Великая русская революция. Воспоминания председателя Учредительного собрания. 1905-1920 - Чернов Виктор Михайлович. Страница 47

   Однажды Некрасов, потерявший надежду на создание коалиционного правительства, предложил назначить диктатора и доверить власть какому-нибудь военному, популярному в обществе и не лишенному политических амбиций. В качестве кандидата он предложил генерала Маниковского. Экстравагантным это предложение только казалось. Оно говорило, до какой степени члены правительства потеряли уверенность в себе. Цензовое правительство не было ни плохим, ни хорошим; оно просто не было правительством.

   Страна нуждалась в правительстве, которое могло бы установить тесный контакт с силами, появившимися во время революции, и использовать эти силы для создания нового механизма, способного перестроить жизнь России. Революцию может возглавлять только правительство, которое движется по непроторенному пути и освещает его, а не тащится следом за революцией, постоянно тормозя ее.

   Первое Временное правительство тщетно пыталось руководить великой революцией так, словно оно имело дело с дворцовым переворотом. Оно могло бы принять революцию, но без ее революционных последствий. В этом и заключалась тайна его неспособности к творчеству.

   В конце концов коалиционное правительство появилось на свет. Лидер социал-демократов в Совете Церетели стал номинальным министром почт и телеграфа, а на самом деле министром без портфеля, ответственным за общую политику. Его близкий друг Скобелев был назначен министром труда. Лидер партии эсеров Чернов занял пост министра земледелия. Керенский получил портфель военного министра, передав министерство юстиции своему помощнику Переверзеву. Народный социалист Пешехонов стал министром заготовок. Эти шесть человек (на самом деле их было меньше) составляли в правительстве меньшинство. Милюкова сменил Терещенко, а Шингарев занял освободившийся пост министра финансов. Все остальное не изменилось.

   На следующем съезде кадетской партии Милюков, отправленный в отставку, с горечью заявил: «Я не ушел, меня убрали». Он предрек новому правительству незавидную судьбу, назвав его программу «слишком неопределенной; в ней скрыт зародыш будущих конфликтов». Милюков был убежден, что «создать ясную и четкую программу такого правительства невозможно; коалиция была компромиссом, парализовавшим правительство изнутри, в то время как прежнее правительство было парализовано давлением снаружи»⁵.

   В сущности, Милюков был прав. Принимая идею коалиции, люди смотрели назад, а не вперед. Они пытались исправить ошибки прошлого вместо того, чтобы решать проблемы настоящего и будущего.

   На первом этапе революция решала вопросы, общие для либеральной и рабочей демократии. Но либеральная демократия в одиночку несла неимоверную тяжесть революционной власти. Теперь к ней на помощь пришла демократия трудящихся; ее представители торопились исправить положение и впрячься в те же оглобли. Но тем временем возникли новые проблемы, и решить их сообща было уже невозможно.

   Поговорка «лучше поздно, чем никогда» верна далеко не всегда. Беда коалиции заключалась в том, что сочетание условий и проблем, вызывавших ее необходимость, закончилось. В первые месяцы революции люди от думской оппозиции и люди от революции объединились по всей стране, чтобы выкорчевать остатки самодержавного бюрократического режима и создать скелет нового народно-демократического правительства. На первых порах страна нуждалась в формах свободного государства, основанных на общественном законе. Расчищать место для таких форм и создавать их следовало общими усилиями. Но затем встал вопрос о социальном содержании этих форм. И тут двум группам пришлось расстаться. Этапы объединения и размежевания естественно следуют друг за другом. Но при организации правительства эта последовательность полетела кувырком. В период объединенных действий либеральная демократия и демократия трудящихся были разделены, а когда они объединились, настал час их естественного размежевания.

