Эхо драконьих крыл - Кернер Элизабет. Страница 102

Я поддерживала его, тесно к нему прижавшись, и шагала как во сне — рядом со своим двуногим возлюбленным, моля Владычицу, чтобы сон этот никогда не кончался.

Акхор

Выйдя из пещеры, я был ослеплен светом солнечного утра. Новое мое сознание было застигнуто врасплох сразу со всех сторон, я не знал, куда прежде устремить взор. И все же первым и самым сильным было ощущение воздуха на коже. Никогда прежде не ведал я ничего подобного, даже когда моя новая шкура бывала еще влажной и тонкой. Я осязал своей кожей грубую ткань плаща, чувствовал под ногами землю; рука моя, покоившаяся у Ланен на плече, ощущала силу моей возлюбленной, а она поддерживала меня своей рукой — неудивительно, ведь я едва мог брести. Солнце было таким ярким, каким раньше я его и не видел, а в самом воздухе стоял восхитительный аромат, который не мог бы пригрезиться даже во сне.

Я повернулся к своей любимой: она выросла до гигантских размеров и теперь не уступала мне в росте, благодаря чему способна была помогать мне идти.

— Что это за запах? — спросил я, вновь придя в восторг от того, как двигается мой рот, столь не похожий на прежний.

Она втянула носом воздух и улыбнулась.

— Лансип. Разве ты не узнал? Или он теперь пахнет для тебя по-другому?

Это был лансип? Теперь я понял.

— Дорогая моя, раньше он не казался мне ничем подобным. Это просто райский аромат. Теперь я знаю, почему ваш народ так ищет его.

Улыбка ее сделалась шире.

— Погоди, ты его еще не пробовал.

Ее радость не имела никакого отношения к лансипу — она радовалась за меня. Я смотрел на нее до тех пор, пока глаза мои не могли больше выносить невероятной яркости ее лица. Тогда я перевел взгляд на своих старых друзей, которые, выйдя из моего чертога, щурились от солнца.

Когда я посмотрел на них, впервые по-настоящему, я окончательно осознал, насколько стал меньше. Они совсем не изменились, по-прежнему обладали всеми чертами, свойственными нашему народу. Но я теперь едва доставал Шикрару до локтя.

Вновь я попытался мысленно обратиться к Шикрару, который был мне сердечным другом вот уже почти тысячу лет, но даже сам не смог расслышать своей истинной речи.

— Простите меня, Шикрар, Идай. Язык Истины на сей раз покинул меня, — произнес я. Они не смогли ничего мне ответить: дар речи все еще не вернулся к ним.

Я вынужден был говорить вслух, хотя это позволило мне лишь слегка коснуться действительности. Крепко держась за Ланен, ибо сохранять равновесие на двух ногах оказалось чрезвычайно трудным, я повернулся к ним лицом и попытался говорить на языке кантри, однако мой новый рот отказывался воспроизводить нужные звуки. Ни Языка Истины, ни кантриасарикха? Неужели у меня ничего не осталось от того, что я имел, когда был прежним?

Пришлось вновь заговорить на языке гедри.

— Шикрар, это я. В самом деле я, — сказал я. — Ты не узнаешь меня, друг мой? Госпожа Идай, ты не узнаешь во мне Акхора? — Когда они не ответили, я добавил: — Рад, что ты уже позаботился о собственных ранах, Шикрар. От всего сердца благодарен вам за то, что принесли меня сюда с места битвы. Там бы я погиб.

— Акхор и так погиб там! — раздался пронзительный голос. Мы все повернулись к Идай. Глаза ее были широко раскрыты, а положение тела свидетельствовало о решительном Неприятии. Она пятилась прочь от меня и била крыльями, словно собираясь взмыть в небо. — Это не Акхор! Этого не может быть! Акхор мертв!

Я открыл было рот, намереваясь возразить, но тут понял, что она была права. Подождав, пока эхо ее крика не растворится в тишине, я проговорил — мягко, ласково, изо всех сил стараясь, чтобы голос мой звучал привычно для них:

— Ну же, Идай, Идеррисай, наперсница моя, успокойся. Ты права. Но этим меня не испугать. Я не заплутавшая душа, не творение ракшасов, хотя кости мои… — тут я содрогнулся, — …кости Акхора лежат там, в пещере. Ты права. Имя это — часть моего существа, и вся моя прежняя жизнь вспоминается мне как жизнь одного из нашего Рода; но ныне я создан заново, и мне необходимо новое имя.

— Клянусь Ветрами! — негромко вымолвил Шикрар, пока Идай пыталась взять себя в руки. Он смотрел прямо на меня, и проявление его в замешательстве металось между Страхом, Неприятием, Дружбой, Изумлением и — что меня весьма позабавило — Покровительством над детенышем. — Я слышу тебя, и в речах твоих мне чудится голос моего сердечного друга, но я не верю ни глазам, ни ушам своим. Акхор, Акхоришаан, возможно ли, чтобы ты был пойман и заключен в этом теле?

— Я здесь, Хадрэйшикрар, и я не заключен и не пойман. Хотя мир кажется мне таким громадным! — не в силах больше сдерживаться, я рассмеялся, чтобы доставить облегчение сердцу. — Я словно вновь чувствую себя детенышем, когда смотрю снизу вверх на деревья, находясь у самой земли! Я жив, Шикрар, несмотря ни на что, а ферриншадик во мне наконец-то стих! Взгляни на эти руки, такие ловкие и нежные, и на это гибкое тело! — я попытался поклониться так же, как это делают гедри, и лишь сильная рука Ланен удержала меня от падения. Она рассмеялась, поймав меня, и вновь помогла мне обрести равновесие, что явно приводило ее в восторг.

Я протянул руку — такую мягкую, такую беспомощную, по мнению кантри, и дотронулся до ее щеки. Кончики моих пальцев, хотя тогда я еще не знал этого слова, были невероятно чувствительны. От этого ощущения я задрожал: оно пронизывало не только руки, но весь этот новый сосуд, в котором отныне обретался мой разум. Гладкая кожа Ланен у меня под пальцами была настоящим чудом, подобного которому я и не ведал.

Теперь была моя очередь помянуть Ветров.

— Клянусь Ветрами, Ланен! Этими руками я чувствую малейший вздох ветра. Как же ты могла решиться на то, чтобы обжечь свои руки до костей, чью бы ты жизнь ни спасала? — И тут новое тело вновь удивило меня: мне вдруг стало трудно говорить, ибо я чувствовал, как горло мое сжалось. — О, прости же меня, дорогая, ведь я даже не представлял, каких мук тебе это стоило!

Улыбнувшись, она взяла мои руки в свои.

— Акор, милый мой, я выросла на ферме. Руки мои были покрыты мозолями — это такие места на коже, где она становится жесткой. Происходит это само собой, для защиты, и сперва это немного помогло. У тебя тоже будут такие, дай лишь срок.

Тут она сморгнула, словно удивившись собственным словам, и рассмеялась. Я радостно узнал этот восторженный смех, точно такой же я слышал от нее в первый день, когда она только ступила на остров кантри.

— Может, облик твой и изменился, — сказала она, — но я бы узнала в тебе Акора из десяти тысяч. Кто ж еще способен задавать так много вопросов?

— Зато теперь мне хотя бы не приходится ломать язык, задавая их. С таким ртом звуки твоего языка кажутся мне вполне пристойными.

Ланен

Боюсь, я чуть было не ответила, что теперь ему будет казаться пристойным и многое другое, но умудрилась сдержаться.

— Я смотрю, ты теперь правильно выговариваешь мое имя, — я улыбнулась. — Мне даже недостает того легкого присвиста, который ты всегда добавлял к нему. Но сделанного не воротишь, — с этими словами я повернулась к Идай, все еще стоявшей на почтительном расстоянии от Акора. — Это человеческая поговорка, госпожа, к которой тебе не мешало бы прислушаться. Что произошло, то произошло, нравится ли нам это или нет, и отречение от своего старого друга все равно ничего не изменит. — Мне не хотелось казаться жестокой, но почему ей так трудно было во все это поверить, гораздо труднее, чем нам?

И вместе с этой мыслью пришел и ответ. «Ланен, Ланен. она любила его на протяжении тысячи лет, а теперь он навсегда покинул ее народ».

Я вновь заговорила, на этот раз мягче; мне было стыдно за то, что я показала свой нрав.

— Госпожа Идай, прошу прощения, однако таково слово Ветра Перемен. К добру это или к худу, но ни для кого из нас мир уже никогда не будет прежним. И мы с вами сейчас находимся в самом сердце перемен; так давайте же сохраним нашу дружбу ради нас же самих.