Ухожу на задание… - Успенский Владимир Дмитриевич. Страница 5

— Хорошо, что вы здесь, — повторил человек. — Боюсь, что белые не продержатся долго. Боюсь, что это конец.

— Не надо бояться, — успокаивающе произнес лейтенант. — Для нас конца пет. Для нас всегда есть война!

— Нужны указания. Нужны деньги и оружие.

— Все это будет.

— Вы как намерены — па берегу остановиться или на корабле?

— Я — помощник командира этого крейсера, — кивнул Минодзума в окно. — У меня там есть небольшой дело. Но главный дело будет теперь здесь.

И действительно, с этого дня Мияодзума зачастил в город. Появлялся и днем, и вечером, то в форме, то в штатской одежде. Удивительно, как мог он заниматься многочисленными обязанностями помощника командира корабля, да и занимался ли ими вообще? Зато в городе он успел сделать порядочно. Снял две квартиры, познакомился с людьми: с матросами и торговцами, с трамвайщиками и банковскими служащими. Но особенно часто бывал он в глухих переулках, где ютилась китайская и корейская беднота, где находили пристанище бандиты и спекулянты, где в тайных притонах курили опиум.

Шли дни. Наступил ДОЖДЛИВЫЙ октябрь. С севера все ближе подкатывался к городу фронт. Один за другим покидали Владивостокский рейд корабли интервентов. Почти не осталось японских солдат. Белогвардейцы приступом брали в порту редкие пароходы. Ушел на восток крейсер «Ниссин», последним неохотно покинул порт американский корабль.

в толпе ликовали, кричали «ура!» и бросали вверх шапки. Минодзума тоже кричал что-то, но свою лисью шапку берег — она у него была совсем новая.

Обращаясь к соседу в толпе, пожилому интеллигентному человеку в пенсне, Минодзума спросил с улыбкой:

— Почему всем так радостно? Рабочий пролетарий радостно и буржуи тоже радостно?

— Навидались мы за пять лет всяких заграничных друзей, наслушались обещаний. Каждый старался кусок повыгодней отхватить. А мы — русские, и все здесь вокруг принадлежит нам. Доступно это вашему пониманию?

— Отцснь хорошо понимаю, — смиренно кивнул Минодзума.

Толстая тетка в теплой шали поверх плисовой кацавейки покосилась на узкоглазого и сказала, всхлипывая от радости:

— Свои ведь пришли, мил человек!

Возвратившись домой, Минодзума сразу принялся писать донесение в Токио. Он сообщал, какие войска вступили в город и кто ими командует. Особо отметил, что население очень тепло встретило Народно-революционную армию. Даже местный богач — банкир выступил па митинге, приветствуя бойцов, завершивших освобождение русской земли.

Утром мелкий торговец — «ходя», из тех, которые часто «бегали» за товаром в Северную Корею, шагал по приморской тропе, изредка ощупывая подкладку старой дырявой куртки, в которую было зашито письмо на тонкой рисовой бумаге.

Несколько недель Минодзума выжидал, пока наладится в городе нормальная жизнь, начнут действовать новые советские учреждения. А потом снова надел военную форму и заявил местным властям, что он представитель военно-морских сил Японии. И предъявил соответствующие документы.

Вскоре новоявленным «представителем» заинтересовались работники только что созданного Приморского губернского отдела ОГПУ, иначе говоря — чекисты. Слишком уж бурную деятельность развил этот вежливый, всегда улыбающийся японец. Несколько десятков агентов снабжали его информацией. Неугодные ему люди навсегда исчезали где-то в тайных притонах. Через его руки прошла большая партия опиума. И в конце концов стало известно, что агенты Минодзумы готовят диверсию в порту. Чекисты решили: хватит. Японца арестовали.

Было достаточно фактов, достаточно юридических оснований для того, чтобы раз и навсегда оборвать карьеру этого шпиона-дипломата, вычеркнуть его из всех списков. Но Советская, власть проявила гуманность: Минодзума был просто выдворен за пределы нашей страны.

На некоторое время Минодзума исчез с горизонта. Года два или три о нем ничего не было слышно. Вероятно, отдыхал, подучивался, повышал спою «квалификацию».

