Особые обстоятельства (СИ) - Чеп Инна. Страница 34

Она вздрогнула, неосознанно обняла себя руками. Кивнула. Качнулись локоны, в беспорядке лежащие на плечах — утренняя прическа превратилась в сущий кошмар, но сегодня нисе, судя по всему, не было дела до своего внешнего вида.

— Да.

— Хорошо. Садитесь.

Она опустилась на стул. Он продолжил стоять у стола, неумолимой ночной тенью возвышаясь над хрупкой женской фигурой. Подвинул лампу ближе к посетительнице. Ниса действительно выглядела болезненно-бледной. Чертами лица она очень походила на Славена: те же тонкие губы, тот же волевой подбородок, тот же высокий лоб, только волосы имели не темный цвет, а золотистый, и глаза были не зелёными, матушкиными, а голубыми, видимо, в отца. На тонких пальцах красовались кольца и перстни. Очень дорогие кольца и перстни. На каждом пальце, на некоторых даже по два украшения. Это наводило на определенные мысли.

— Вы пришли дать мне взятку?

Девушка вздрогнула, невольно кинула быстрый взгляд на свои руки.

— У меня… Я…

— Не утруждайтесь. Не надо ни врать, ни пытаться меня подкупить. Вы представления не имеете, сколько мне платят.

Жизнью. А жизнь — это самое дорогое.

Откуда такие нелепые мысли?

— Я…

— Что вы хотели рассказать?

Она глубокого вдохнула и заговорила быстро, торопливо:

— Он не виноват. Не может быть виноват. Он ночью только эти свои глупые серенады петь уходил. Наивный. А когда убили Арджу, в тот вечер матушке нездоровилось, он ей читал. Он не мог. Это не он. Слуги! Слуги могут подтвердить, что он был дома! Если не верите родственникам — спросите их! Славен и мухи не обидит! Иначе бы давно свою нису украл!

Ниточка… Горькая, острая, с запахом каленого железа… Какая интересная ниточка!

— Вам не нравится его невеста?

— Она… — ниса замолкла, пытаясь подобрать правильное слово. — Милая. Но… — Девушка опустила взгляд, сжала свою маленькую сумочку и вдруг затараторила, захлебываясь словами: — Понимаете, если бы она по-настоящему его любила, она сбежала бы с ним! Она бы выступила против воли отца, не испугалась бы! Пришла, сказала бы, вызволила! Она не плохая, очень грустная, нежная, тихая, но разве любовь — это не то, что выше предрассудков? Она заставляет делать больше, чем можешь! Разве не должна тихая кричать от боли, когда он сидит там, в этом вашем черном каменном мешке, на старой соломе, в компании с крысами? Разве не должна спокойная требовать, спорить, бежать и делать? Разве не стоит отбросить грусть и стать разъяренной степной кошкой? Славен так о ней говорит! Он такие слова ей писал! Он что угодно ради нее сделал бы! К отцу ее ходил сколько раз! Такой выкуп за невесту предлагал, матушка за сердце хваталась! А она что для него сделала? Что?

Запал иссяк. Милица затихла. Щеки ее покраснели, глаза блестели, и весь вид выражал праведное негодование. Димитрий мысленно вскользь отметил, что ниса на гнилую солому никто не положил бы, не те времена, но говорить ничего не стал.

— Вы знали о ритуале?

Девушка опять погрустнела.

— Без подробностей. Рисунок я не видела. Но Славен помешался на этом, все время говорил, что принесет Ильяне избавление. Каждый раз, когда он не находил ее на каком-нибудь балу или ужине, он бледнел и надолго запирался в комнате. А тут ещё она заболела, и он совсем с ума сошел. Славен твердил, что нис Бель ее убьет. Что ему объяснили: старый аристократ проклят, он питается страданиями дочерей и скоро вовсе сведёт старшую в могилу. И нельзя ждать. Он сказал, ритуал безобиден: знаки двойные, значит, что откроется, то и закроется. Бояться нечего. — Девушка закрыла лицо ладонями. — И смеялся надо мной, говорил, что нис Кисл еще научную работу по этому "приключению" напишет. А потом его старик Йозо еле довёз до дома. Не знаю, что было бы, если бы он не взял с собой слугу! Йозо сказал, он даже не сам вышел, его какой-то молодой человек вытащил из того ужасного места. А мы не знали, что и думать! Так боялись! Что он умрет. Что его заберут! Он и теперь ведь не здоров. — Она вдруг встала. Шагнула вперёд, протянула было руку к его руке, но опомнилась, отступила назад. Споткнулась об стул, тот проскрежетал ножками по полу. Милица уставилась на свои руки, увешанные украшениями. Димитрий поморщился. Он не желал наблюдать очередное представление. Хватание за руки, слезы, падание на колени — он видел это много раз. Было тошно. Не хотелось чувствовать чужих прикосновений, не хотелось лезть в чужую душу. Но работа — это работа. Его работа — смотреть, что прячется у людей внутри, за десятками масок. И он опять прикоснулся к яркому клубку нитей.

