Демонология Сангомара. Наследие вампиров - Штольц Евгения. Страница 23

«Странно, — подумала она. — От дыры в боку уже не осталось и рубца, а укус еще виднеется…»

Тут Уильям повернул голову, открыл глаза и встретился с Линой еще сонным взглядом. Она замерла. Он взял ее ладонь в свою и нежно поцеловал, прижал к щетинистой щеке. Она улыбнулась. Он тоже ласково улыбнулся в ответ — и в свете очага сверкнули длинные клыки. Лина побледнела. Улыбка сползла с ее лица, уступив место страху, а губы предательски задрожали.

Не понимая, что послужило причиной такой перемены, Уилл начал оглядываться, будто желая отыскать ее.

— Бабушка, бабушка… — тревожно позвала Лина, отскочив от милого.

Кряхтя, старуха поднялась с лежанки. Она отряхнула ночную рубаху от пыли и взглянула на полусонного, но уже встревоженного рыбака.

— Ты очнулся, мальчик мой.

— Да, бабушка. Спасибо вам за то, что помогли. Долго я спал?

— Почти два дня.

Уильям встал, отчего льняник упал его к ногам, а Линайя тут же покраснела. Он тоже засмущался и, подняв льняник, завязал его узлом вокруг талии.

Травница спросила:

— Как себя чувствуешь?

— Хорошо. Правда, кхм, в горле сильно першит.

— Так ты голоден? — настороженно спросила она.

Уильям почувствовал, как горит горло. Он был не просто голоден, а очень голоден. Но зная нищету этого дома, не мог позволить себе признаться, поэтому только мотнул головой.

— Не обманывай старую Удду! Раз так скромничаешь, то, может, булочек съешь, что твоя милая накупила?

— Ну… ладно, бабушка, давайте.

Удда достала из корзины булочку и протянула ее на вытянутой руке. Стоя за ней, из-за ее костлявого плеча глядела испуганными глазками Лина. Уильям с аппетитом вгрызся зубами в хлеб. Он откусил пару кусочков, проглотил, не разжевывая, когда вдруг почувствовал дикую боль. Будто проглотил он не мягкий хлебушек, а пригоршню гвоздей. Его тут же затошнило, и он все выплюнул, скрючился и в исступлении закашлялся.

Удда и Лина разом побледнели.

— Мальчик мой, может, запьешь? — Травница дрожащими пальцами взяла глиняную кружку со стола и подала ее.

Откашливаясь, Уильям принял питье. Внутрь он не заглядывал, только запомнил, что запах питья дурманил. Не пах так ни один весенний цветок, не пахла так его милая Лина, когда он загребал ее в объятия и целовал, — все прежние запахи померкли перед силой этого. Скоро вдохнув его, он выпил залпом. И внутри разлилось благодатное тепло, а сам он почувствовал прилив сил.

Уилл в блаженстве облизнул губы.

Послышался испуганный всхлип. Уильям с трудом оторвался от смакования той услады, что ласкала его язык, и непонимающе уставился на женщин. Удда держалась за ручку двери, готовая вот-вот ее распахнуть и выбежать из дома, а Лина всхлипывала, вцепившись в плечо старухи.

— Что случилось? — Уильям был в недоумении.

Они молчали.

Тогда он заглянул в кружку, и цвет питья его насторожил — темно-алый. Он провел пальцем по стенке. По пальцу растекалась густая кровь.

Уиллу вспомнился оскал Гиффарда, как тот вцепился в его горло, обещая чем-то одарить, — и ему все стало ясно. Он побледнел и дотронулся языком до зубов, нащупал клыки, охнул, и в его глазах вспыхнул ужас.

— Я вижу, ты все понял, — нарушила тишину Удда.

— Я вас не трону, бабушка, Лина… — прошептал пораженно он. — Клянусь!

Травница посмотрела на его открытое, светлое лицо, его дрожащие руки, напряженный и мечущийся взгляд и подошла ближе, но все же остановилась в двух шагах, на всякий случай. Уильям продолжал водить языком во рту. Затем и вовсе полез туда пальцами, силясь расшатать клыки, однако безуспешно.

— Неужели это не сон? — шептал он.

— Мальчик мой, жаль, что так случилось… Но тебе нужно уйти, люду не надобно знать, что ты не преставился перед Ямесом. Мы уже все подготовили, я послала Лину купить тебе дорожный костюм… Понимаешь, сынок?

