Путь к Вавилону - Керни Пол. Страница 48

Пол ушел у него из-под ног, лица пирующих расплылись смутными пятнами. Он различал только острые глазки Брагада, который пристально наблюдал за ним. Ноги Ривена заплетались, он бы, наверное, упал, если бы Айса не поддержал его. Прочь из зала. Шатаясь и расстегивая здоровой рукой ворот, чувствуя подступающую тошноту и сжимая зубы. А потом — темнота двора, благословенная темнота и холодный ночной воздух, что, словно лед, охладил его голову, разогнал туман, позволил уверенно встать на ноги и разбередил боль в плече.

Настоящую боль. Его боль.

Ривен сделал глубокий вдох и согнулся пополам. Ощутил чью-то руку у себя на спине, услышал тихий голос, говорящий Айсе, что за ним присмотрят.

Со мной все будет в порядке. Только оставьте меня.

— Оставьте меня.

Но рука — такая легкая и теплая — теперь легла ему на затылок; и рука направляла его… он вновь пошатнулся, шагнув вперед. Ему помогли подняться по темным лестницам и скользнуть через качающиеся дверные проемы.

Его комната. Серебряный лунный свет из окна.

Он встал, прислонившись спиной к стене, и закрыл глаза. Испарина, покрывавшая его тело в душном зале, сменилась холодным потом, вызывающим дрожь. Дыхание, наконец, успокоилось. Он открыл глаза навстречу успокоительной тьме, лунному свету, ветерку из окна, которое распахнула та, что привела его сюда. Она стояла встревоженная, сдвинув брови. Черные ее волосы разметались по плечам, слиплись на вспотевшем лбу славными прядками. Ривен взял ее за руку и притянул к себе. Черные глаза, непроницаемые, как бездонный колодец. Он крепко прижал ее к себе, ощущая ее тепло, ее гибкое тело, упругие бедра, податливые под его руками, прикоснулся губами к нежной, словно атлас, коже шеи. Он поцеловал ее — нежно и бережно. Она повернула голову, подставляя губы. Он прижался к ним ртом, но язык ее — ласковый, ищущий — встретил лишь сжатые зубы. Он целовал ее лоб, подбородок, гладил руками лицо и целовал закрытые глаза. И из глаз его текли слезы. Про себя он произнес имя другой, — той, что давным-давно умерла, — и попросил ее, чтобы она простила.

***

Он проспал до полудня, а когда проснулся, в стропилах уже во всю завывал ветер. Он не сразу поднялся с постели, а полежал еще в теплой кровати с чувством какого-то странного удовлетворения. Потом нахмурился. Резко вскочил и, сорвав простыни, тщательно их осмотрел. Вот оно — подсохшее пятно крови. Он продолжал искать. Длинные волосы на подушке. Но комната была пуста. Он закрыл глаза — стон сорвался с его губ. Значит, то был не сон.

Подонок.

Он выпил воды из кувшина, шатаясь, подошел к тазу, что стоял на столе, и опустил в него лицо. Вода была так холодна, что у Ривена перехватило дыхание. Он потряс головой, разбрызгивая капли по всей комнате, на одежду, разбросанную на полу. Протер глаза.

Она же еще ребенок.

— О Боже! — простонал он, потом вытерся насухо, оделся и глянул в отполированное зеркало. Оттуда на него уставилась припухшая бородатая рожа, покрытая шрамами.

В дверь постучали. Он не успел даже ответить, как дверь распахнулась и к нему вошла Мадра с завтраком на подносе. Она поставила поднос на стол, избегая встречаться глазами с Ривеном, и собралась уже уходить, но остановилась у двери и посмотрела ему в глаза. Ему только почудилось или глаза ее стали старше?

— Ты хочешь, чтобы я осталась? — спросила она просто, и он понял, что она сейчас спрашивает не только о том, уйти ли ей из комнаты или нет. Он смотрел на нее не отрываясь. Теперь, видя свет в ее волосах, ее длинные, стройные ноги под платьем, он хотел ее. Ему было так хорошо с ней.

Она же еще ребенок.

Лучше бы ему воткнуть цветы в ее волосы и сделать так, чтобы она рассмеялась; но теперь он уже никогда не сможет сделать это.

— Увидимся как-нибудь. Позже, — сказал, он, борясь с собой. Слова прозвучали как-то грубо, и он возненавидел себя за это. Она ушла.

***

— Ну, что ж, — произнес Ратаган, — сдается мне, что в течение дня, а то и двух, мне вряд ли выдастся случай как следует промочить горло. Стало быть, правильно я поступил, не отказав себе в удовольствии выпить несколько хороших кружек на вчерашнем пиру; — Он шел, едва волоча ноги, но лишь изредка опираясь о рукоять топора. Ривен промолчал. Они шли к конюшням, что располагались на задах Дворца. Он вновь одел свою перевязь. Утром Айса без слов вернул ее. Миркан шел позади. Они уже приближались к конюшням. Запахло навозом и овсом.

