Чары кинжала - Керр Катарина. Страница 61
После разговора с Адерином Невин еще долго сидел размышляя. Он, как и Адерин, надеялся, что Лослейн был просто безумцем. Это правда, что парень был ненадежным с самого начала. Изучение двеомера требует стойкости ума, внутреннего здравого смысла и последовательности, потому что силы, к которым взывает мастер двеомера, способны разорвать в клочья неустойчивый ум, превратив его в жертву иллюзий и фантазий. Лослейн никогда не отличался стальной целеустремленностью души — только податливое серебро сырого природного таланта, который неизбежно должен быть подавлен, а не поддержан при нынешнем развитии событий. И все же, если Адерин прав, то Лослейн злоупотреблял своим искусством, а не просто был погружен в прекраснодушные иллюзии. Человек, который изучает двеомер, страстно желает прежде всего обрести власть над силой и энергией. Если он копит ее как скряга, то он не помогает, а наоборот — вредит другим душам. Невин был мечом, призванным уничтожать таких людей везде, где бы он их ни встретил. Они знали это и прятались от него.
Рассредоточившись по широкому лугу, армия лорда Корбина и его единомышленников спала под открытым небом. Уверенно шагая в темноте, Лослейн миновал лагерь и направился дальше, назвав пароль одному из дозорных. Он чувствовал себя буквально больным от вони, исходившей от этого скопища немытых тел. Он удалился на достаточное расстояние от лагеря, потом опустился на траву и лег отдохнуть. Он чувствовал сильную усталость. Она не проходила все эти дни. И все же, когда наступала ночь, он не мог заснуть. Лослейн сжал руками виски, пытаясь справиться с душевным смятением. Невыносимая вонь, казалось, пропитала всю одежду. Он даже видел этот запах — густое серое облако, которое призрачный ветер кружил над его головой. Это только, видение, иллюзия, но надо было приложить много усилий, чтобы прогнать наваждение. Много непрошенных видений посещало его в эти дни: незнакомые приглушенные голоса, эфемерные существа. Эти видения были ужасны тем, что он знал: они никогда не будут осмыслены. Долгие годы изучения двеомера открыли перед ним внутреннее «я». Но в то же самое время он оградил свой разум, опустив завесу между собой и невидимым миром.
Он посмотрел вверх на звезды: они дрожали и мигали, посылая длинные лучи света, словно отражения от блестящего лезвия. Он вскинул вверх руку и сделал изгоняющие знаки в воздухе. Со вздохом, который больше походил на стон, он уткнулся лицом в траву, вытянувшись во весь рост. Свет, падающий со звезд, казалось, танцевал в его мозгу, ослепляя сознание. Он вызвал образ темноты — мягкой теплой темноты, похожей на сон. Он позволял образу проникать в себя до тех пор, пока ему наконец не показалось, что он плывет внутри этой манящей, успокаивающей тьмы. Лослейн практиковал этот трюк с темнотой уже несколько месяцев: это был единственный способ, позволяющий ему хоть немного отдохнуть. Сейчас темнота пришла к нему легко и быстро — и как ему показалось, сама собой.
Но вместе с ним в этой темноте осталась и ненависть, которую он испытывал к запаху человеческого тела. Она была даже сильнее той ненависти, которую он питал к Эльсион Лакар. Ему казалось, что его ненависть разговаривает с ним голосом ребенка. Затем этот детский голос превратился в его собственный. Так случилось, что он практически ни с кем не общался — и все потому, что его отец был никудышным человеком. В то время как все вокруг были добры к нему… И это ранило больше всего. Его раздражало, что все обращались с ним как с полоумным, нуждающимся в постоянной заботе. Они были самодовольны, эти Эльсион Лакар, самодовольны и самоуверенны, потому что знали, что будут жить шесть, а может быть и семь сотен лет. В то время как ему, ну сколько ему может быть отпущено жизни как полукровке? Кто знает? В любой момент он мог, посмотрев в зеркало, заметить начало неизбежного разложения, ведущего к смерти, которое люди называют старостью. Он ненавидел всех их — как людей, так и эльфов.
