Заколдуй меня - Кертис Джек. Страница 45

— Ты хочешь пойти туда?

— Нет, не хочу. Но сложившаяся ситуация дает нам преимущество. Нам, а не ему. И это впервые. Пусть думает, что водит нас за нос.

— Когда хотят подстрелить тигра, — сказала Софи, — то неподалеку от дерева привязывают козла. Потом охотник садится с ружьем под деревом и ждет. В конце концов приходит тигр, перегрызает козлу глотку, и вот тогда-то охотник и стреляет в тигра.

— Нет, — сказал Паскью, — Ты права, я пойду один.

Софи направилась к лифту. Войдя в кабину, она нажала на кнопку, держа двери открытыми. Паскью появился в холле, но в лифт заходить не стал.

— Пожалуй, в одиночку я лучше справлюсь с этим делом.

Софи рассмеялась:

— Справишься с чем? Ты так говоришь, словно речь идет об обычной работе. Заходи.

Пока они ехали вниз, Паскью поинтересовался:

— Как же ты догадалась, что это он звонил, а не я?

— Он действовал умно — разговаривал шепотом. Но я слышала, как он отсылал нас в бар, — тогда он тоже шептал. И все-таки у меня не было уверенности. Играл он отлично. Изображал беспокойство, недоумение, злость, и все к месту. Я закрыла глаза и сосредоточилась на его шепоте, все больше убеждаясь в том, что это не ты. И тогда я сказала...

— Что ты сказала?

— Сказала: значит, ты собираешься идти туда без всякой поддержки, безоружным, не зная, что он предпримет? — что-то в этом роде.

— А он никак не отреагировал на слово «безоружным»?

— Совершенно верно.

Паскью достал из кармана ее пистолет.

— Возьми его лучше себе. Некоторое время ты проведешь здесь одна.

Софи покачала головой.

— Ты все не так понял, я — козел. Ты — охотник под деревом.

Первым сюрпризом, подстерегавшим ее, была лодочная станция. Софи ожидала увидеть дом с крыльцом и кнопкой звонка.

Второй сюрприз — музыка. Мягкая мелодия вальса доносилась до нее сквозь сгущавшуюся синеву сумерек, звуки струнных и духовых инструментов — казалось, на холме неожиданно распахнули дверь танцевального зала.

Она прошла в ворота и начала разыгрывать свою роль.

— Сэм, — позвала она, — Сэм?

Продвигаясь в глубину площадки, она думала: «Надеюсь, ты слышишь меня, Паскью, и хорошо видишь сквозь ветви дерева — потому что уже запахло тигром».

— Сэм?

Это был вальс Штрауса, теперь он звучал чуть громче.

Прямо перед ней, отгороженное перевернутыми судами, находилось пустое пространство, достаточно обширное для танцевальной площадки. Пам-пам-пам...

Музыка звала к танцу.

— Сэм?

Третьим сюрпризом оказался маленький столик, неожиданно высвеченный прожектором, с лежавшими на нем цилиндром и тростью. А вот и кавалер. Сейчас он отведет ее на бал. На ее глазах трость с треском сложилась и, подскочив в воздухе, превратилась в цветы. Для ее корсажа. Из цилиндра, прошелестев крыльями, выпорхнул голубь; он взмыл вверх, покружил в воздухе и исчез в темноте.

Он легонько хлопнул ее по плечу: «Простите», а когда она повернулась к нему, взял за запястье, другой рукой обнял за талию, прижал к себе и увлек на танцевальную площадку. Все на нем: фрак, белая бабочка, лакированные туфли — было безукоризненно. От белой полумаски, почти скрывавшей лицо, создавалось впечатление, что он оскальпирован. От густого слоя помады на губах стали красными даже зубы, что было заметно, когда он улыбался ей.

Она слегка задыхалась, как и положено девушке, не пропускающей ни единого танца. Рука, обвившаяся вокруг талии, держала ее так крепко, что у нее едва не хрустнули кости. К этому надо прибавить испытанное ею потрясение. Из приоткрытого рта не вырвалось ни звука, пока он, закружив в вихре, увлекал ее в темноту. Он смотрел на нее сверху вниз, и лицо его, расчерченное на доли, выражало разочарование. Одета она была неподобающе: ни бального платья, ни атласных туфелек, ни тиары на голове. Хоть бы надела скромную нитку жемчуга, какое-нибудь ожерелье.

