Босс на блюдечке (СИ) - Лина Луисаф. Страница 17
Я вскидываю брови, но Демьян максимально серьезен. Он смотрит на меня сверху вниз внимательно и твердо, подчеркивая всю важность своего обращения, и мне, пусть даже я абсолютно с ним не согласна, не остается ничего иного, кроме как кивнуть. Он расслабляется и перестает надо мной нависать. Я раздраженно отворачиваюсь:
— Долго нам еще ждать обеда?
— Тибо обещал сделать все в течение часа. Если у тебя есть желание, можешь пока осмотреться. Ты ведь впервые в Брюсселе?
Я впервые вообще за границей, но ему необязательно об этом знать.
— Нет никакого желания. Лучше свяжусь пока с дизайнерами насчет конкурса логотипа, узнаю последние новости.
29
Ресторан еще закрыт, но персонально для нас накрывают один стол. Тибо подает какие-то крошечные кусочки рыбы в соусе спустя сорок минут после нашего разговора с шефом. Исподтишка изучаю реакцию окружающих: Эмилия с Демьяном, поблагодарив повара, приступают к трапезе так, будто всю жизнь питаются такими крошечными порциями, не способными утолить голод даже котенка. Адам жует с каменным лицом: пока пара напротив нас смакует, обмениваясь одними им понятными комментариями, охранник в два счета опустошает свою тарелку и запивает водой. Вино, которое выставил нам за стол француз, Адам проигнорировал. Не желая уподобляться его плебейской натуре, я кладу кусочек рыбы в рот и тщательно пережевываю. Выдавливаю из себя восхищенную улыбку, хотя ей-богу, я ела рыбу гораздо вкуснее, нежели эта, и продолжаю медленно жевать.
Поскольку мы ограничены по времени, то сразу после трапезы, поблагодарив владельца, мы покидаем ресторан и возвращаемся в аэропорт. Адам уже заранее раздал указания по телефону, поэтому когда мы оказываемся на месте, самолет уже заправлен, осмотрен и проходит предполетную проверку.
В ожидании ее окончания мы с Эмилией устраиваемся в зоне отдыха. Я отдаю ей свой блейзер, потому что в тонком летнем платье она начинает замерзать.
— Вы быстро нашли общий язык с Демьяном, — говорю я ей.
Эмилия безмятежно улыбается:
— Мы знакомы.
Я удивленно распахиваю глаза: как?
— Когда я была маленькой, наши отцы дружили. Нет, наверное, нужно выразиться по-другому: наши отцы достаточно часто общались, и папа даже несколько раз брал меня с собой, когда ехал к отцу Демьяна. Там мы с ним и познакомились.
Я сижу, не в силах поверить своим ушам. Бывают же в жизни такие невероятные совпадения! Мой начальник и моя сестра дружили в детстве!
— Что случилось потом? Почему вы прекратили общение?
Эмилия задумчиво хмурится, на ее лбу появляется маленькая морщинка.
— Кажется, тогда папу отправили в Германию, и мы с мамой уехали с ним.
Я в курсе, что Бурковы прожили в ФРГ не меньше года.
— Получается, после возвращения ты его больше не видела?
— Да, сегодня мы встретились впервые после долгого перерыва. Мы… многое вспоминали в самолете, пока ты спала. Было так замечательно встретить старого друга.
Я откидываюсь на спинку кресла. Некоторые вещи теперь предстают передо мной в ином свете. К примеру, теперь становится понятным, почему Демьян пошел наперекор Адаму и взял на борт Эмилию, узнав, что она — дочь посла Буркова. Он просто ее вспомнил. Или его слова в ресторане Тибо: «Эмилия физически не способна кого-либо обмануть». Я-то гадала, как он успел так быстро ее изучить, а на самом деле разгадка крылась в другом: он узнал ее задолго до меня.
Та же самая мысль, которую я не додумала по прилету в Бельгию, начинает подавать голос. Что-то крутится в моей голове, когда к нам подходит Демьян и протягивает нам чашки: мне — с горячим кофе, Эмилии — с горячим шоколадом. Эта же мысль щекочет мои ноздри, заставляя морщиться и сдерживать чих (Демьян, впрочем, тут же решает, что я простыла, поэтому его пиджак мгновенно переходит, несмотря на протест, на мои плечи). Эта же мысль покалывает мою кожу на ягодицах, заставляя елозить на сиденье кресла. Она же напирает на брови изнутри, заставляя хмуриться, когда уже в самолете две головы синхронно оборачиваются ко мне с одинаковыми обеспокоенными выражениями лиц. Я принимаю снотворное, любезно выданное мне шефом, запиваю из бутылочки с водой, которую протягивает мне Эмилия, пристегиваюсь. Паника вновь накатывает, но уже не накрывает волной, как цунами, а плещется у ног, потому что мысль, которая не дает мне покоя, выступает отличной преградой между мной и страхом. Когда мы взлетаем, меня, наконец, озаряет.