В начале тридцатых годов советские моряки захватили в наших территориальных водах корейское рыболовное судно. Когда обследовали его, оказалось, что рыбку-то оно ловило не ту, которая плавает в море. Шхуна была оборудована для наблюдения за оборонительными работами, развернувшимися на советских берегах. Экипаж составляли специально обученные японцы.

Через несколько дней пограничники задержали в таежном районе двух лазутчиков, пытавшихся пробраться на советскую территорию. Выяснилось, что и у шхуны, и у лазутчиков один хозяин — японская военно-морская миссия в Северной Корее, разместившаяся в порту Сейсин, в 126 милях от Владивостока. А возглавляет эту миссию старый знакомый приморских чекистов, который, оказывается, не воспользовался их добрым советом.

Чекистам удалось даже раздобыть фотографию главы миссии. Минодзума посолиднел, лицо стало строгим и властным, и при всем том было видно, что он, как и раньше, в любую секунду готов изобразить заученную приятную улыбку.

Давайте оставим пока Минодзуму в его миссии. Мы еще возвратимся к нему. А пока перенесемся на полтора десятилетия вперед.

Боевая проверка

В середине июля «Вьюга» возвратилась из дозора во Владивосток. Люди устали от долгих вахт и бессонных ночей. Палуба потемнели от соленых брызг. Всем хотелось выспаться и отдохнуть. И вдруг с поста СНиС сообщили: через несколько часов на корабль прибудет адмирал, начнется инспекторская проверка.

Забегали, засуетились боцманы и старшины. Матросы драили палубу, мыли надстройки, чистили медные части, проверяли механизмы. Специалисты осматривали свои заведования. В спешке не обошлось, конечно, и без казусов.

Главный старшина Карнаухов поручил самому молодому нашему радисту Олегу замерить плотность электролита. Подавая ему ареометр — хрупкий, похожий на большую ампулу прибор, сказал:

— Управляйтесь поскорее. Только осторожно, не разбейте.

Олег, подвижный матрос, присланный на корабль из школы юнг, бегом бросился к кранцу с аккумуляторами.

А через несколько минут вернулся и доложил упавшим голосом:

— Готово.

— Что «готово»? — не понял Карнаухов.

— Разбил, товарищ главстаршина.

Пришлось просить ареометр у радистов соседнего корабля.

Меня Карнаухов послал па ходовой мостик помогать сигнальщикам. К сигнальщикам я всегда ходил с большой охотой и немного завидовал им. Трудная у них специальность, но интересная. Радист сидит в рубке, в четырех стенах, слушает морзянку. А сигнальщик следит за морем, держит связь с соседними кораблями, все видит вокруг, все знает. Заметив, что я интересуюсь их службой, сигнальщики охотно посвящали меня и свои тайны. Командир отделения, компанейский ростовчанин, учил набирать флажные сигналы, работать ратьером, передавать и принимать флажный семафор. Дружил я и с краснофлотцем Василием Басовым, скромным, неповоротливым на первый взгляд увальнем. На корабле он сначала держался в тени, а потом как-то сразу выделился среди молодежи, стал одним из лучших специалистов, ему доверяли трудные вахты. К тому же он был активистом КОМСОМОЛЬСКОЙ организации, а это еще больше сблизило нас.

Едва мы навели на мостике порядок, последовало распоряжение переодеться в чистые робы. Для встречи приготовили парадный трап. Команда построилась на корме.

Адмирал, обойдя на катере вокруг корабля, поднялся на палубу. Был он сравнительно молод, худощав, энергичен. Поздоровавшись с моряками, осмотрел строй, поговорил о чем-то с командиром и подозвал боцмана. Белоснежным носовым платком провел по стволу орудия, по кормовой надстройке, по крышке люка. На платке не осталось ни единого пятнышка. Боцман заулыбался. Адмирал посмотрел на часы, повернулся к капитан-лейтенанту Кузьменко.

— Прикажите изготовить корабль к походу и бою.

Едва вышли в море, Кузьменко обратился ко всей команде по корабельной трансляции:

— Адмирал приказал действовать, как в настоящем бою. Без всяких условностей.

И хоть усталыми были люди, хоть и капризничала в тот раз погода, экипаж «Вьюги» сумел показать свою выучку.