люди являлись его подчинёнными; в какой-то мере он нёс за них ответственность, даже испытывал привязанность, пусть и на свой манер. Не Ош. Как может желать чего-то подобного червь, для которого так важно лишь выживание: без смысла, без воли, без цели. Все, из чего он состоит — это голод, желание и больше ничего.

И это смятение было настолько сильным, что Дагал едва не пропустил посторонний звук, раздавшийся из-за двери неподалёку.

Судя по всему, это была дверь, ведущая в соседнюю комнату или в погреб. Дерево двери было грязным там, где его наиболее часто касались руки. Кроме того, Дагал рассмотрел несколько свежих вмятин и трещину — как будто совсем недавние.

Тот самый солдат-«выскочка» первым заметил, что Дагал прислушивается. Как и любой из тех, кого заботило продвижение по службе, он привык реагировать на малейшие изменения в настроении начальства. В стражи шли в основном представители городской бедноты — третьи и пятые сыновья городских ремесленников, которым не нашлось места в семейном предприятии. В будущем единицы могли дослужиться до «полудесятника» или десятника. Это означало, что они сами получат в распоряжение от пяти до десяти солдат. Впрочем, дальше этого подняться по армейской лестнице было практически невозможно. И все же… десятник! Дагал так и видел, как этот парень мечтает о чем-то подобном. Всё в его движениях, мимике, дыхании говорило о стремлении выделиться, быть замеченным. Такие люди часто бывают полезны. Особенно очевидно их стремление угодить вышестоящему.

Из-за двери послышался грохот. Теперь уже не только Дагал с его слухом и внимательный выскочка знали, что за дверью кто-то есть. Стволы винтовок медленно поднялись и замерли в горизонтальном положении. Тишина вокруг стала абсолютной, словно на лавку с её необычным содержимым набросили плотную материю.

И в этой оглушающей, неестественной тишине Дагал различил новый звук: чьи-то шаги, а следом — доносящийся с обратной стороны двери скрежет. Как будто кто-то водил ногтями по дереву, но оно не поддавалось. Однако это не точно…

ПОСЛЕ

В этом помещении было гораздо светлее, чем в катакомбах. Спустя мгновение Телобан понял, что источником света служит крохотное окно под самым потолком. Скорее всего он находился в подвале дома, а окно было расположено на уровне земли. Но главное — впереди была лестница, ведущая наверх. Она оканчивалась старой растрескавшейся дверью, из-за которой пробивался свет.

Телобан стал подниматься по лестнице, надеясь, что наверху у него будет возможность слегка отдышаться и высушить промокшую одежду…

***

Шум они услышали практически одновременно. А затем дверь распахнулась и из дверного проёма вывалился человек в мокрой одежде.

Дагал успел заметить его округлившиеся глаза и открытый в немом вопросе рот.

Он так и не понял, кто стрелял первым. Раздался один выстрел, другой. После этого было уже не важно, кто нажал на спусковой крючок раньше остальных. Палили все. Наверняка солдаты решили, что ворвавшийся в комнату человек и есть убийца. И без того тесную комнатушку заволокло пороховым дымом.

Дагал ощутил запах крови. Он проникал в его лёгкие, раскрываясь подобному цветочному бутону. Или это Ош у него внутри наконец ослабил хватку, прекратив цепляться за плоть своими колючками?

Всё прочее — предметы и люди в комнате — застыло. Лишь едва заметно покачивалась ведущая в подвал дверь, которая теперь висела на одной петле. Дым закручивался вокруг старинного оружия, статуэток, пустых, словно окна давно покинутого дома, рамок для картин, мебели. Фигуры одетых в красное солдат казались в нем кривыми мазками, оставленными чьими-то пальцами на грязной стене.

«Что дальше?», спросил себя Дагал-Ош и с удивлением понял, что обращается к Голосу внутри.

А спустя мгновение удивился ещё больше, когда Голос ответил.

***

Телобан слишком поздно понял, что совершает ошибку.

Удар первой пули раскрутил его на месте. Вторая угодила в левый бок. Боль вспыхнула короткой вспышкой, и ему внезапно вспомнились занятия в Башне — наверняка потому, что на уроках фехтования он точно так же пропускал удары в левую часть корпуса.

Боль пришла с опозданием. На этот раз она не была похожа на боль от пропадания тупого конца рапиры или чьего-то кулака. Эта боль пронзала всё тело, каждый нерв, каждую клетку. Пули врезались в грудь, в шею, в голову. Перед глазами вспыхнул фонтан цвета и света — настоящий Хаос красок, форм, превращений…

Хаос, была последняя мысль. Хаос в основе всех вещей.

НЕПРЕОДОЛИМЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

В полдень повозка остановилась. Рашка, мирно дремавший внутри, не сразу понял, что произошло.

Всё дело в том, что рабы, тянувшие повозку до этого, по какой-то причине перестали это делать. Ничего подобного не должно было произойти, пока сам Рашка не отдаст приказ. А он не приказывал — факт. Значит, рабов остановило некое препятствие. В любом случае следовало проверить. Хотя бы потому, что стоящая посреди дороги повозка привлекает внимание.

Сначала Рашка осторожно отодвинул краешек материи, которой было занавешено окно. Материя была темной, плотной и абсолютно непроницаемой, как та ткань, что занавешивала окна в его небольшом магазинчике. Она даже пахла похоже — пылью и стариной.

Когда Рашка сдвинул занавеску в сторону, внутрь хлынуло достаточно света, чтобы ослепить его. Некоторое время паук боролся со слепотой, а затем, когда зрение наконец прояснилось, заглянул сквозь мутное толстое стекло.

Снаружи не было заметно никакого движения. Кроме этого, он не слышал никаких звуков — за исключением собственного дыхания. На мгновение Рашка вновь ощутил себя на том поле, с которого началась его нынешняя жизнь. Уже не человеком, но ещё и не пауком. Словно происходящее вокруг никак не касалось его.

Он закрыл глаза и вновь увидел вспышки от разрывов снарядов… А когда открыл, солнечный свет все так же продирался сквозь мутное стекло, внутри которого застыли десятки крохотных пылинок, и, кажется, части некого насекомого.

Может быть — паука?

Не так ли он ощущал себя в эту минуту? Просто ещё один пойманный в сети бедолага…

Снаружи он видел лишь пустоту. По правую руку раскинулись безжизненные территории, как те, которые он исколесил вдоль и поперёк, катя перед собой тележку с награбленным добром. Видел он и немного вперёд — край безлюдной дороги.

Рука Рашки сама собой нащупала латунную задвижку на двери, но открыть её не вышло, словно в один момент все силы покинули его. Рука необъяснимым образом дрожала.

Наконец задвижка поддалась. Её щелчок в почти абсолютной тишине прозвучал подобно выстрелу — ещё одно напоминание о войне. Медленно Рашка приоткрыл дверь. Он не забыл обтянуть полы халата — чтобы они скрыли паучьи конечности. Шляпа уже была у него на голове, оставалось лишь надвинуть её пониже.

Внутрь повозки, где и так было душно, хлынула жара. Это первое, на что Рашка обратил внимание. Второе — ужасный запах. Тот был настолько сильным, что буквально сбивал с ног.

Оказалось, его возницы просто… обделались. Оба стояли, тупо глядя перед собой, не делая никаких попыток избавиться от неприятной субстанции.