Молчи (ЛП) - Малком Энн. Страница 51

Орион словно проглотила кинжалы. Ее не тошнило от того, что она сделала. Ее тошнило при мысли о тюрьме. От того, что её поймают. И о том, что Мэддокс больше никогда не улыбнется ей.

Его улыбка дрогнула от ее молчания, сменившись озабоченным хмурым взглядом.

— Ты в порядке? Выглядишь так, будто не спала.

Орион выпрямила спину. У нее не могло быть никаких отношений с этим мужчиной. Он слишком легко все замечал. Слишком сильно заботился.

— Я не разбираюсь в светских тонкостях, но даже я знаю, что не стоит говорить что-то подобное женщине, — теперь ее голос звучал сильнее. Холоднее.

Орион теперь убийца. И ей нужно начать вести себя соответственно.

Мэддокс выглядел обиженным.

— Прости, я не это имел в виду. Я просто беспокоюсь о тебе, — он сделал паузу. — Я забочусь о тебе, Орион.

На нее это никак не повлияло. Это признание, сказанное тихо и с нервозностью, просачивающейся сквозь слова. Все бы получилось, если бы она не спустилась в свое каменное сердце, место, где она ничего не чувствовала и думала только стратегически. Она не могла приписать себе такую идею. Время от времени она позволяла себе читать для удовольствия и погружалась в серию фэнтези Патрика Ротфуса. Ей понравилась идея создать такое место в своем воображении. Миры, в которые она обычно убегала в своем воображении, когда страдания становились слишком велики.

Конечно, у нее не было магии. Она смогла вернуться в это бесчувственное состояние, потому что была немного психопаткой. Родилась ли она с этим или это выросло в ней от ужасной жизни, не важно. Она знала, кто она, кем она была, и смирилась с этим фактом, когда засунула отрезанный член доктора в его собственный рот, и ей это понравилось.

— Ты не должен заботиться обо мне, — сказала она, стараясь произносить слова медленно, следя за тем, чтобы каждое из них было заострено так, чтобы у него пошла кровь. — Тебе не нужно этого делать. Я не твоя работа. Я не твоя школьная подружка. Я не какая-нибудь девица с проблемами, которую ты должен спасать. Я — ничто.

Рот Мэддокса сжался в жесткую линию.

— Ты знаешь, что это чушь собачья, Орион. Ты для меня не пустое место.

Наконец-то, хоть немного стали в его голосе.

Она приподняла бровь.

— Хорошо, тогда кто я для тебя? — потребовала она. Но не дала ему ответить. Она не собиралась позволять ему пытаться сказать ей, кто она такая. — Ты хочешь, чтобы я была жертвой, Мэддокс, — выплюнула она. — Потому что тогда ты, Мэддокс Новак, сможешь стать героем.

Он не дал ей той реакции, которую она хотела. Он не был жесток, не обижал ее в ответ.

— Нет, Орион, я не хочу защищать тебя, — тихо сказал он. — И я чертовски уверен, что не хочу, чтобы ты стала жертвой, — он шагнул вперед. — Я знаю, что ты совсем не такая. Ты — воин, — Орион затаила дыхание, но он встал недалеко от того, что она считала своей невидимой границей. Необходимая границу между ней и другими людьми, чтобы остановить постоянную потребность содрать с себя кожу, которая болела от воспоминаний о том, что происходило, когда другие люди — другие мужчины — приближались к ней. — Ты гребаный воин, Орион. В сердце. В сознании. В душе. Весь мир уже знает об этом. Тебе просто нужно наверстать упущенное.

Поцелуй у двери был единичным. И в нем виновата текила. Она больше не будет этого делать. Так что она слегка отстранилась от него, но нерешительно.

— Я хочу, чтобы ты стала героиней своей собственной истории, — тихо сказал Мэддокс.

Если бы он ударил ее физически, то причинил бы меньше вреда. Зрительный контакт, тон, сами слова — все это было маленькими ножами, прокалывающими ее кожу.

Она не могла этого терпеть. Он смотрел на нее так, словно она была кем-то, кого нужно вылечить. Будто она достойна его. Достойна счастья.

Орион почти сделала это, просто чтобы он не подходил ближе. Она чуть не сказала ему, что убила человека. Забрала отца у детей. Овдовела женщину. И что ей это понравилось. Что это каким-то непонятным образом зарядило ее энергией. В каком-то смысле она была зависима от этого. Она хотела сказать ему, что планирует сделать это снова. Тогда это бы чертовски точно стерло бы это выражение с его лица. И отправило бы ее в полет с того гребаного пьедестала, на который он ее поставил. На который ее поставил весь мир.

