Идеал - Ахерн Сесилия. Страница 7

В городе начались волнения. Трибунал заявил, будто это случайные вспышки недовольства среди Заклейменных, но дед считал, что Трибунал достал уже не только Заклейменных. Он утверждал, что обычным людям тоже не нравятся эти правила, душащие Заклейменных, и люди заговорили. Теперь я вижу, что в дедушкиных рассуждениях, казавшихся мне вздором, очень даже был смысл. Какие бы резоны ни предъявлял Трибунал общественности, я-то знаю, что единственная причина, по которой Креван закручивает гайки, – ему нужно во что бы то ни стало поймать меня.

Порой я готова была сдаться сама ради спасения таких же Заклейменных, но дедушка мне запретил: сказал, что я смогу больше сделать для них, если останусь на свободе, и что люди это поймут. Терпение, сказал он.

Впереди показался пропускной пункт со стражами – мы резко свернули влево, за ряд магазинов, с трудом втиснулись в проулок с помойными контейнерами и там остановились. Мальчики развернули карту, искали другой маршрут. И так несколько раз по дороге. Если в тот момент, когда я увидела Кэррика, мне показалось, будто все беды позади, то теперь я снова вспомнила, что безопасности для нас нет. А ведь не так давно я жила себе, не оглядываясь через плечо. То время уже не вернуть.

На лбу у Кэррика блестели капли пота. Сидя у него за спиной, я внимательно изучала и его затылок, и лицо в зеркале. Черные волосы коротко подбриты, шея, плечи, спина – широкие, мускулистые, крепкие. Я прозвала его Солдатом, когда еще не знала настоящего имени. Четкие, жесткие линии скул и подбородка. Глаза – я никак не пойму, какого они цвета, – в зеркале кажутся черными. Я всматриваюсь – взгляд у него всегда сосредоточенный, напряженный, Кэррик вникает в ситуацию, быстро соображает, ищет новые пути. Он перехватывает мой взгляд, и я, смутившись, отворачиваюсь, когда же решаюсь вновь поглядеть, то ловлю на себе его взгляд.

– Дом, милый дом, – произносит наконец Леннокс. Оба заметно расслабились: добрались. Но я, глянув в окно, скорее напугалась. Не таким я представляла себе «дом». Не об этом мечтала.

Мы заехали на участок, огороженный забором высотой шесть метров, с колючей проволокой поверху. Больше похоже на тюрьму. Кэррик оглянулся, проверяя мою реакцию, черные глаза смотрят пристально.

Я нарушила главное дедово правило. Он ведь говорил: никому не доверяй.

И я впервые усомнилась в Кэррике.

Прожектора шарят по небу. Такие яркие, мешают разглядеть хоть что-то за окном машины. Мужчина с автоматом движется к нам, кажется, он зол.

– О-о-о, – бормочет Леннокс. Бросает мне одеяло – ляг, прижмись к сиденью, накройся. Я поспешно выполняю его команду.

Кэррик опускает стекло:

– Добрый вечер, шеф.

– Добрый вечер? – сплевывает тот. – Полночь. О чем вы только думали? Повсюду шуруют стражи, мои ребята, конечно, надежны, но и они начнут задавать вопросы, если по ночам будут эти поездки туда-сюда. Вы хоть понимаете, как подставите всех, если попадетесь в такой час?

– Не попались же, – возражает Леннокс. – Не злись, Эдди. Сам понимаешь, мы бы не поехали, если б не крайняя нужда.

Эдди негромко выругался:

– Работники вы хорошие, но могу обойтись и без вас. Замену искать недолго.

– Конечно, мы, Заклейменные, должны с благодарностью принимать все, – насмешливо ответил Леннокс.

– Лен! – остановил его Кэррик. И, обращаясь к Эдди: – Это не повторится. А если бы с нами что-то случилось по дороге, нас бы никак не связали с этим местом. Мы же оба дали слово молчать.

– Честное слово скаута! – подхватил Леннокс. – Ну что, впустишь нас? Может, вы тут не знаете, но вообще-то стражи шуруют повсюду, опасно оставаться за воротами.

