Заколдуй меня - Кертис Джек. Страница 43

— Никто.

— А обман тоже ложится на чашу весов?

— Все человеческие чувства, все человеческие усилия, все человеческие...

— А предательство?

Мотыльки блестками облепили три шара для жонглирования. Зено пропустил электричество через один из них, получив свечение, залившее половину комнаты. Он держал его над головой, как светильник.

— А предательство? — Вопрос повис в воздухе.

Пайпер ответил:

— Я пришел, чтобы судить этот мир.

— А в спецслужбах знают, кто вы такой? А в Министерстве обороны? Кто-нибудь из ваших европейских коллег знает? — Зено читал по записям Валласа Эллвуда.

Непередаваемо медленным движением Пайпер поднес палец к лицу.

— "Если очи твои оскорбляют тебя, выколи их". — На губах старика блеснули капельки слюны, лицо исказила то ли усмешка, то ли гримаса недовольства, трудно сказать.

— Молох. Альфа и Омега. Кто-нибудь знает об этом?

— Как мог бы я их судить, знай они, кто я на самом деле? — Пайпер перешел со скрипучего шепота на сладкий, убаюкивающий лепет: — Они тогда превратились бы в пай-мальчиков, правда? — Он снова провел пальцем по веку. Потом очень мягко произнес: — Я не говорил, что я Молох. Я не говорил тебе этого.

— Если ты тот, за кого себя выдаешь, то можешь делать все.

— Все? — Теперь в его голосе сквозило лукавство.

— Да. Все, что пожелаешь. И никто тебя не осудит.

Последовало долгое молчание.

Пайпер отвернулся и стал разглядывать стену, будто на ней было начертано послание. Зено по-прежнему удерживал светящийся шар в воздухе, чувствуя, как затекает рука.

Чуть раньше этим утром он держал Карлу в объятиях, прижавшись губами к ее уху, и шепотом обещал ей:

— Мы скоро уедем отсюда.

— Ничего... не беспокойся... — Лицо ее светилось любовью. — Все будет, как ты захочешь. Ты ведь знаешь.

Этот спятивший старый ублюдок скармливал ему то же дерьмо, которое от него получал Харрис.

— Чтобы ты ни сделал, — внушал он ему, — это не было изменой. Что бы ни рассказал, это не было вероломством. Не могло быть. Потому что наверняка входило в твои великие цели. Верно? Было частью твоего плана. Людям, подобным тебе, тесно в рамках таких жалких понятий, как страна, патриотизм, верность. Ты не мог принять ничьей стороны. — Он понимал, что говорит чересчур много, но решил разработать еще одну линию, почерпнутую из записей Эллвуда: — Расскажи мне про Януса.

Пайпер взял низкий табурет, поставил у стены и сел, будто желая изучить послание вблизи. Он беззвучно шевелил губами, и по ним можно было прочесть:

— Я говорил тебе, что я Молох.

Зено попросил:

— Расскажи мне о геометрии. Это так интересно!

Но Пайпер молчал, уставившись на стену. Минут через пять свечение в комнате погасло, дверь приоткрылась и снова закрылась, щелкнув замком.

Пайпер остался сидеть в темноте. Через некоторое время он на ощупь вывел на стене пальцем невидимый вопрос:

Кто этот клоун?

Глава 20

В эти дни погода то и дело менялась. Когда Том Кэри шел по тропинке, ведущей к Меерз-Пойнт, солнце светило так ярко, что в его лучах ветки утесника казались объятыми пламенем. Но прошло совсем немного времени, и небо нависло над ним, словно потолок, — серая бескрайняя поверхность, по которой ветер гнал темные облака, похожие на комки грязи. Прежде чем закинуть удочку, Том снял катушку со стопора и взмахнул удилищем большого морского спиннинга, ухватившись за него обеими руками. Леска с грузилом размоталась, тонко взвизгнув.

Кэри стоял на оконечности мыса, у самой воды, так, чтобы можно было разбрасывать леску по ветру. Волны разбивались о широкий порог из лежавших по обе стороны от него черных камней, воздух был насыщен солеными брызгами.