Ее рот открылся, слова готовы были сорваться с языка, но она остановила себя. Она могла лгать ему, всем окружающим, но не могла лгать самой себе. Маленькая, и самая ключевая частичка ее самой должна была стоять на этом пьедестале. Ей нужен был этот взгляд. Нужен Мэддокс.

Она остановилась, не дойдя до полного признания.

— Я не героиня, Мэддокс, — сказала она, отступая назад. — Я злодейка. Ты просто еще этого не видишь.

Она потянулась вперед, хватая кофе, пакет, а затем захлопнула дверь у него перед носом, чтобы доказать свою точку зрения.

— О, у тебя поджаренные равиоли, — сказала Эйприл, глядя на пакет с едой на вынос, который держал Мэддокс. Она наклонилась вперед и выхватила его у него из рук. Он был полицейским. Он должен обладать лучшими рефлексами, чем это. Но ничто, кроме сверхспособностей, не заставило бы его победить свою сестру, когда речь шла о поджаренных равиоли.

— Ты хочешь меня задобрить для чего-то, — сделала вывод Эйприл — и не ошиблась, уже жуя равиоли, обмакнутые в соус маринара. Она закатила глаза. — Ладно, неважно, что нужно? Закопать тело? Доем и возьму свою лопату.

Мэддокс усмехнулся, направляясь к холодильнику, чтобы взять пиво. Холодильник был полностью заполнен, все организовано «системой» Эйприл, о которой ему не разрешалось знать. Ему было наплевать. Он был просто счастлив, что его сестра помешана на чистоте, а это означало, что ей нравилось убираться. Но она не любила готовить. Так что в основном там были просто закуски или дерьмо, которое она добавляла в коктейли.

Он знал, что странно жить со своей сестрой, будучи взрослым мужчиной, но если твоя сестра Эйприл, а в твоем прошлом была Ри, это имело смысл. Они с Эйприл каким-то образом стали друзьями во всем этом дерьме. До этого они вцеплялись друг другу в глотки, ссорились и подкалывали друг друга. Она была просто его раздражающей, драматичной младшей сестрой, а он был мудаком-старшим братом. И конечно, у них было много разногласий за эти годы, например, когда ему приходилось вытаскивать ее из бара в Теннесси, когда она ездила за гребаной рок-группой по всей стране. Они много ссорились, но быстро мирились, потому что знали, что нуждаются друг в друге, и они знали, что хоть их родители были любящими, они действительно были только друг у друга в этой жизни. Потому что ни один из них не оправдал мечты своих родителей. Так что они держались вместе. Они исцелялись вместе. И в процессе они сблизились.

— Я полицейский, Эйприл, — сказал он, потягивая пиво. — Я могу избавиться от тела самостоятельно, так что большое спасибо, не надо.

Она фыркнула.

— Да, верно, мистер «Сборник Правил». Тебе не одурачить меня нарядами полицейского. Я знаю, что твоя «мораль» и «этика» слишком непоколебимы, чтобы убить кого-то и попытаться выйти сухим из воды. Ты был бы первым человеком, который умер бы от гребаного беспокойства.

Он сел на диван.

— Не обязательно впутывать мораль и этику. У большинства людей есть эти качества.

Она закатила глаза.

— Большинство людей скучны. Итак, чего ты хочешь от меня?

Он вздохнул и сделал еще один глоток пива.

— Мне нужна помощь с Орион.

Эйприл замерла, не донеся последние равиоли до рта. Маринара капнула ей на колени.

— Она пытается оттолкнуть меня. Я беспокоюсь о ней. Я… — он замолчал. Он не собирался рассказывать Эйприл о поцелуе, обо всех этих сильных, всепоглощающих чувствах, потому что это шло вразрез с моралью и этикой, которыми Эйприл только что его дразнила. Его учили хорошим манерам. Уважению. Он не болтал о поцелуях. А еще он был эгоистом. Он знал, насколько редким был этот поцелуй. И как это больно для нее. Он хотел, чтобы все это принадлежало ему и Орион. Если быть честным с самим собой, он хотел большего, но сегодняшний день показал ему, что она не готова к этому. Если бы он надавил, она бы сдалась. У нее было бы достаточно времени, чтобы возненавидеть его за то, что он был еще одним мужчиной, который отнял у нее всё. Тогда бы он ненавидел себя.