Две Наташки и пришельцы (СИ) - Еремеева Рената. Страница 101
– Даа.. поджилки-то трясутся. У первого жреца, самообладания было побольше… – усмехнулась Яарана.
– Священный Воин?! – удивилась я. – Как же он до высшего ранга дослужился, такой трусливый?
– Шаура говорила: в молодости он всегда побеждал в единоборствах. Внушительный рост, недюжинная сила, а так же хитрость и подхалимство в немалой степени способствовали его продвижению.
– Жрец Жатуф, веришь ли ты в Онзома и других богов? – продолжал дознание прокурор. – Нет, я не верю, – заискивающе проговорил шаман. – Я никогда не верил в богов, но верил в нашу силу и величие.
– Тогда зачем же ты обманывал народ в течение многих эоров?
– Я считал, что для народа так будет лучше и правильней! Два первых Эл Ор Ритана во всем поддерживали нашу политику. Под нашим управлением Цветы Ритана стали могущественной державой. Вся галактика боялась нас. Мы завоевали много планет, которые стали колониями теранцев. Зухруул мне говорил, что если бы Эл Ор Ритан Третий нас послушался, то леары никогда бы не завоевали нас, – начав приводить доводы в целесообразности своего курса, жрец все больше и больше увлекался. – Наоборот, мы бы заставили их служить себе. И рабочей силы, и высоких технологий… мы бы многого добились, благодаря …
– Этот вопрос мы уже обсуждали, – перебил его Даарон. – Признаешь ли свою политику ошибочной?
– Да, да…признаю, – поспешно закивал головой Жатуф, чувствуя, что наговорил лишнего в попытке оправдать себя. – А знал ли Зухруул, что ты не веришь в Онзома и других богов?
– Как не знать… Мы вместе выдумывали, как нам обыграть знаки богов, чтобы народ верил. Подсыпали химикаты в костер, чтобы пламя изменило цвет, посылали дронов в небо, чтобы все думали, что это летящая комета! Непокорным подсыпали в пищу галлюциноге… – договорить ему не удалось – прямо в лицо смачно шмякнулся брызнувший во все стороны переспелый фрукт.
Моргая глазами, шаман наклонился и затряс головой, стряхивая липкую кашицу. Охранник щелкнул дистанционным ключом, и освободив его от наручников, сунул ему в руки мокрое полотенце. Но это было только начало. Народ в ярости срывался с мест и с криками забрасывал его тухлыми яйцами птиц и порчеными овощами.
– Лживый змей!
– Обманщик! Негодяй! Врун!
– Хамелеон, меняющий цвет!
– Сколько честных теранцев сгубили мы по вашему подлому навету! Когда бомбардировка приутихла, Даарон задал ему новый вопрос:
– Признаешь ли ты, что хотел власти, поклонения и способа манипулировать нами? – Я? Вовсе нет! Я верил, что так лучше для нас! Вера в богов – это то, что сплотило нас на долгие-долгие эоры! Сделало сильными, непобедимыми! Я осознал… я осознал свои ошибки, – жрец поспешно поднял обе руки, показывая свои раскрытые ладони, увидев, что к нему подскакивают новые метатели. – Я готов покаяться. Пожалуйста, не убивайте меня.
– В клетку егооо! В клеткууууу!!! – заорал один из теранцев. – Он скормил этим зверям моего отца! Вот пусть узнает, каково это!
– Клет-ку!!! В клет-ку!!! – в разнобой закричала группа, сидящая на широкой скале.
Танаар поспешно вскочил, пока это требование не было подхвачено всем остальным народом.
– Один из главных принципов теранской расы: сильные не лгут. Теранец всегда держит слово. Клятвы, данные нами, крепки, как скала. И какова наша боль, когда мы узнаем, что те, кто величали себя лучшими из нас – лгали нам, пользуясь нашей наивностью?
Мы верили этим двоим столько лет.. А они водили нас за нос! Мы шли на поводу у чужих амбиций и ложных убеждений. Акцентируя этот момент, я хочу, чтобы вы крепко задумались над этим, прежде чем сделать выводы для себя.
Я не хочу убивать никого из своих соплеменников. Каждая смерть – это тяжкий удар. Но я не могу допустить, чтобы на сегодняшнем суде вы извлекли урок полной безнаказанности. За тяжкие преступления придется отвечать. Жатуф, Жрец-Священный Воин, за все свои злодеяния приговаривается к высшей мере наказания.
И снова инопланетянка, похожая на русалку поднялась по ступеням помоста и остановилась в шаге от осужденного. Тот, в ужасе вытаращив глаза и мотая головой, попятился.
Толпа загудела, несогласная с решением судьи.
«В клетку его, в клетку!», «А для чего здесь Шеол-Кууль?» – продолжали настаивать отдельные голоса.