— По крайней мере, теперь я избавлен от необходимости сидеть на этом дурацком Совете, — продолжал Ратаган. — Все эти совещания так же приятны, как чирий на заднице… хотя именно этот Совет обещает быть занимательнее остальных. Раларт не намерен объединяться с кем бы то ни было, что явно придется не по нутру нашему Маско. Его Рингилл сейчас оказался в весьма щекотливом положении. Деликатное дело. Хорошо еще, что не мне, а Байклину предстоит маяться на этом Совете.

— Мы едем к тебе домой, — с воодушевлением произнес Ривен. Ивригар. В его книгах — тихий сельский уголок. Домашнее счастье и все такое…

Но Ратаган вдруг нахмурился.

— А? Ну, да.

Они подошли к конюшням, где их уже ждал Мертах. Меч за спиной и колчан со стрелами на боку. В руках он сжимал поводья. Гнедой его конь с белой отметиной на лбу обнюхивал камни мостовой. У его ног примостились оба волка.

— Опять опоздали, господин Ратаган. И нету у вас теперь оправдания — хромота ваша почти прошла. — У него за спиной толпились люди и кони. Стражи, закованные в броню с головы до ног, — их дыхание клубилось паром в морозном воздухе утра. Рядом с ними — мирканы. Эти не обращали внимания на холод. Они приветственно закивали Айсе, когда тот подошел. Неподалеку — пара нагруженных мулов, пытающихся куснуть друг друга за холку.

— На этот раз оправданием служит моя голова, — признался Ратаган. К нему вернулась прежняя веселость. — Это она поквиталась со мной за то, как я дурно с; ней обошелся вчера на пиру.

— А наш Рыцарь, вернее, Сказитель? Как у него голова — не болит?

Ривен искал в глазах Мертаха скрытый намек, но голубые глаза его оставались непроницаемыми. Он ничего не ответил, и Мертах удивленно приподнял брови, но от каких бы то ни было комментариев воздержался.

Для Ривена был оседлан покладистый гнедой мерин, и он забрался в седло вместе со всеми. Стражи аж закряхтели, поднимая с собою вес своих могучих доспехов. Рука на перевязи мешала Ривену, он раздраженно сорвал повязку и, засунув ее за пазуху куртки, подвигал рукой. Ключица словно бы воспротивилась, тут же отозвавшись болью, но болью вполне терпимой. Его уже тошнило от повязок.

— Ты уверен, что сможешь доехать? — спросил Ратаган, взбираясь в седло.

Ривен кивнул.

— Это мне только на пользу пойдет. Мне нужен свежий воздух.

Ратаган усмехнулся.

— Сегодня нам всем нужен воздух. После вчерашнего возлияния.

Их было четырнадцать. Ривен, Ратаган, Мертах, Айса и еще двое мирканов: Льюб, чьи волосы уже тронула седина, и Белиг. Плюс еще восемь стражей, семеро из которых были в полном боевом облачении. Восьмой — их проводник — чернобородый детина с загорелым лицом по имени Таган. У всех, кроме Ривена и мирканов, помимо личного оружия, были еще небольшие луки, спрятанные в чехлы, и колчаны, полные стрел. У каждого в переметных сумках — запас провизии на два дня. А вьючные мулы везли зерно для лошадей. Среди холмов, по которым пойдет дозор первые пару дней, теперь не много найдется того, что могло бы сгодиться на корм лошадям, но они рассчитывали пополнить запасы свои в Ивригаре — родном доме Ратагана — и вернуться в Рорим на третий или четвертый день. К тому времени страсти в Совете должны уже поулечься. А то, может быть, он и вовсе закончится.

Ветер дул им в лицо, воины то и дело с тревогой поглядывали на небо. Осень следовала по пятам за умершим летом, и наступила она с непривычной быстротой. Почти сразу же после того, как он встретился с Джиннет, подумал Ривен и нахмурился, стараясь выкинуть эту мысль из головы, как если б она могла принести несчастье. Ему и так было о чем подумать сегодня утром. Может быть, где-нибудь среди этих холмов и вересковых пустошей, кишащих диким зверьем, бродит Дженни, в душе которой не осталось теперь никаких воспоминаний о нем. А за спиной у него, во Дворце, осталась девушка, — совсем ребенок, — которой он овладел прошлой ночью в припадке беспамятства и неудержимой похоти. На душе у Ривена было тяжело. Настоящий герой из того мира, ничего не скажешь.