Эхо драконьих крыл - Кернер Элизабет. Страница 75

Я проснулся через несколько часов после рассвета, чувствуя волнение и смутно сердясь на Ветры за то, что они ниспослали это видение, которое лишь еще больше убедило меня в неосуществимости моей мечты.

Проснувшись, я обнаружил, что Шикрар выполнил свое обещание. Кейдра уже прибыл и занял пост у Рубежа, а сам Шикрар стоял у входа в мой чертог, спрашивая дозволения войти. Я пригласил его внутрь, стараясь разогнать облако сна, все еще витавшее надо мной.

— Благодарю тебя от всего сердца, дорогой мой друг. Ты оказываешь мне честь.

Глаза Шикрара улыбнулись

— Это верно, и мой сын — тоже. Я рад, что ты ценишь это. Так чем же я могу помочь тебе и твоей избраннице?

Сердце мое потеплело от его слов. Из всех моих сородичей только Шикрар не отзывался о Ланен плохо — слова его были для моей души словно бальзам для раны.

— Да благословит тебя небо за это, друг мой. Что же до помощи, то я тебя попрошу: отправься в Большой грот и узнай, что за Ветры веют на Совете. Мне необходимо знать, что говорят там обо мне — о нас.

— Воззови ко мне вскорости, и ты услышишь все моими ушами, — он повернулся и собрался взлететь.

— Шикрар, я…

— Будь покоен, Акхор, — мягко произнес он, повернув ко мне голову, словно прочел мои мысли. — Наша дружба крепка и испытанна. В этом мире лишь вам с Кейдрой ведомо мое истинное имя, и для тебя, равно как и для своего сына, я сделаю все, что в моих силах. Твоя Ланен преподнесла мне неоценимый дар, когда спасла возлюбленную моего сына и их малыша, хотя смерть, казалось, была неминуема. Разве же я не сделаю теперь все возможное?

Я поклонился ему. У меня не было слов. Улыбнувшись в ответ, он взмыл в небо.

Ланен

Пока мы с Реллой обсуждали план моего побега, я встала и попыталась одеться. Я совсем позабыла, что большая часть моей одежды, конечно же, осталась возле Родильной бухты. Когда Акхор принес меня сюда, на мне были только гетры да рубаха. И то и другое сейчас валялось кучей лохмотьев подле стены. Я вздохнула, на миг пожалев о своем испорченном плаще. Релле пришлось заранее послать одного из охранников в нашу палатку, чтобы тот принес мне содержимое моего сундука (сам сундук он принести отказался).

Сейчас это, возможно, показалось бы мелочью, но я хорошо помню, что почувствовала огромное облегчение, граничившее чуть ли не с восторгом, когда среди своих вещей нашла не только запасную рубаху, чистые гетры и старую заплатанную поддевку, но вдобавок еще и пару сапог, купленных мною в Корли (в одном из них был спрятан нож, хотя сейчас он вряд ли помог бы мне), и свой старый черный плащ. Одевшись, я почувствовала себя несравнимо лучше.

Плод лансипа творил чудеса. Я не чувствовала боли, когда действовала руками; а осмелившись слегка размотать повязки у самого плеча, обнаружила под ними бледную кожу, нежную, но здоровую. Она не была даже бледно-розовой, как бывает при заживающих ожогах, а выглядела вполне обычной. Я, конечно, не смела надеяться, что при таком ожоге мне удастся избежать шрамов, но подумала, что, быть может, они будут не столь ужасными, как я опасалась. Боли же я по-прежнему не чувствовала. Лишь теперь я поняла в полной мере, почему лансиповые плоды ценятся настолько высоко. Усилиями целителя я была вытащена из объятий смерти, однако без чудесных плодов мне потребовалось бы еще несколько недель для полного выздоровления. Съев же их целебную мякоть, я поправилась за считанные часы. В это едва верилось.

Я решила не снимать пока своих повязок, а напротив, создать впечатление, будто все еще нуждаюсь в них.

Охранник, как назло, оказался верен своему слову. Первые солнечные лучи едва коснулись прогалины, когда он возвратился вместе со своим хозяином. Несмотря на все мои усилия, при виде Марика меня бросило в дрожь. Святая Владычица, и этот мерзавец мог оказаться моим отцом! Такая мысль доводила до тошноты.