Но тут я проваливаюсь в сон.
30
В отличие от хмурой Бельгии, родина встречает нас солнцем и теплом. Моя голова все еще тяжела после двух перелетов и двух искусственных снов за день, к тому же меня накрывает ощущение нереальности из-за того, что только утром мы были в Москве, а потом, как нечего делать, слетали пообедать в другую страну. Босс, поймав мой расфокусированный взгляд, вызвал водителя и отправил нас с сестрой по домам. Мне не хочется возвращаться в его пентхаус в одиночестве, поэтому стоило нам отъехать от аэропорта, как я прошу шофера отвезти нас с Эмилией по одному адресу. Сестра на это никак не реагирует: она мечтательно смотрит в окно, на ее щеках легкий румянец, мыслями она сейчас где-то далеко-далеко, и сейчас мне это только на пользу.
Наконец-то я получаю возможность додумать мысль в одиночестве.
Демьян и Эмилия. Друзья детства, разлученные на годы и вновь воссоединившиеся после разлуки. Две стороны одной медали: оба из привилегированных семей, оба имеют много общих воспоминаний, обоих окружает некий флер возвышенности и аристократического благородства. Я вспоминаю слова Демьяна, сказанные будто тысячу лет назад: «Мне нравятся милые домашние уютные девочки»; вспоминаю румянец на щеках моей всегда равнодушной к мужскому полу Эмилии, когда Демьян окинул ее взглядом; вспоминаю, как они двигались и сообща работали там, в Брюсселе, дополняя друг друга так, будто прожили вместе уже тысячу лет и успели изучить друг друга до мельчайших нюансов; вспоминаю свое обещание Геннадию Евгеньевичу присматривать за его дочерью и сделать все, чтобы ее жизнь сложилась благополучно — и понимаю: вот оно. Вот к чему все это было: нелепая ошибка Эмилии, приведшая к моему знакомству с Демьяном; мое трудоустройство и сближение с шефом; их встреча, которая состоялась лишь благодаря мне — словно сама судьба в моем лице сталкивала их вместе.
Когда я окончательно это осознаю и принимаю как данность, с моих плеч словно падает тяжелый груз. Несколько преждевременно, конечно, учитывая, что пока что я ничего еще не сделала, но, зная собственную напористость и целеустремленность, могу с уверенностью сказать: раз я взялась за дело, я доведу его до конца. Я сведу вместе Эмилию и Демьяна, чего бы мне это ни стоило!
Усталости как не бывало, меня переполняет небывалый энтузиазм, мне хочется поскорее взяться за дело, поэтому я начинаю разрабатывать различные схемы и планы.
В тот вечер мы с Эмилией впервые не вместе: вместо того, чтобы обсуждать, как прошел рабочий день, мы расходимся по разным углам. Когда перед сном я это осознаю, мое сердце сжимается от грусти.
Утром я прибываю в офис даже раньше Демьяна: мне не терпится привести в исполнение свой план. Когда шеф появляется в кабинете и окидывает меня удивленным взглядом, несколько удивленный радостью, с которой я его приветствую, я заставляю себя несколько поумерить свой пыл.
— У тебя произошло что-то хорошее? — интересуется он, нажимая на кнопку связи с приемной и прося Анастасию Викторовну принести кофе.
— Нет, все как обычно, — я делаю невинное лицо. Он не особо мне верит, но и не настаивает на ответе.
— Ты вчера ночевала у себя дома?
— Ах да, — вспоминаю я, — я заеду за вещами сегодня.
— Зачем? — Демьян выглядит несколько сбитым с толку.
— Как зачем? Вся эта затея с переездом теперь потеряла смысл, ведь встреча в Брюсселе уже состоялась и теперь нет смысла экстренно подтягивать мой английский. Да, насчет этого… Ты, наверное, уже успел убедиться в моей полной безнадежности в этом плане, равно как в том, насколько полезной оказалась Эмилия в качестве переводчика, а раз так, то почему бы не взять ее в штат на постоянной основе? Она бы могла быть, скажем, младшим ассистентом, и отвечала бы за коммуникацию с твоими иностранными филиалами, ведь помимо английского, она прекрасно владеет немецким, французским и испанским.