Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль. Страница 37

Ненавидела в детстве сочинения по картинам. А сейчас еле сдержала истерический смех и едва не надавала себя пощечин. Раз: кажется, снова буйство гормонов. Два: ну не могли же со школьной скамьи готовить детей в попаданцы? И если уж говорить о детях: в этом коридоре я должна отмолить какого-то младенца? Какого и почему? И зачем для этого мне быть придворной дамой? 

Ненавидела сочинения по картинам и сейчас сочинила какой-то бред. 

К черту, кощунственно подумала я, хотя уже знала прекрасно, что в этом мире концепции ада нет и чертей никаких тоже. Осмотрев молельню как могла, я опять устроилась у стены и только вытянула ноги, как услышала звук.

Кто-то… открыл где-то дверь?

И даже не подумав, что это могут сдвигаться стены, чтобы оставить от меня лишь не самое доброе имя, я вылетела в коридор.

Глава двадцать седьмая

Она была деревянной. Та самая дверь, которую я приняла за стену. На нее лился свет, после полутьмы коридора казавшийся мне мучительно ярким, и да, дверь все-таки была деревянной. И я не понимала, как могла спутать дерево с камнем. 

Это настораживало сильнее, чем странный коридор с давилкой и молельней.

Мало ли, что там было, за этой дверью. Демоны и потусторонние твари, которые схавают мой аппетитный суповой набор.

Но женщина, которую я увидела, была не похожа на демона, если только не притворялась. Была она сутулой, что меня удивило — здесь у всех была такая прямая спина, словно их с колыбели лупили палками за попытку расслабиться. Или заставляли ходить с плошкой на башке, куда не воду наливали, а серную кислоту. Чуть наклонишься — и привет… А может быть, все проще: они с детства носили эти жуткие корсеты, в которых и захочешь — не согнешься. Да и все.

Каждая эпоха рождает свое притворство. А было бы очень забавно, если бы именно здесь актуальны были безбровые лица. Вот тогда мироздание бы пошутило на сто процентов, но вероятно, оно не успевало следить за нашими трендами. Ни хвосты белок, ни щедрые четкие линии я себе на физии не рисовала, но лишаться бровей совсем меня как-то не особо тянуло.

— Хранит вас господь, — сказала женщина и отступила на шаг. Я поспешно выбралась из коридора и стояла теперь, еле держась на ногах, и осматривалась. Из глаз текли слезы — это не эмоции, это свет, утешила я себя. Просто свет. Ничего больше.

Красивый зал. Небольшой, пустой практически, на наши мерки — квадратов пятьдесят, и, конечно, поразительно неуютный, но есть камин, уже плюс. Вот оно что…

— Ее величество ждет вас, мадемуазель, — услышала я знакомый мужской голос.

Были бы условия сделки известны мне с самого начала, я бы наотрез от нее отказалась. Маркиз де Сото кивнул и вышел, женщина, которая привела меня, представилась — ее звали Теодора и она была кем-то вроде секретаря и переводчицы королевы. Она на меня произвела самое милое впечатление. Если бы меня еще можно было обмануть такими нехитростями, хмыкнула я так, чтобы никто не заметил.

Готова ли я была потерять бизнес в обмен на то, что увижу, каким блеском горят глаза маленькой королевы? Как ответить честно самой себе? Нет, не готова. Но я стерла улыбку, приседая в глубоком поклоне перед ее величеством. 

И — да, я все начала сначала.

Мне в первый же день отвели отдельную комнату. Этель прислали ко мне, и она, умница, забрала все ценное, что у меня было, и даже передала еще один увесистый незнакомый мне раньше мешочек, запечатанный королевской печатью. Этель ничего, как я могла судить, не украла и была тут же вознаграждена. 

А дальше завертелась работа.

Королева и Теодора — она была не только сутулой, но и очень плохо ходила, что-то у нее было со спиной, возможно, какая-то травма, и пределы покоев королевы она не покидала — с энтузиазмом расспросили меня, правда ли, что в моих комнатах было светло и тепло. О да, правда! Насчет света — здесь его больше, так что давайте начнем с тепла?

