Путь к Вавилону - Керни Пол. Страница 46
— Удобный предлог для Брагада двинуть домой, — буркнул Мертах.
Байклин раздраженно кивнул.
— Маско из кожи вон лезет, чтоб подчеркнуть свою роль во всем этом: в самый разгар переговоров отсылает баронов охранять свои поместья. Эффектный драматический жест.
— Но, как я понимаю, оправданный? — спросил Мертах.
Байклин пожал плечами.
— Откуда нам знать. Но это хороший предлог и для нас выставить свой дозор. Это объяснит и оправдает ваше отсутствие на Совете. Времени остается немного — до завтрашнего утра.
— Я так понимаю, что имею полное право напиться по этому поводу, как и пристало барону, — расплылся в улыбке Ратаган, но Ривену показалось, что в этой шутке был резон.
— Пей, да дело разумей. Думай, что говоришь и кому говоришь, — предупредил Смуглолицый. — К тебе это тоже относится, Майкл Ривен. Если Брагад догадается, кто ты на самом деле, у нас будут крупные неприятности кое с кем из баронов.
— Еще одна палка, чтобы поколотить Варбутта, — раздраженно бросил Мертах. — Лучше-ка предупреди домочадцев, пусть будут поосторожнее. А то есть у нас некоторые, у кого только ветер в голове, и кто слишком уж много знает.
— Но не Мадра, — Ривен вышел, наконец, из задумчивости.
— Нет, — лицо Мертаха вдруг сделалось серьезным. — Не Мадра.
Приготовления к пиру шли полным ходом. Во Дворце так все и бурлило: готовилось празднество, достойное благородных гостей, — баронов. Кухня походила-на муравейник. Кольбан только и успевал раздавать указания и сам прилагал все усилия к тому, чтоб должным образом проследить за их исполнением, сам заботился о соусах и подливках. Мясные туши жарились целиком на медленно поворачивающихся вертелах; взбудораженные поварята беспрестанно поливали жаркое капающим с мясных туш соком, в то время как из кладовых нескончаемым потоком несли в Зал приемов всевозможные яства — там водружали их на пиршественные столы. Казалось, столы просто не выдержат веса такого количества блюд. Грохот стоял невообразимый. Бочонки с пивом, извлеченные слугами из глубин погреба, громыхали на камнях, гулкое эхо неслось им вдогонку, точно урчание в утробах Исполинов после сытного обеда. С темные бутылями вина — покрытыми густым слоем пыли и паутины — обращались иначе: с большой осторожностью. В углу Зала, где царило относительное спокойствие, музыканты настраивали струны и натягивали кожу на барабанах. Во всей этой суматохе, сияя лысиной, беспокойно расхаживал Гвион, а за ним по пятам, словно стадо гусей, тянулись слуги, жадно внимая его наставлениям. Процессия эта являла собой зрелище весьма забавное. Кто-то был весь в зеленых иголках — пол устилали свежими сосновыми лапами. Кто — весь в муке. От многих пахло пряностями и травами. Встретившись с ними, те немногие из стражей, что бесшумно расхаживали по коридорам Дворца, поспешно уступали дорогу, опасаясь за начищенные до блеска доспехи. Не раз они попадали в руки игривым кухаркам, которые, веселясь от души, вымазывали их жиром и потом со смехом убегали от рассерженных воинов, бряцающих доспехами.
Пройтись сейчас по Рориму, подумал Ривен, — все равно, что попасть на какой-нибудь средневековый карнавал. Он был захвачен всем этим. Вместе с Ратаганом и Айсой слонялся по крепости, наслаждаясь атмосферой праздника, в поисках занятий поинтересней. Ратаган — с магической прямо-таки легкостью — достал для них пива, и они отхлебывали его на ходу из наполненных до краев кружек. У рыжебородого великана находилось в запасе соленое словцо для каждого, кого он встречал на пути. Молоденькие служанки краснели и прыскали со смеху. Даже Айса чуть-чуть расслабился и улыбнулся черноволосой проказливой служанке, которая игриво ущипнула его за бок.