– Нет, – сказал Танаар твердо. – Я не хочу, чтобы самка Шеол-Кууля стала палачом преступников. Вы заметили, что Шеол-Кууль не выпущена из клетки? Это сделано не только для того, чтобы оградить от опасности народ. Если мы хотим стать цивилизованной нацией, мы не должны уподобляться кровожадным дикарям с их жестокими забавами. А наш суд не должен заканчиваться кровавыми гладиаторскими боями. Я сам прошел через это, и до сих пор вспоминаю об этом, как о страшном сне. Мы должны воспитывать в себе гуманность и милосердие даже к врагам.
А Шеол-Кууль – это наше прекрасное воспоминание о погибшей Родине. Мы не для того ее привезли на землю, чтоб на наших глазах она раздирала тела наших сородичей и выпускала из них кишки. Она пока не знает вкуса крови разумных существ и, надеюсь, никогда не узнает. Я же мечтаю о том, чтобы эта большая, ласковая, добрая кошка просто играла с нашими детьми на цветущих лужайках.
Он обернулся к Жатуфу, который не притронувшись к кубку со снадобьем, медленно сполз перед ним на колени.
– Расстрелять в роще и перенести труп на площадь! Желающие пусть попрощаются с ним, – приказал император.
Жатуф, тяжело волоча ноги, спустился по ступеням помоста и, конвоируемый тремя солдатами и офицером, двинулся к пихтовому бору. Когда он проходил мимо зрителей, те, морщась, зажимали носы.
– Эх, ты, Жатуф… – укоризненно проговорила Шаура, сидевшая с дочерью в первых рядах. – Сердце твое еще бьется, а дух уже покинул тело. Он мертв.
Танаар, все еще стоявший за трибуной, обратился к народу.
– Сегодня на этой площади собралось все наше теранское поселение: те, которые участвовали в шаманском мятеже, и те, кто остался мне верен. Сегодня мы осудили главарей восстания. На протяжении последующих девяти дней перед судом предстанут все оставшиеся бунтовщики и смутьяны. Я надеюсь, что осужденные останутся среди соплеменников, как равные. В зависимости от вины каждого, – сказал он, обращаясь к подсудимым, мы вам назначим срок исправительных работ, во время которых вы должны будете доказать ваши добрые намерения. Некоторое время вы будете под присмотром. Ваши ретеллеры будут прослушиваться, снимать их запрещено. Ну а завтра к вечеру, когда солнцепек спадет, мы с вами продолжим рассмотрение дел по участию в заговоре.
_________________
[i] Рухио – казнить!
ГЛАВА 47
Семь месяцев спустя
Новый дом источал запах свежеструганной древесины и терпкий аромат смолы. На обвитой цветущими лианами веранде стояли кадки с диковинными растениями, которых раньше я не встречала: все-таки флора Индии и Мексики сильно различны между собой. Открыв дверь, Таша пропустила меня вперед себя, и, думаю, неслучайно… Едва я переступила порог, как кто-то громко присвистнул:
– Ух ты! Прикольная фифа! Давай дружить! – голос был бодро-мультяшный и немного скрипучий.
Из каких-то глубин памяти вынырнуло воспоминание о том, как я в детстве зачарованно смотрела мультики. Я обвела помещение глазами, но включенного экрана нигде не заметила.
– Ку-ку! – вдруг заговорщицки окликнули меня с потолка.
Я подняла глаза и увидела, как на оплетенном тесьмой металлическом кольце висел вниз головой довольно крупный попугай и, как-то странно вывернув шею, разглядывал меня круглым желтым глазом. Взмахнув крыльями, он переместился на жердочку, выпирающую из стены, и крепко обхватил ее трехпалыми лапками. Он совсем был не похож на ярких, экзотических Ара, которыми я привыкла любоваться в Сумидеро. Серенькое тельце, белые «очки» вокруг глаз, светлое оперенье на брюшке, а из под темных крыльев торчит карминно-красный хвост.
– Привет! – сказал он, поднимая ножку с выпрямленными пальцами наверх. – Как тебя зовут? – ответить я не успела, потому что мой новый знакомый тут же начал рассказывать про себя. – Я – орел! Я мужчина! Умный парень! – низким мужским тембром проговорил он. И вдруг разительно поменяв горделивый тон на ласкающую женскую интонацию, сообщил. – Проша – хороший. Проша – лапушка, рыбонька, солнышко! Я птичка! Я молодец! – он снова браво присвистнул. – Что за дела?! Нельзя кусаться!!! Нельзя!!! Ты понял?! – переходя с мужского голоса на женский и, меняя роли, как актер, Проша рассказывал мне о событиях в доме. – Таша кричила: Кусаться – нехорошо! Это некрасиво! – Понял-понял… Я не кусал папу. Я поиграть! Я разбойник, я пират! Проша умный, Проша – молодец!