На глаза травницы навернулись слезы, и она вперилась в пол, сжав морщинистые губы.

Уильяму казалось, что он спит, что все это происходит с ним в кошмаре. Еще два дня назад он хотел просить руки своей милой, а сейчас вся жизнь, планы, мечты отправились прямиком к Ямесу! Лина увидела его полный скорби взор и, наивная и доверчивая, не обращая внимания на вскинутую старухой руку, подбежала к нему и разрыдалась. Они оба встали посреди обветшалой лачуги, крепко обнявшись. Так и стояли они, пока Уильям не спросил тревожно о матушке, о которой переживал:

— Бабушка Удда, а что с моей матушкой?

— Жива, все хорошо с ней. Им выделили хороший дом, да еще и с вещами подсобили. Так что ступай с богом, да защитит тебя Ямес. И не гляди так… Не гляди! Они теперь рядом живут, мы с Линой позаботимся, не тревожься.

— Но как я смогу отплатить вам за помощь?

— Ай, еще один! — махнула раздраженно рукой она. — Я дала этим деньгам лучшее применение, чем пылиться у меня в кошеле за печкой. Уходи как можно быстрее!

— Спасибо вам… — горько прошептал Уилл, и в его сердце затеплилась надежда, когда он услышал, что матушка не останется без крыши над головой.

Он дрожащими руками переоделся в дорожные вещи: коричневые штаны простого кроя, серую рубаху, подвязанную поясом, а также плащ черного цвета с капюшоном.

Лина выглянула на улицу. Там было тихо и пусто, тьма легла на Большие Варды, и все спали мирным сном в своих постелях. Лишь выборные дозорные топали по площади, следя за спокойствием. Следом из дома вышли Удда и Уильям, обогнули его и направились через заброшенный старый сад, который сейчас стоял в цвету.

Пахло весной, пели мацурки.

Уильям, Лина и бабушка Удда подошли к кромке соснового леса, который нависал черной стеной.

— Ну что ж, доброго пути, мой мальчик! Надеюсь, ты найдешь свое место в этой жизни. — Травница обняла его и похлопала по спине.

Лина подбежала, обвила своими ручками шею склонившегося к ней Уильяма. Тот жарко поцеловал ее, вдохнул запах ее черных мягких волос, пытаясь запомнить, ведь никогда больше ему не увидеть ни Вардцы, ни матушку, ни свою милую.

— Прости меня. Я так и не смог сдержать обещание…

Линайя расплакалась.

— Главное, что ты выжил! Если бы ты погиб, я бы места себе не находила! А так… А так, может быть, ты найдешь свое счастье. Не здесь, не со мной… Но я хочу, чтобы ты был счастлив.

Она прильнула к любимому и уже не могла сдерживаться. Со всхлипами, уткнувшись носом в его дорожный плащ, Линайя стянула со своего запястья серебряный браслетик, который очень давно перешел к ней от бабушки. Она вложила его в ладонь Уильяма.

— На память, — прошептала она.

Уильям надежно спрятал браслет и в последний раз поцеловал Линайю. Наконец он нашел в себе силы, отстранился от нее и прошептал, давясь слезами:

— Прощай! — И повторил он еще раз: — Прощайте.

Медленно, качающимся шагом пошел он в сторону леса, постоянно оглядываясь. Ветви раскидистых сосен вскоре скрыли две маленькие фигуры позади него — и Уильям погрузился в ночь, странно светлую для него.

Глава 4. Преследование

Стоило Уильяму раствориться в ночи, как из леса близ Малых Вардцев показались конники. Они въехали в покинутую деревню, внимательно осматриваясь. На их рукавах виднелись черно-белые нашивки с изображением горы и чуть ниже — полностью черных глаз. Символизировали ли эти глаза вурдалаков, столь обильно населяющих Офурт, или что-то другое — неизвестно. Однако герб этот тянулся за родом местных лордов уже тысячу лет.

У некоторых к седлам помимо копий были приторочены еще и клети, чуть погнутые и покореженные. В них сидели нахохлившиеся от ночного холода вороны. От сильной тряски птицы порой злобно каркали.

Один конник выделялся среди прочих. Был он кряжистым, как бревно, крепким, с намечающимся брюхом — такими бывают только зрелые мужи, уже давно растерявшие юношескую стройность. Уродливый доспех делал его еще кряжистее, а красный плащ подчеркивал багряность и рыхлость его щек. Конник спрыгнул с черного коня, громко лязгнув наплечниками о нагрудник.