Ненависть вспыхнула в нем так сильно, что темнота могла спасовать и оставить его. Лослейн успокоился и погрузился в желанную темноту, позволив ей укутать его. Как это обычно бывало, из темноты стали доноситься голоса. Они успокаивали его, соглашались с ним в том, что он достоин лучшей доли, обещали, что он отомстит Эльсион Лакар, а также людям Элдиса.
«Лослейн могущественный! — говорил ему голос. — Хозяин сил Воздуха! Никто не может прикоснуться к тебе. Нет никого превыше тебя, Лослейн могущественный!»
«Это правда, — ответил он им мысленно. — Я отомщу».
«Прекрасная месть для всех этих собак, которые заставили тебя так страдать. — Этот голос был мягким и скользким, как масло. — Запомни, убей Родри Майлвада, и это будет твоей местью, которой ты так жаждешь. Родри должен умереть, запомни. Запомни».
«Да, я запомнил. Клянусь тебе, что я это сделаю». — Он услышал журчащий звук удовлетворенного смеха, а затем темнота сделалась густой и теплой. Наконец он смог заснуть.
На следующий день лагерь проснулся на рассвете. Лорд Слигин расхаживал по лугу, отдавая приказы и поручения.
Наконец лошади были накормлены, и все приготовились к походу. Все утро они двигались вдоль быстрого ручья. Невин испытывал волнение, граничащее со страхом, перед грядущей встречей с Бранвен. Какой была она в этой жизни?
Что она подумает о нем? При всем своем невообразимом возрасте, будучи подлинным мастером двеомера, Невин был еще и мужчиной, и ему хотелось, чтобы Бранвен любила его.
Когда оставалось около часа до полудня, они добрались до разрушенной крепости. Родри и его люди радостно встретили их возле ворот. Во дворе места хватило только для знати. Люди спешились за стеной и сели отдохнуть возле своих лошадей. Заметив Адерина, Невин проскользнул в ворота: Адерин и еще двое эльфов ожидали его у стены крепости. Дженантар и Калондериэль низко поклонились ему.
— Приветствуем тебя, Мудрец Востока! — сказал Дженантар. — Я надеялся, что мы встретимся при более благоприятных обстоятельствах, нежели теперешние.
— Я тоже питал такую надежду. Я очень сожалею, что твой друг погиб в междоусобной борьбе Элдиса.
— Мы отомстим за него, — вмешался Калондериэль, — так же как и за всех остальных.
Его кошачьи глаза сверкали от гнева. Даже если война, на которую он направлялся, закончится через триста пятьдесят лет, он будет помнить имена всех убитых в ней эльфов. Недоброжелательность или оскорбления эльфы никогда не забывают и очень редко прощают. И хотя Адерин любил говорить о «внутренней доброте западного народа», эти разговоры очень беспокоили Невина.
— Я знаю, тебе не терпится встретиться с Джилл, — произнес Адерин. — Я только что видел ее, но сейчас она куда-то исчезла. Пойдем поищем ее?
Однако Невину пришлось повременить со встречей, потому что к ним подошел Слигин. Он выглядел как медведь, которого окружили охотничьи собаки.
— Послушай, Невин, я серьезно обеспокоен. Молодой Родри совершенно сошел с ума.
— Позвольте, господин! — улыбнулся Невин. — Сейчас я угадаю, какими иллюзиями юноша одержим. Он, наверное, клянется, что мы с Адерином оба связаны с двеомером, и что Адерин может превратиться в филина?
— Точно! И я… — Рот Слигина так и остался открытым, когда он понял, что Невин иронизирует. — Уж не хочешь ли ты сказать мне, что это правда?
— Именно это я и хочу сказать.
Слигин качал головой из стороны в сторону, по очереди глядя на них. Так медведь качается, когда собаки уже совсем рядом.
— Прах и пепел, чем же я провинился?! — взвыл Слигин. — Преодолеть этот проклятый путь только для того, чтобы прийти на помощь кучке сумасшедших? Даже серебряный кинжал клянется, что это сущая правда.
— Я думаю, он знает, что говорит. Придется продеть какой-нибудь глупый фокус, чтобы убедить тебя. — Невин оглянулся вокруг и увидел на траве ветку. — Вот смотри!
Невин призвал народ Огня, они тотчас же бросились выполнять его приказание и зажгли пламя на ветке. Слигин выругался. А потом опять сплюнул, когда Невин погасил пламя.