На Ривена бросали странные взгляды. Он по-прежнему оставался предметом для пересудов, но интерес сей, похоже был вызван скорее благоговением, которое он внушал, нежели чем-то иным. Однако чем больше он пил, тем меньше задумывался над этим. Он был рад просто плыть по течению, быть таким же как все, — те, кого он описывал в своих книгах. Только в книгах его никто из героев не обладал своими индивидуальными голосом, запахом, простыми человеческими эмоциями; эти люди не были персонажами книг. Они — живые, настоящие. Ривен наблюдал за Роримом, таким, каким он и должен быть, когда ему не грозят разрушение и гибель… пусть даже завтра этим же самым людям придется затягивать пояса потуже, чтобы как-то пережить суровую зиму. Сейчас же они веселы и беззаботны, как стрижи. И Ривен понял вдруг, — безо всякого удивления, — что он не может не любить этот мир и его людей, несмотря даже на боль, которую Мингниш ему причиняет. Так и должно быть, ведь, как ни посмотри, в каком-то смысле именно он, Ривен, создал его, этот волшебный край, создал этих людей. И если бы ему предложили теперь выбирать из реальных и придуманных миров, Ривен выбрал бы Мингниш, потому что Мингниш казался ему единственным миром, который имеет право на существование. Пусть даже здесь есть эта одетая в черное соблазнительница и правят честолюбивые бароны, все равно, это — дивный мир, который стоит того, чтобы его спасти. Просто ради того, чтобы сохранить его, — таким красочным, — а не только затем, чтобы даровать Дженни покой, который она заслужила.
Он улыбнулся своим мыслям.
Быть может, когда-нибудь я опишу их. Потом.
Они едва не налетели на Мадру, чуть не выбив у нее из рук кувшины с пивом. Ратаган, понятное дело, не мог упустить такую возможность и присвоил один из кувшинов, пока девушка не успела прийти в себя.
— За твое и наше здоровье, — пояснил он, наполняя кружки. — Ночка нам предстоит длинная. Разговор — долгий. И мы должны подкрепиться заранее. Как можно лучше… — Он подмигнул ей, и Мадра застенчиво улыбнулась.
— Вы будете на пиру? — спросил ее Ривен.
— Я буду прислуживать вам за столом.
— Ты уж не забывай его, не обноси, — наставлял ее Ратаган с притворной суровостью. Но она не сводила глаз с Ривена.
— Не обнесу, — на губах ее промелькнула печальная улыбка. Она потребовала назад свой кувшин — изрядно, надо сказать, опустевший — и, с укоризной взглянув на рыжебородого весельчака, отправилась восвояси.
На мгновение умолкнув, они проводили ее глазами.
— Ее не было в твоей книге, да? — спросил Ратаган.
— Нет… — начал было Ривен, но тут вновь у него появилось странное ощущение, что когда-то они встречались.
Ратаган на секунду сжал здоровое плечо Ривена, а потом легким небрежным движением опрокинул свою кружку.
— А-ах, — выдохнул он, вытирая пену с верхней губы. — В общем, скажу я вам, жизнь не так уж плоха.
Айса помог Ривену одеться для торжественного обеда, вовсе не смущаясь тем, что ему — телохранителю, воину — приходится выполнять и обязанности слуги. Когда Ривен вернулся к себе, он обнаружил, что кто-то — должно быть, Мадра — уже приготовил ему праздничное одеяние. Туника без рукавов пошита была вроде из замши, только мягкой, словно ткань. На груди слева алой и желтой нитью вышит символ огня. Он спросил миркана, что это за знак такой, и тот пояснил: это эмблема Сказителя. Отсутствие иных геральдических знаков говорило о том, что Ривен — Сказитель — не был подданным ни одного из баронов, хотя синий его кушак ясно давал понять, что сейчас ему покровительствует двор Раларта.
Туника эта одевалась поверх просторной льняной рубахи и туго подпоясывалась синим кушаком Раларта, который Ривен уже начал считать своим. Он не одел меча, ибо никто не носил оружия на пиру. Впрочем, однажды Ратаган рассказал ему одну кровавую историю о торжественном пиршестве, во время которого какой-то спор разрешен был посредством столовых ножей, причем победители, ничтоже сумняшеся, продолжили трапезу, даже не поменяв их.
Наверное, ползала отделяло места Ривена от высокого стола, где восседала местная знать и благородные гости, где собрались бароны и блистала подле своего супруга леди Джиннет. Ратаган и Мертах сидели напротив него. Айса — подле него, как обычно. Ривен перехватил взгляд Байклина, и тот грустно усмехнулся. В течение всего праздничного обеда ему предстоит изображать радушного хозяина и учтиво отвечать на расспросы баронов Раларта. Как ни прискорбно, но это, в частности, подразумевало, что он вынужден оставаться относительно трезвым. Ратаган торжественно пообещал, что выпьет за Байклина его долю зля, дабы доброе пойло не пропало зря в это тяжкое для него время.