И — потому что кто бы мог помешать ее величеству — нам немедленно принесли роскошные ткани, которыми в ближайшие дни слуги по моему указанию покрыли все стены. Уже знакомый мне каменщик получил огромный заказ, прислуга озаботилась прокаливанием одежды, я долго гоняла по кругу измученных слуг, пытаясь расставить мебель так, чтобы нам было тепло спать, можно было не закрывать дверцы кровати и при этом спокойно ходить по комнатам, не натыкаясь на предметы меблировки. Отработанная уже схема, к тому же на этот раз все было санкционировано. Тяжело впервые, потом только оптимизация. 

В покоях ее величества я едва не разбила себе рукой лоб: королева спала на нормальной кровати, вместо стенок ее ложе украшал балдахин, но камин — и, внутренне содрогаясь от нахлынувшего живого воображения, подкидывавшего мне картины неизбежной беды, я велела кровать переставить от огня как можно дальше. Еще дальше. И подобрать по максимуму с пола болтающиеся тряпки, а чтобы ее величество не мерзла, принесите еще пару одеял, ироды безголовые. 

За пределами дворца расцветала весна, с каждым днем было все больше шума и вони, а наши дни проходили одинаково.

Подъем, зарядка. Наконец-то я занялась своим здоровьем. И, как ни странно, София и Теодора — насколько она могла — охотно присоединились ко мне. В Клейдарии испокон веков красоте тела уделялось немало внимания, именно там зародилось то, что у нас называется Олимпийскими играми. Разумеется, себе я пощады не давала, а ее величество и Теодора ограничивались простыми растяжками, но я не настаивала. 

Я полностью покончила с комнатами, которые занимали София и мы трое, и занялась остальными помещениями. Гардеробная — каменщик выложил нечто, что я назвала «печью»: подобие колодца, в нем горит огонь, над колодцем — плита, на этот раз из камня, и одежда отлично прокаливается от вшей. Лишней такая мера не будет. Ванная, в которой я применила все знания, что когда-то почерпнула об эргономике. И опять: колодец с огнем, теперь покрытый листом металла, это же плита, на которой можно греть воду и которая превосходно отапливает помещение. А вот тут — ряд кувшинов с уже прокипяченной водой, и все под рукой и расставлено таким образом, что даже намеренно ошпарить ее величество не получится. 

Комнаты прочих слуг: обогрев и свет, комната, в которой ее величество занималась рукоделием: столики и освещение, комната, в которой мы читали священные истории: обогрев, свет, удобные кресла. Рутина, и изменений на первый взгляд немного, но — тут вынести какое-то кресло, тут поставить столик, тут слегка изменить расположение свечей, и вот уже просторнее и светлее. Завесить стены тканью, расставить жаровни в безопасных местах, и вот уже можно ненадолго открыть окно и проветрить комнату, не опасаясь, что ее выстудит окончательно.

У королевы было достаточно много слуг, но только трое, включая меня, спали в ее спальне по очереди. Третьей была Антуана, молчаливая строгая дама, первое время мы держались с ней взаимно прохладно, а потом вдруг нашли точки соприкосновения в любви к музыке. Святая Анна, если уж любить музыку, то явно не тот музыкальный продукт, который в мое время не издавали только что микроволновки! Антуана умела играть на арфе. Мне под эту музыку отлично было балдеть. 

Пьеров мужского пола имелось штук десять, все они были вышколенные и молчаливые, спали они на подобии полатей не в покоях ее величества, а в тех помещениях, двери из которых вели уже непосредственно во дворец. С одной стороны, охрана, с другой: если подкупят кого-то из них? Король меня напугал подозрениями, и я не могла выкинуть из головы мысль, что маленькой королеве что-то угрожает физически, а я не смогу это предотвратить. И чем больше видела я людей вокруг Софии, тем больше боялась покушения на нее. Прямо мне никто не сказал, что королеву могут убить, но. Но. Мне вообще никто ничего не говорил прямо.

Ежедневно мы ходили молиться. Я поняла, почему София чувствовала себя одинокой, несмотря на то, что и Теодора, и Антуана относились к ней очень тепло: они держались на расстоянии, чрезмерно почтительно, я же эту дистанцию стерла с самой первой с ней встречи. До дружбы дело у нас не доходило, но и не было чувства, что общение вынуждено и фальшиво. София и улыбалась мне чаще, и обсуждать Книгу больше любила со мной, и с большим интересом расспрашивала, что я делаю с ее покоями и зачем. Я отвечала охотно, но о том, что боюсь покушения на нее, конечно, молчала.