   Хотя представители Совета вошли в правительство, но двоевластие, парализовавшее деятельность правительства и ознаменовавшее собой непримиримость цензовой и советской демократии, никуда не исчезло. Этот дуализм лишь изменил форму: теперь он сказывался в провале планов и намерений обеих разделенных и разнородных частей кабинета. Ни одна из этих частей не была достаточно сильна, чтобы осуществлять собственную политику, однако каждой из них хватало сил помешать партнеру выполнить его программу. Результатом был тупик, который раздражал и утомлял и тех и других. У правительства, которое не могло сделать ничего хорошего и ничего плохого, было все меньше конкретных поводов вызвать чье-то острое недовольство и все меньше возможностей совершить необдуманный шаг. Однако его скудные достижения (точнее, отсутствие достижений) вызывали медленно накапливавшееся неудовлетворение. Части тянули в разные стороны, нейтрализуя усилия друг друга. В результате и те и другие демонстрировали «топтание на месте».

Глава 12

Конфликт в промышленности    

Народ рассчитывал, что новое Временное правительство пойдет по новому пути, особенно в рабочем и аграрном вопросах.

 В декларации коалиционного кабинета говорилось, что трудовое законодательство будет основано на «борьбе с экономической разрухой с помощью контроля над производством, транспортировкой, обменом и распределением продукции, а при необходимости – с помощью реорганизации производства извне». По-другому и не могло быть. Милюков правильно говорил: «Промышленность, которой уже грозил приближавшийся кризис, была вынуждена все больше и больше существовать за счет государства». Речь шла о кризисе транспорта и снабжения сырьем и топливом и износе оборудования. Финансировать промышленность без контроля над последней было бы абсурдно. Приближение кризиса не позволяло государству проводить политику laissez faire, la?ssez passer [здесь: невмешательства в экономику (фр.). – Примеч. пер.]. Защита интересов грудящихся предполагала, что правительство примет меры по оздоровлению экономики в целом.

   Еще при первом Временном правительстве был создан специальный Комитет по вопросам труда, целью которого были обсуждение и подготовка проектов законов о труде для их рассмотрения кабинетом. В этот комитет входило восемь членов от рабочих и восемь от промышленников. Девятым членом и председателем комитета был министр труда. Комитет приглашал на свои заседания докладчиков и экспертов с правом совещательного голоса.

   Деятельность комитета подробно описана в воспоминаниях В.А. Авербаха, представителя предпринимателей и директора многих промышленных корпораций:

   «Министерство труда было явно меньшевистским по составу его руководства и привлекало к работе ученых, зарекомендовавших себя последовательными марксистами... Широкая эрудиция последних позволяла им подкреплять свои аргументы ссылками на зарубежные законы и обычаи, решения съездов и т. п. Отчеты, предшествовавшие рассмотрению проекта закона, тщательно готовились. Было ясно, что все продумано заранее. Наши заклятые враги, члены рабочей фракции комитета, были вооружены до зубов. Когда на первом заседании на нас обрушились формулы, цитаты, имена и названия, причем с необыкновенной легкостью и даже не без изящества, мы были разгромлены еще до начала битвы»¹. Что представители российской буржуазии могли противопоставить защитникам рабочих? Почти ничего, признает Авербах. «Тщательно скрывая подавленность и понимая недостаток собственной подготовки, мы пытались компенсировать его красноречием и искренностью». Избегая дискуссии о сущности проектов, предприниматели подчеркивали их «несоответствие военному времени». «В тот момент решительную борьбу можно было отложить на потом, но бежать от этих вопросов означало бы признать свое поражение». Совет представителей торговли и промышленности создал специальную секцию труда. Та начала лихорадочно собирать материалы, готовить отчеты, записки и меморандумы, составлять комментарии к проектам законов, готовить собственные проекты и т. д. «Мы почувствовали себя вооруженными, – признается Авербах, – но, конечно, не могли надеяться победить наших оппонентов, которые потратили на подготовку годы. Мы должны были вооружиться, чтобы взрывы шрапнели, начиненной формулами, цитатами и именами, не посеяли панику в наших рядах».