Я наблюдала за ним со своего ложа. После того как я не без труда оделась, мне снова пришлось лечь. Я была очень утомлена, несмотря на действие лансипа, способствующее исцелению. При лечении целители используют свое могущество, но при этом тело больного должно использовать и собственные силы, чтобы выдержать изменения, навязанные ему чужой волей. Мне казалось, что я с удовольствием проспала бы с недельку.

— Ступай, — велел Марик охраннику. Увидев, что Релла все еще здесь, он отрывисто бросил: — Ты тоже.

Она презрительно усмехнулась у него за спиной:

— Как скажешь. Буду ждать возмещения за три мешка.

— Ступай!

Она закрыла за собой дверь.

Повернувшись ко мне, Марик поклонился; голос его был приветлив, а выражение глаз ничего мне не говорило.

— Госпожа Ланен, — он уселся в кресло подле меня.

— Да, Марик?

— Как ты себя чувствуешь?

— Руки у меня больше не болят, — сказала я честно.

— Рад это слышать, госпожа. Не хочу тебя озадачивать, но известно ли тебе, насколько ты была близка к смерти прошлой ночью?

— Нет. Помню только, что меня не переставало трясти, — ответила я, надеясь, что он не заметит, что меня трясло и сейчас.

— Майкель все из себя выжал, спасая тебя. Пару дней от него не будет никакого толку. И все же, не окажись у меня плодов лансипа, кто знает, была бы ты сейчас жива или нет. Конечно, Майкель владеет своим искусством в совершенстве, и за это ему неплохо платят, но мы все-таки опасались, что ты можешь не увидеть утра. Помимо того что у тебя была лихорадка, руки твои… — он позволил своему восхитительному голосу запнуться, — руки твои были покрыты лишь жалкими клочками кожи, — он придвинулся ко мне, и на лице его слишком уж явственно читалась озабоченность. — Что произошло, Ланен? — спросил он, несколько даже хрипловато. — Что сделали с тобою эти твари?

— Таков был мой выбор, — ответила я наконец. — Я кое в чем смогла им помочь. Они не знали, что для меня это закончится так плачевно. — Думаю, голос мой звучал достаточно жалобно, и мне хотелось, чтобы в нем чувствовалось побольше слабости.

— Что произошло? Ты должна рассказать мне, — он ласково улыбнулся, всем своим видом выражая доброе ко мне отношение, и амулет у него на шее блестел в ярких утренних лучах, словно бриллиант. — Ну же, Ланен. Я ведь спас тебе жизнь, и ты мне очень многим обязана.

Несмотря на слабость, я почувствовала на себе действие чар, но меня невозможно было одурачить тем же способом еще раз.

— Прости, Марик. Я и вправду многое о них узнала, но они повелели мне молчать, и ты, я думаю, поймешь, что я не предам — не могу предать доверия, которое они мне оказали. Я надеюсь, что когда-нибудь два наших народа смогут свободно общаться друг с другом, но до тех пор я…

— Не рассказывай мне о своих дурацких мечтах! — выпалил он злобно. И я, хотя и знала его довольно хорошо, опешила. Голос его, своей музыкальностью напоминавший мне о драконьем роде, в один миг задребезжал, точно треснутый колокол, стоило ему разозлиться. Он вскочил и заметался по комнате, чуть ли не одичав от нетерпения. — Я хочу знать, почему драконы, которые немедленно убивают всякого, кто нарушает их границу, не убили тебя. Они не только не уничтожили тебя, сам страж пересекает Рубеж и уносит тебя прочь, а через день приносит обратно в лагерь, полумертвую, и требует, чтобы я нарушил их драгоценный договор и довел до изнеможения, чуть ли не до полусмерти, своего собственного целителя — и все ради чего? Ради тебя! И я хочу знать почему, девочка. Почему? Что ты для них значишь?

Я уже не помнила себя от страха и усталости, а его настойчивость подкашивала меня в моем слабом состоянии еще больше. «Скорее, Релла», — взмолилась я про себя. Потом посмотрела на Марика.

— Не знаю, что тебе ответить, — сказала я. — Я не пересекала Рубежа, как тот бедняга Перрин. Он искал золота или какой другой добычи, и ему не важно было, кого пришлось бы ради этого убить. Мне всего этого было не нужно. Прошу тебя, больше мне нечего тебе сказать. Насколько я знаю, я ничего для них не значу, — я отвернулась.