Кэри смотал леску, чтобы проверить наживку, и снова закинул. Мысли его были заняты девушкой, лежавшей на кровати Эллвуда. Да, гладких рыбок он выуживает! Он представил, что леска натягивается — и из воды показывается девушка. В брызгах волн она кажется бледной, зеленая вода сосульками стекает у нее с плеч, он подцепляет ее багром и вытаскивает на берег. В глазницах у нее самоцветы, а лоно набито жемчужинами.

Кэри узнал о смерти Лори вскоре после того, как ее не стало. Никто не заметил, что она пропала — ведь она находилась в собственном доме. Муж был в отъезде — отправился в Штаты по делам, связанным с американскими ВВС, и вернулся через неделю.

Близился рассвет. Он поставил машину около телефонной будки и отыскал едва заметную дорожку, которая шла через лес, параллельно задним фасадам домов военнослужащих. Какая-то птица залилась было трелью, но тут же смолкла, не найдя поддержки.

Сначала ему попалась ее одежда — там, где она скинула ее, — в этом было что-то зловещее и непристойное; у блузки отлетели пуговицы, тонкое, как паутина, нижнее белье зацепилось за низкорослый кустарник. Потом он увидел таблетки, рассыпанные по листьям, словно семена ядовитых цветов. А уже потом — саму Лори, не сразу, потому что ему сказали, что она умерла, но не сказали, как и где.

Она висела на дереве, в двух шагах от него, с головой, наклоненной вперед на выгнутой шее, словно в недоумении разглядывала что-то, лежавшее внизу. Руки свисали вдоль тела, прямо, как водопроводные трубы. Казалось, всей своей тяжестью она устремилась к земле.

Кэри приподнял голову. Она висела совсем невысоко — ее колени находились на уровне его глаз.

Он подумал: «Как будто таблеток оказалось недостаточно! Как будто ей хотелось испытать по меньшей мере две смерти, чтобы избавиться от гложущего ее страха и страдания».

Лес постепенно просыпался. Запели птицы в листве. Но вокруг Лори все оставалось безмолвным и недвижимым. Свет в том месте, где она висела, из серого становился белесым. Лори напоминала стройный ствол с листиком лобковых волос и двумя сосками, свисающими, словно диковинные плоды.

Ветром приносило брызги волн, разбивающихся о камни. Леска становилась невидимой, уходя под воду, но сообщала колебания, сотрясавшие по всей длине полое удилище из органического стекла. Держа леску рукой, Кэри чувствовал, как ее тянет колышущееся море.

Он приехал в Лонгрок, не потому что его попросил Эллвуд, не из-за обещанного им вознаграждения. Он приехал, чтобы разгадать тайну, не дававшую ему с давних пор покоя. Он понял это только сейчас и сразу принял за истину. Ему необходимо было раскрыть тайну собственной трусости и утраченной надежды.

Не прошло и часа, как ветер стих. Кэри сложил удочку, убрал снасти в заплечный рюкзак и двинулся в город, вдыхая запах папоротника, растущего по обе стороны тропинки.

«Я именно тот человек, чья вера мертва, — думал он. — Она умерла сначала в Польше, потом в Венгрии, затем в Восточном Берлине. А теперь и в самом сердце — в России. Во что же я верил? В Отца, Сына и в тот призрак, что бродит по Европе».

Ветер доносил до него запах утесника, резкий, словно запах соляного раствора.

Он оставил удочку и рюкзак в машине и пошел через город пешком. Сначала он брел бесцельно, но потом понял, куда направляется.

Церковь стояла на одной из окраинных улиц, неподалеку от пристани; простое сооружение из кирпича цвета сливы, с крыльцом и фрамугами из светлого дуба. Из этого же светлого дуба были сделаны скамьи и алтарь. Над алтарем располагалась роза [7], а под ним триптих, части которого соединялись, покоясь на дубовой опоре. Витражи были выполнены современным мастером — тщательно подобранные кусочки красного и синего стекла для розы, голубые и молочно-белые — для триптиха, изображающего рождение Христа, Христовы муки и Христа во славе.

Солнечные лучи проникали сквозь стекла, и по нефу [8] текла цветная река. Кэри сел поближе к алтарю, и на нем заиграли белые и голубые блики: