Иное царство - Керни Пол. Страница 58
— Не верится. Думаю, мы уже миновали место их последнего боя. Оно должно быть далеко к северу отсюда. Думается, так далеко не заходил еще ни один человек. Это нечистое место.
Они замолчали, и к ним присоединилась Котт. Хотя окружающее подействовало и на нее, она, казалось, меньше мучалась опасениями, чем Майкл и брат Неньян, и равнодушно грызла поганку. На секунду Майкл возненавидел ее за то, что она не разделяла их страха.
Ночь прошла почти без сна и не принесла настоящего отдыха, хотя лес был нем, как заброшенная могила. Они продолжали путь без помех, а припасы все убывали. Когда не осталось воды, они начали кипятить зловонную жижу лесных ручейков, а когда не осталось еды, Котт начала ловить для них всяких мелких тварей. Неньян вначале отказывался к ним притронуться, и даже закаленный желудок Майкла бунтовал против крошечных тушек полевок и тритонов, против глянцевитых больших слизней, оставлявших липкий след на мокрых камнях. Но вскоре они обрели более аппетитный вид, а козье мясо, пахта и мед в приюте Неньяна отошли в область грез, стали светлым пятнышком в глубине сознания Майкла. Живот у него втянулся, и он почти ощущал, как медленно и неумолимо съеживаются его мышцы, а лицо Неньяна все больше напоминало череп. Только Котт чувствовала себя прекрасно, хотя фигура у нее стала еще тоньше, а костяшки пальцев — выпуклее.
Лошади с трудом выдерживали тяжесть всадников, а потому они шли пешком и вели их на поводу. Только осел Неньяна был достаточно бодр, так как древесную кору он грыз с большей для себя пользой, чем Мечта и серый. Теперь каждый день впереди трусил Неньян, выбирая дорогу вверх по крутым каменистым склонам, которые тем не менее густо заросли искривленными деревьями. Следом за ним они перебирались через черную жидкую грязь, скапливавшуюся в ложбинах.
Через двадцать шесть дней после того, как они покинули приют Неньяна, снова зарядил дождь. Он хлестал сквозь сплетенные ветки, превращая землю в подобие густой похлебки. Они шлепали по грязи, устремив взгляд на конский хвост впереди, иногда хватаясь за него, чтобы вытащить ноги из липкой массы. А часто они окружали одну из лошадей и помогали ей выбраться из трясины: тянули, толкали, вытаскивали увязшие копыта и били бедное животное, принуждая его идти вперед. Они скользили, спотыкались, часто падали, вымазывались черной, как деготь, жижей, а дождь все лил и лил. Майклу мерещилось, что все это кошмар, что ничего подобного на самом деле быть не может. Он так устал, что даже физические страдания, которые он испытывал, отодвигались далеко-далеко, заслоненные всепоглощающей потребностью отдохнуть, заснуть по-настоящему, просто закрыть глаза. Усталость превратилась в ноющую боль, и, ковыляя вперед и вперед, он еле удерживался, чтобы не зарыдать вслух.
Дождь заполнил лес шумом — ревом воды, обрушивающейся на балдахин и льющейся с веток. Она стекала по его лицу, капала с носа, заливала глаза. Он попытался ловить ее ртом, но она оказалась не чище лесной воды, потому что отдавала вкусом листьев, которые омыла. Он сморщился и выплюнул ее.
Неньян остановился перед непроницаемой на вид стеной толстых и тонких стволов. Священник нагнулся, вцепился себе в колени, его грудь тяжело вздымалась. Майкл, пошатываясь, подошел к нему, а за ним Котт, таща за собой серого. Черные волосы облепили ее лицо, придавая ей дикий вид.
— Мы не можем идти дальше, — прохрипел брат, а шум дождя почти заглушал его голос. — Мы должны устроить привал… отдохнуть…
— Негде! Земля слишком сырая. Надо подняться повыше, — услышал Майкл собственные слова, хотя ему самому больше всего на свете хотелось устроить привал, утишить хоть ненадолго эти муки.
— Я не могу… не в силах… Господи Иисусе…
Пока они говорили, лужи начали сливаться одна с другой в настоящее озеро. Почва словно разжижалась прямо у них под ногами… засасывала… Майкл ни разу в жизни не видел подобного дождя. Он был как заградительный огонь. Он оглушал все чувства. А деревья уже теряли ветки. В ширящихся лужах плавали сучья, и в рев дождя вплетались стоны и треск ломающихся ветвей, которые не выдерживали ударов воды. Вот-вот должен был начаться потоп — вода струилась по склонам в ложбину, где они стояли.
