Сердце Хейла (СИ) - "Lieber spitz". Страница 50
Стайлз поморщился, будто у него заболели все зубы разом. Он был готов к новой боли, предупрежденный Дитоном, и проводил сейчас спасительную стоматологическую аналогию, ожидая необходимого облегчения: зуб вылечить совсем не больно, больнее ощущать как длинная анестезирующая игла с хрустом прокалывает саднящую воспаленную десну, принося секундные страдания.
Но пока факты были таковы – его любимую сволочь не сбивал никакой автобус до. Он сделал это после и жаль, что не до смерти.
- Он провалялся в кардиологическом около недели, – проинформировал Дерек.
- Я ничего об этом не знал, – потерянно произнес Стайлз, не понимая, как вся эта информация сможет сделать его немного счастливее или же наоборот. – Я не знал, что он рядом...
- Наверно, он побоялся прийти и... разочаровать тебя тоже, – заметил Дерек вскользь, напоминая Стайлзу о том, что не только он стремился быть идеальным.
Стайлз понял правильно.
Он снова поморщился, шмыгнул носом, немного обиженно посмотрел куда-то мимо Хейла. Демонстрируя это самое разочарование так полно, что Дереку стало смешно. Хотелось спросить – ты что, действительно думал, что Питер вечный? Что он супергерой?
- Питер никогда не хотел быть слабым и больным. Это всегда было его кредо, – напомнил он Стайлзу. – Молодой, всегда готовый к сексу, великолепный, вечный Хейл. У которого никогда не было диагностировано наличие сердца.
- Боже, какой мудак. Он же все это время, пока я... – отозвался Стилински, и даже рассмеялся, объясняя немного удивленному такой реакцией Дереку суть догадки. – Он приходил ко мне, пока я был в коме, верно? Он приходил и после, но только когда я спал? Я просто об этом ничего не знал? Верно?
Дерек немного удивленно кивнул, подтверждая, пока Стайлз рассуждал на тему редких извращений из области вуайеризма, когда кто-то наблюдает за тобой спящим.
- Ему так не хотелось потерять лицо? – спросил он у Дерека даже немного весело, получая снова кивок. – Свое красивое, сучье лицо?
- В общем и целом – да, – был вынужден согласиться Дерек, восхищаясь столь ёмкой формулировкой случившегося. – Питер полагал, что больничный халат ему совершенно не идет.
Стайлз тоскливо глянул на свой пустой стакан и ультимативно потребовал виски: вся эта история, близящаяся к завершению, отчаянно нуждалась сейчас именно в сорокоградусной стимуляции.
- И как его здоровье сейчас? – спросил задумчиво после хорошего длинного глотка, когда Дерек послушно налил ему янтарной жидкости вместо минералки.
- Не знаю, – пожал плечами Дерек, – мы говорим не об этом. Не думаю, что Питеру сейчас что-то мешает жить, э-э, в плане здоровья: сердцем он никогда не страдал.
- Это точно, – грустно засмеялся Стайлз и скомкав разговор на самом, казалось бы, интересном месте, стал торопливо прощаться. Ничуть не злой на своего второго Хейла, на его замалчивание совсем незначительного, на первый взгляд, факта сердечного недуга Питера.
Дерек выбывал из игры, следовал своим путем, и Стайлз был рад, что они наконец это выяснили. Теперь был его черед, но прежде чем начать новую жизнь, он все-таки решил покопаться в старой, и долгую неделю вел деловые переговоры с Синтией, которая по-прежнему работала у Питера помощницей и которая, надо отдать ей должное, отчаянно не хотела соглашаться на шпионаж.
Но, добившись своего, Стайлз уже через каких-то семь дней принимал по факсу историю болезни, анализы и даже последнюю кардиограмму пациента городского госпиталя Питера Хейла, сорока двух лет.
И это стало очередным поводом ворваться в медвежью обитель с крикам, руганью и в совершенно невменяемом состоянии от только перенесенного шока.
- Он умирает!!! Питер... умирает!!! Ты знал? Дерек, скажи, ты это знал??? – орал Стайлз, размахивая листами анализов и врачебными заключениями.
Термолента, покрытая корявыми узорами, вилась, как новогодний серпантин, все больше и больше разматываясь от резких движений, но Стайлз продолжал размахивать ей у носа застывшего Дерека.
