Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль. Страница 24

Старичок был скрыт за спинами и благожелательно улыбался. Я боялась таких улыбок. Именно с такими улыбками отправляют на эшафот. Худенький, с очень тонкими руками и совершенно белыми, легкими, словно облако, но на удивление густыми волосами, он казался ужасно хрупким... и когда я сообразила, как он одет, то мысленно попрощалась и с этой жизнью.

Священник. Причем непростой. Священник очень высокого ранга.

Святая Анна, как там правильно сложить руки? Ладонь на ладонь, правой рукой вниз, прижать к груди, склонить голову.

Мне было страшно поднять глаза. Богохульство — вот что в этом мире карается так, что никаким бандитским фильмам про лихие девяностые и не снилось. Но покоситься — из-под ресниц, исподлобья — я была вынуждена и увидела, как старичок поднял обе руки ладонями ко мне так, что на мгновение закрыл себе лицо, опустил на уровень груди, чуть развел в стороны, потом сложил на коленях.

— Ниспошлет господь благословение, ежели просишь, дитя, — прищурился старичок, — я, скверный слуга его, лишь проводник воли его. Так как, дитя, и кто надоумил тебя доктору ле Корбье давать совет, м-м?

Он напомнил мне магистра Йоду своим невозмутимо-ласковым видом. Только ушами не шевелил и был не зеленого цвета. Его… ряса, да? Нет? Как это вообще называется? Его одежды были насыщенного фиолетового цвета, и, может быть, еще и поэтому узкое сухое лицо имело какой-то болезненный оттенок. 

Не того, что я орала в туалете на графинь, стоило мне опасаться, все-таки нет.

Я выпрямилась. Как обращаться к нему? Или меня уже ничто не спасет?

— Я вижу святую Анну во сне. Часто вижу. — Как вовремя я услышала балладу! — Я вижу, как она лечит. Вижу, как она пытается спасти Средство. Иногда она говорит со мной.

— Ваше высокопреосвященство, — услышала я за плечом зловещий шепот, и ноги мои едва не подкосились. Так обращались к кардиналам, пусть в нашем мире, но отличий в этом как раз-таки нет.

— Ваше высокопреосвященство, — послушно повторила я.

— Что она говорит тебе, дитя?

Что это мои последние минуты, наверное.

— Часто я не могу разобрать. Но когда разбираю, поступаю так, как она мне велит. Когда мы ехали сюда, я видела, как она помогает роженице. И видела, что она делает. Когда я увидела роженицу здесь, я поняла, что мне делать.

Как пятилетний ребенок. Герцогиня если что-то и поняла, то будет молчать. Может, и она прикидывается среди этих людей полной дурой, а может, ей и прикидываться не надо.

— Я смотрю, как она поступает. Не жалей свет, господь любит свет. Прикрывай плоть свою. Люби плоть свою, ибо ее тебе дал господь. Береги дар господень, ибо противное огорчает его.

Кажется, если бы я не стала когда-то той, кого презрительно называли «шопницей», потом — «ларечницей», потом — «торгашкой», потом — «бизнесвумен» и только в последние годы — «сэлф-мейд», я могла бы основать какую-то секту.

Я слышала шепотки. Я чувствовала, как герцогиня режет меня взглядом на части, и практически ощутила, как крадется ко мне ночью Пьер, вооруженный тяжелой подушкой.

— Я мог бы приказать тебя высечь, — как-то задумчиво заметил кардинал, склонив голову, — но бедняжка ди Мареццо и ее дитя живы. Оба.

По комнате пронесся удивленный вздох.

— Да, да, — продолжал кардинал, прикрыв бесцветные глаза. Странно, сообразила вдруг я, а кожа у него чистая. Морщины есть, да, но ни одного старческого пятна! — Когда мне сказали, что некая девица дала доктору ле Корбье совет, когда мне сказали, что доктор ему последовал, но жизнь утекает из бедной родильницы капля за каплей, я даже прервал молитву. Ибо, — он метнул на меня внимательный острый взгляд — боже, кто сказал, что это немощный старикашка? — Ибо и вправду господь заповедал беречь плоть и дух, потому что дар они есть бесценный.

— Вы великий маг, ваше высокопреосвященство, — с поклоном польстил один из мужчин. Польстил ли, впрочем, подумала я. — Наложение ваших рук спасло ей жизнь.