— Майкл! — Котт дернула его за плечо. — Деревья! Погляди на деревья!
— Что еще? — он прищурился и нетерпеливо протер залитые водой глаза. Что еще ей понадобилось?
Лица. Липа в коре.
— Святый Боже! — он прошлепал с ней вперед, а Неньян так и остался стоять, согнувшись в три погибели. Древесные стволы были узловатыми, кривыми, блестящими от влаги, но в грубых бороздах и извилинах различались лица с запечатленными на них ужасом и невыносимыми страданиями.
Вглядевшись повнимательней, можно было уловить смутные очертания пальцев, рук, ног, намеки на одежду, но наиболее четкими были лица. Зияли, вопили рты, извергая дождевую воду, а глаза плакали, по мере того как их провалы заполняла влага. Казалось, люди были поглощены деревьями и окаменели, как динозавры в пластах древних пород.
Крепчал ветер, верхушки покачивались и гнулись, стряхивая капли с такой силой, что они словно впивались Майклу в щеки. Зрение у него затуманивалось, а воздух, который он вдыхал, был словно совсем лишен кислорода.
— Вот что сталось с последними из собратьев Неньяна, — кричала Котт, и в ее голосе слышалось непонятное торжество.
Ветер усилился. Лес гнулся и ревел, деревья раскачивались, точно камыш в бурю. Майкл ничего не понимал. Ветер дул на уровне его глаз, проносясь под верхушками и взметывая брызги со все углубляющегося озера между стволами. Ему чудилось, что нарастающий ураган был порождением леса, что деревья гнали воздушные потоки. Ураган буйствовал все сильнее — нарастающий вой обезумевшего сокрушительного воздуха. Вихрь прутиков ударил ему в лицо, он заслонил глаза ладонью и попятился, пошатнулся, и его рука уперлась в деревянное лицо. Он отдернул ее с омерзением, и тут ветер толкнул его, опрокинул. Он хлопнулся в воду, в грязь, и они взметнулись вокруг него, точно гонимый ветром мусор.
— Котт! Помоги!
Он барахтался в грязи, но тут Котт ухватила его за плечо. Сук с соседнего дерева хлопнулся в воду, и брызги ослепили его.
— Он едет сюда, Котт. Это он все затеял!
Это была их буря, разыгравшаяся только для них одних. Как однажды сказал Неньян, в Волчьем Краю вещи имеют обыкновение превращаться в свою противоположность. Они уже перестали быть охотниками — если вообще ими были.
Котт смотрела ему в лицо с расстояния в шесть дюймов, пытаясь разобрать, что он говорит. Но ее глаза изменились — сузились в щелочки и скосились к вискам. Из них выплескивался зеленый огонь, а уши стали длинными наподобие рогов. Она ухмылялась, и ее зубы, казалось, пересекали лицо от уха до уха. Майкл завопил и оттолкнул ее так, что она упала в воду.
— Что с тобой? — закричала она.
Неужели она уже не чувствует, что происходит в ней? И лес завладел ею настолько, что ослепил ее?
— Неньян! — пронзительно позвал Майкл, но бешеный ветер унес звуки его голоса.
Здесь, сейчас. Всадник здесь. Он приехал за ними. Конечно, это может толстая ветка стучать о ствол. Но только стук такой ритмичный и неумолкающий. Как биение сердца.
Да, это бьется сердце. Стучит сердце живого леса, и стук становится все громче.
Неньян старался удержать лошадей: они ржали от ужаса и вставали на дыбы. Майкл прошлепал к нему, но опоздал. Гнедая опрокинула священника, и лошади вместе с ослом умчались за деревья. Котт кинулась за ними, но через десяток шагов увязла в грязи выше колена, и теперь пыталась высвободиться, а волосы хлестали ее по лицу.
— Майкл! Помоги мне!
Брат Неньян еле брел, вытягивая ноги из засасывающей жижи. Лицо у него было угольно-черным с белыми кружками обезумевших глаз.
— Майкл! — отчаянно закричала Котт.
Он окаменел, прирос к месту, точно дерево. В голове у него ритмично отдавалось громовое биение лесного сердца. Вокруг него деревья гнулись и стонали под ударами сверхъестественного урагана. В воздухе летели струи воды, ветки, обломки коры, сухие листья, и свет тускнел с каждой минутой. Вскоре они будут кружить тут в глубоком сумраке, вода поднимется, поглотит их, и жидкая грязь засосет их кости.