Повисло молчание, Эдди что-то прикидывал, я вновь ощутила, как сгущается угроза. Если не впустит, мы и ночи не продержимся снаружи, трое Заклейменных, трое беглецов. Заклейменным вообще не разрешается путешествовать вместе более чем вдвоем, вообще собираться вместе, да еще наступил комендантский час, да еще мы все известные нарушители.

– Ладно. И не воображайте, будто я не заметил тело под одеялом. Надеюсь, оно хотя бы живое. Не знаю, что вы затеяли, но у меня тут не лагерь беженцев: если вы кого-то еще притащили, пусть работает, как все.

– Лучше всех, – ответил Кэррик, и я улыбнулась под одеялом.

– Что за место? – спросила я, когда мы въехали в ворота и мне разрешили откинуть одеяло. Я смотрела в окно, до боли напрягала шею, пытаясь разглядеть верхние этажи этого строения, смахивающего на атомную электростанцию.

– Это CCU, а рядом – CDU. Два филиала одной компании.

– И чем они занимаются? – уточнила я, когда Леннокс выпрыгнул из джипа, не дожидаясь остановки, и растворился в сумраке. Кэррик аккуратно запарковал машину.

– Утилизацией углерода и углекислого газа, – ответил он.

Я продолжала вопросительно смотреть на него.

– Ты же юный гений, – поддразнил он.

– Только в математике, а не во всем на свете.

– Пошли покажу тебе.

Он распахнул передо мной дверцу, и что-то в его манере напомнило мне, что он вырос в интернате для детей Заклейменных родителей. Трибунал отбирает их, чтобы воспитанием уравновесить воздействие плохой генетики, в этих специализированных школах детям полностью перенастраивают мозги. Кэррика забрали у родителей, когда ему было пять лет, он воспитывался в государственной школе с самым лучшим оборудованием, учителями, высочайшими, как они хвалятся, требованиями: Трибунал, слившийся с государством, растит идеальных граждан, но, едва достигнув совершеннолетия, Кэррик все это отверг, совершил тот единственный поступок, который детям Заклейменных строго-настрого запрещен: отправился на поиски родителей. Ему поставили Клеймо на груди за измену обществу, его идеалам.

Ему всего восемнадцать, он замечательный, и в этом была его единственная вина: парень хотел знать своих родителей. Вот он ведет меня по заводской территории, показывает и объясняет, открывает двери карточкой.

Сбоку стояло с десяток металлических контейнеров, словно приземлившиеся бок о бок ракеты, что-то похожее можно увидеть в пивоварне или скорее на базе НАСА: вот-вот взлетят.

– Как ты знаешь, углекислого газа сейчас производится гораздо больше, чем поглощается. Таких цифр не было за последние восемьсот тысяч лет. В основном этот газ происходит от нефти и угля, ископаемых видов топлива, которые миллионы лет накапливались в земле. Эти отходы загрязняют атмосферу, и такие заводы создаются для того, чтобы улавливать углекислый газ и тоже использовать как ресурс. Из углекислого газа и из углерода можно производить новые продукты.

– Каким образом?

– Углекислый газ собирается на электростанциях, на металлургических и цементных заводах или же улавливается из воздуха. Потом из него извлекают углерод, сырой материал для новой продукции – экологического топлива, метанола, пластика, лекарств, стройматериалов.

– Принадлежит государству? – уточнила я, все еще удивляясь, зачем он притащил нас сюда: как мы можем чувствовать себя в безопасности на государственном заводе, среди тех самых людей, от которых пытаемся убежать?

– Частный. Это первый такой завод, пока идут опыты, испытания, до выхода на рынок еще далеко. Стражи не могут являться сюда врасплох с обысками, они должны предупреждать как минимум за сутки.

– Поэтому ты и обосновался тут?

– Я ничего не решал: я пришел сюда вслед за другими.

– За кем?

– Потом я вас познакомлю. Сначала все покажу. Здесь четыре корпуса. Вот этот – восстановительный. – Кэррик коснулся карточкой панели, и красный огонек сменился зеленым.

Он открыл дверь и пропустил меня вперед. Изнутри огромный завод был похож на самолетный ангар – еще больше контейнеров, трубы тянутся во все стороны, лестницы карабкаются вверх по стенам и до потолка. Кэррик вручил мне каску и яркий жилет.

– Тут я и работаю. Ничего сложного, оператор погрузчика, так что я тебе все простыми словами объясню.