- Подожди, Стайлз! Перестань... Да перестань же орать!!! – схватил его за руки Хейл, удерживая на месте. – Объясни нормально, что... что ты узнал и, главное, как?
- Неважно – как, – сердито буркнул Стилински, не собираясь признаваться в шпионаже.
Пояснил уже спокойнее:
- Его анализы ни к черту. Его кардиограмма... Да что я тебе говорю, ты же врач! Ладно, не врач, ты фармаколог. Но Алекс врач! И он нам нужен. Зови его сюда немедленно, пусть скажет тебе то же, что сказал мне обычный доктор в обычной больнице, где я показывал эти результаты!
Дерек отмахнулся от требования немедленного вызова медведя и сам схватил протягиваемые ему листы. Бегло просмотрел и начал хмуриться.
- Не умирает он, остынь, – сказал уверенным голосом, но тут же поправил себя: – Но операция необходима.
Он посмотрел на Стайлза и покачал головой, вдруг понимая все происходящее совершенно однозначно. Понимая и своего дядю, который никаким другим образом не мог показать, насколько он сошел с ума из-за мальчишки, прогнав его от себя, уже не влюбленного, остывшего, в лучшую жизнь; наказав плохим, насильственным сексом, а после грохнувшись прямо в двух шагах от него, лежащего в палате раненным, в свой предынфарктный обморок.
Симптомы орали о любви. И судя по всему, со временем только ухудшились.
А Стайлз продолжал возмущаться:
- Мне не особо понятно, почему ты не знал, Дерек? Ты???
- Послушай, Стайлз, – начал тот пока спокойно, – Питер большой мальчик, и если он решил не жаловаться мне на здоровье, потому что вообще никогда и не собирался жаловаться на него, значит и я не мог при каждом нашем телефонном разговоре уточнять, как поживает его аритмия.
Стайлз посмотрел настолько осуждающе, что Хейлу пришлось защищаться дальше. Он попытался объяснить непонятный для Стилински медицинский момент:
- Бывает, что шумы в сердце прогрессируют, перетекая во что-то более серьезное. Бывает, что нет. При образе жизни Питера вообще удивительно, как долго его несуществующий орган раздумывал, прежде чем начать барахлить! Дядя ничего не говорил мне о проблеме, которая усугублялась. А я не спрашивал, потому что, в конце концов, не мамочка, и потому еще, что мне, в общем-то, хватало своих забот.
Стайлз подавился вдохом, вдруг сообразив, что все эти месяцы именно он был главной заботой Дерека. Что он несправедлив к нему, снова ворвавшись в дом и снова наорав.
Дерек был прав – каждый бережет свое тело, как может. И если он не бережет его совсем, значит на то есть причины. Либо человек не умеет заботиться о себе, либо ждет, что кто-то другой возьмет его больное сердце в руку – сожмет ли, милосердно быстро убивая или же излечит лаской, сохраняя жизнь.
Не сдалась, конечно, Питеру ничья забота, но Стайлз не хотел его “убивать”. Ни отстранённостью, которую можно было худо-бедно объяснить удаленностью от объекта; ни равнодушием, которое как раз было просто объяснить. Тем, что всё, наконец, кончилось.
- Прости, Дерек, – извинился притихший Стайлз. – Ты ни при чем, я знаю. Наверняка он сам запретил тебе говорить мне что-либо. Несчастный супергерой...
Теперь всё стало на свои места. Дерек улыбнулся, положив руку Стайлзу на плечо и сказав задумчиво:
- Я был не прав, когда ругал Дитона за то, что он вытащил из тебя все это дерьмо. Он заставил тебя перестать себя жалеть. Это хорошо. Но мне не очень нравится, что вместо этого, ты готов теперь пожалеть кого-то другого. Того, кто все равно это не оценит.
- Я не собираюсь его жалеть, Дерек, – покачал головой Стайлз.
- Ладно, я не так выразился, – согласился Хейл. – Позаботиться. Вот правильное слово. Ты собираешься о нем позаботиться, я верно понял? Но после всего, что он с тобой сделал...
- Я не буду делать этого в привычном понимании слова, – произнес Стайлз, отмахнувшись от напоминания о прошлом, – потому что мою заботу Питер не примет, как не принял бы ничью. Я, если хочешь, мамочка еще худшая, чем ты. Да он меня на хуй пошлет.