Он раскрутил ее, оттолкнув от себя, держа на вытянутой руке, пока она вращалась, потом снова подошел, теперь уже сзади, положив ей руки на шею, словно застегивая ожерелье. Она почувствовала, как удавка скользнула по шее и стала затягиваться.

— Сэм!

В голосе ее сквозили ужас, злость, мольба и надежда. Она взывала к кому-то, кто был сейчас здесь. Зено уловил эту перемену в интонации и, когда в свете прожектора появился Паскью, повернулся к нему вполоборота. Паскью поддел ногой кассетный магнитофон, и тот скользнул в темноту. Музыка смолкла. Он как-то странно держал пистолет, словно собираясь стрелять по мишеням, не произнося ни слова, потому что не представлял, что говорят в подобных случаях.

Софи ухватилась за удавку, оттянув ее от шеи, как тесный воротник, и, когда веревка свободно повисла, уже на бегу отшвырнула ее в сторону. Наткнувшись на корпус прицепа на колесах, Софи ушибла ногу и полетела вниз головой, едва не перекувыркнувшись в воздухе.

Зено и Паскью оказались один на один, при этом Паскью ходил кругами, стараясь использовать преимущества, которые ему давало освещение. Наконец он сказал:

— Не шевелись, не то выстрелю!

Софи бежала к воротам. Единственное, чего ей сейчас хотелось, — это очутиться где-нибудь в другом месте. Дрожащие ноги не держали ее, и она чувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Чтобы этого не случилось, Софи без конца повторяла какую-то бессмыслицу:

— О'кей, мне нужно идти, нужно идти, хорошо? Я лучше пойду, мне очень жаль, но я должна идти, вот найду ворота и уйду отсюда, хорошо? Я ухожу, я сейчас же ухожу... — Голос ее звучал совсем тихо.

А Зено, пятясь, уходил из освещенного места.

— Не шевелись, не то выстрелю! — Но Паскью не выстрелил, только поднял пистолет. Зено, словно прощаясь, взмахнул рукой — всего лишь короткий жест, — и стоящий перед перевернутыми шлюпками Паскью потерял равновесие; он тяжело осел вниз, дыхание с шумом вырывалось из легких, и он выстрелил, сам не отдавая себе в этом отчета. Нож, брошенный Зено, просвистел где-то у него за спиной. За ним еще один, тоже не достигнув цели, потому что Зено не ожидал выстрела. Лезвие зазвенело, увязнув в гладких досках повыше головы Паскью, — маленькое послание, упавшее с неба. Паскью вскарабкался вверх и нашел место, куда не попадал свет. Он водил по сторонам пистолетом в поисках цели, но на глаза ему попались лишь шелковый цилиндр и яркий букет цветов — розовых, зеленых, оранжевых, каждый цветок — с кнопкой посередине, словно безумный глаз маргаритки.

Главное отступить к воротам. Если Зено сделает то же самое, Паскью сможет перехватить его там, если нет, Зено окажется запертым на территории лодочной станции. Паскью пошел к выходу, прячась за лодки. До него доносились лишь шум моря и собственное дыхание, которое могло его выдать.

Софи застыла на месте. Она не ожидала, что Паскью выстрелит, — пистолет просто давал ему преимущество. С ее помощью они заманили бы Зено в ловушку и задали бы ему несколько суровых вопросов. Именно так все было задумано, без всяких убийств.

Сквозь полуоткрытые ворота виднелась часть Дьюэр-стрит — совершенно пустынной. Софи стояла в темноте, не зная, что делать — остаться на месте или бежать. Дважды она собиралась позвать Паскью, но рассудила, что это ничего не дает, лишь отвлечет его внимание от главного. Она перевела взгляд с улицы на площадку лодочной станции. Отбрасываемые прожектором тени завитками ложились на моторные лодки. Она потрогала шею в том месте, где ее стягивала удавка, и ощутила удары пульса, неровные, словно пламя, колышущееся на ветру.

— Возвращайся, Сэм. Пойдем. Пойдем, хорошо? Нам пора.

Еще одна тень метнулась темной волной мимо лодки, и свет погас.

Паскью замер. Он вглядывался в то место, откуда прежде шел свет прожектора, стараясь различить в темноте хоть какие-нибудь предметы. Но мрак поглотил все. Постепенно слабые отблески уличных фонарей вновь стали просачиваться сюда, но, кроме пистолета, который он по-прежнему держал наготове, Паскью ничего не видел.