Горечь и соль разъедали девушку изнутри. Огонь, поддерживающий ее какое-то время, угасал, покрывая все пеплом. Запал иссяк, пришла усталость, подкрадывалась обречённость. Ненадолго — не та натура, но на время они возьмут свое.

— Расскажите про Арджу.

Милица кивнула. Села. Сморгнула слезы, начала говорить почти не дрогнувшим голосом. Про знакомство на какой-то встрече для взрослых, где дети страдали от скуки и непонятных разговоров. Про то, как Арджу задирал мальчишка из семьи венов Добрь, а ей это не понравилось, и она вступилась за странную девчонку с косичками. Милице было обидно не только за дочку купца, то есть "дона", но и за себя. В какой-то мере она понимала девчонку, ведь нисы хоть и аристократы, но "пожалованные" и родам их всего две-три сотни лет, в некотором случае — четыре. Тогда как вены — высший круг общества, старая аристократия, некоторые фамилии известны на протяжении чуть ли не тысячи лет! Мелкий грубиян вен Добрь своей родословной очень гордился и считал себя выше всех, а потому регулярно приставал и к донам, то есть детям купцов-лавочников, и к нисам, и к потомкам военного сословия, сидам. С силой Ярь они даже подрались один раз, она ему, кстати, нос разбила!

— Мы говорили об Ардже, — напомнил Димитрий устало. За окном совсем стемнело, тучи заволокли небо. Хотелось если не спать, то хотя бы лечь, уставиться в потолок и думать-думать-думать под шум дождя.

Подумать было о чем.

— Мы подружились. Она домашняя такая… Была. Доверчивая. Мы с сидой Ярь, Цветаной, она с вами работает, мы с ней не близко общались, но за Арджу вступались вместе порой. Ее мальчишки иногда задирали. А потом мы подросли. Сида Ярь серьезно увлеклась учебой, а потом выпросила у отца должность. Арджа красивой невестой стала, молодые люди смотрели на нее с интересом. У нее необычная внешность, она же полукровка. Была. Арджа добрая очень и милая, но детство она помнила и никогда не поощряла ухажёров из аристократов. Впрочем, вряд ли у них были серьезные намерения, а немного поволочиться за красавицей — это сейчас даже модно. Но недавно подруга влюбилась. Это был их секрет. Она даже мне не рассказала о нем ничего. Лишь однажды проговорилась, что он равного ей положения, но в хорошей должности, где-то в наместническом управлении, кажется. Я сначала обрадовалась, но потом… Разозлилась, если быть откровенной. Он ей запретил мне рассказывать об их встречах. Я только знаю, она к нему сбегала ночью однажды. А мне все твердила, что такая любовь — самая настоящая. Как у небожителей. Как в легендах об Облачном народе. Как в сказках Старого мира. И глупо улыбалась. А я… Я была против! Если бы он ее действительно любил, не заставил бы выходить на улицу ночью! Это неприлично! А если бы кто-нибудь увидел? Она была бы опозорена! И почему он не мог представиться мне? Или хотя бы ее семье? Отчего такая тайна? Зачем скрывать свои намерения, если они чисты? А она все твердила "Мы как Аойэ и Илан". Я разозлилась. Это у Аойэ и Илан все закончилось хорошо, а сколько в легендах примеров предательства, трусости, глупости?! И я читала ей все это. Пыталась достучаться. Даже нашла историю о Марноле, который тоже просил влюбленную в него девушку держать все в секрете, а потом опоил ее сонным зельем, чтобы украсть ее живое дыхание, срезать ее лёгкие крылья и волшебные косы.