Маг? В этом мире, помимо лезаров, есть магия?

— Может, и девица де Аллеран маг?

От этого нового голоса по комнате будто вихрь прошел — все вскочили и как-то заполошно склонились. Сидеть остался только старичок кардинал. Да полно, меня даже не так занимало, кто вошел, как поразила перемена в его облике. Старичок еще даст всем жару, и как мне показалось, что он еле ноги таскает от этого кресла до собственной кровати? Да, ему много лет, но он полон сил, и глаза блестят, и руки, опять сложившиеся в благословляющем жесте, сильные, жилистые.

Магия.

Я обязана была обернуться к вошедшему и подчиниться тому, что вбили в тело Маризы. Поклон, куда более глубокий, чем в котором я приседала до этого, и только после этого можно — не в коем случае ни в глаза! — посмотреть на короля.

— Ну что вы, ваше величество, — голос кардинала сочился ласковым обманом, и я не понимала, ловушка это или же нет, — магия не может родиться в женском теле. Но интересно, интересно, да, ведь видящими во все века были женщины… 

— Ваше величество!

Герцогиня. Отвали, старая сводня, как же ты некстати.

Король был молод. Очень. Его супруге, как я уже знала, пока формальной, пятнадцать и она еще сущее дитя, но и король был невероятно юн. Возможно, моложе самой Адрианы-Маризы. Лет восемнадцать, может, девятнадцать, и выглядел он как старший школьник. Длинные, ниже плеч, черные волосы, вытянутое лицо, довольно симпатичное, хотя, может, дело в молодости? — серые глаза… Мальчишка мальчишкой. Одет пристойно, не похож на расфуфыренного павлина, камзол и штаны до колен темно-серого… кажется, все-таки бархата, ботинки с… серебряными? — пряжками… зачем ему наряжаться? Мальчишка-то он мальчишка, и уже с такой властью. И я почему-то задумалась, доволен ли он?

Мне показалось, не слишком, но он смотрел на меня с интересом.

— Видящая, — продолжал кардинал, которого я теперь не видела, только слышала, — или та, кто притворяется ею. Как нам проверить, дитя господне, Тьма великая говорит твоими устами или же Свет?

Продолжение следует...

Глава восемнадцатая

Ну вот и все. Мне устроят пытку. Я сама виновата, нельзя было так лезть на рожон. Доигралась.

— Она всегда была немного блаженной, ваше величество, ваше высокопреосвященство, — вмешалась герцогиня. Выглядела она слегка перепуганной, мне было на нее наплевать.

Скажу правду, решила я, как она есть. Ну отрубят мне голову или сожгут на костре. Больно, но ничего не поделаешь… Как-то бездарно я потратила свой второй шанс.

— И я бы так подумал, — протянул кардинал. Но больше ничего не сказал. Более того — он поднялся и просто ушел в сопровождении одного из мужчин.

Один вопрос, одно предложение, и мне конец. Даже в свои двенадцать, читая «Трех мушкетеров», я недоумевала, как могла Анна Австрийская, в общем, неглупая женщина, взрослая, обойтись со своими подвесками так… безрассудно? По-детски? Став постарше и прочитав побольше книг, не только маркированных «для среднего и старшего школьного возраста», я поняла, что это такой прием. Не у политиков и королев, а у писателей и сценаристов. Нет глупости — нет сюжета. Или есть, но это сложнее и, вероятно, затратнее. 

Нет глупости — нет плахи. Анна Болейн попала на эшафот по стечению обстоятельств. Оправдание: у меня было мало времени. У меня его вообще не было, но оправдание собственной неосмотрительности… собственного крайнего идиотизма — утешение слабое.

Один вопрос: «Могу ли я прочесть молитву». И все для меня будет кончено. Я не удосужилась хотя бы открыть молитвослов, а ведь Адриана знала молитвы, и не одну. 

— Вы вправду видящая?

Я понятия не имела, не казнят ли меня еще и за то, что я либо кивну, либо мотну головой. Но что мне оставалось — я вымученно улыбнулась и пожала плечами. 

— Так считает его высокопреосвященство, — сказала я, упрямо глядя в пол. — Я только следую тому, что говорит мне святая Анна. И если бы я… не следовала, графиня ди Мареццо бы умерла?