Ее темный секрет (СИ) - Риган Хэйс. Страница 12

— Встречи можно прекратить, отец, но нельзя оборвать чувства. Ты ничего не добьешься, если заточишь меня в клетке, точно зверя. Любовь вечна и умеет ждать.

— Нечего ждать, Ниррен! К Самайну ты будешь женой Хадригейна, хочешь ты этого или нет. Вот тебе мое отеческое слово.

С тем отец ушел из хижины, оставив Ниррен наедине с ее горем. Что бы они ни делали, все оборачивалось против них. Как бы ни пытались отщипнуть счастья для себя, их обирали до нитки, оставляя ни с чем. Ардену грозила гибель, ей — несчастливый, нежеланный брак. И единственное, что теперь способно было помешать чужим планам — это их смерть. Но умирать Ниррен не торопилась, нет.

Настало время побега.

Трое сидели у вечернего огня в доме знахаря, погрузившись в нелегкие думы: Нандир, поглощенный мыслью о расправе с неугодным колдуном, Хадригейн, его преданный воин, таящий в прищуре глаз жажду преступного деяния, и Альвейн, мрачный от предчувствия надвигающейся беды. Долгое время все трое безмолвствовали, собирая воедино мысли, но тут Нандир заговорил:

— Накануне мне было видение. Яркий сон, и все вокруг — настоящее, как сейчас, когда гляжу на ваши лица. И видел я мою любимую дочь, убегающую через леса и холмы, да не одну, а за руку с безродным колдуном. Они надумали сбежать, и, чует мое отеческое сердце, все произойдет этой ночью. Руны согласились со мной в этом и предупредили о тревожном будущем. Мы обязаны их остановить.

Альвейн помолчал немного, а затем поинтересовался у старейшины, не скрывая издевки:

— Ты ведь о том и мечтаешь, чтобы избавиться от моего бывшего ученика, и раз так, то разве не лучше, если он сам покинет общину?

— Но не с моей же дочерью, помилуй тебя боги! — взорвался Нандир и даже пристукнул посохом по земле. Огонь гневно рассыпался снопом искр, едва не подпалив Альвейну длинную седую бороду. — Уж этого я не допущу и костьми лягу, чтобы Ниррен не покинула родных мест ни сегодня, ни когда-либо после. А что до судьбы юного колдуна... Здесь есть, о чем подумать.

Хадригейн, будто следуя мысли старейшины, продолжил:

— Если подойти к делу с хитростью, можно избавиться от Ардена тихо и незаметно, а люди пускай думают, что ушел сам.

— И сердце Ниррен будет разбито вдребезги, что погубит ее чувство к честолюбивому выродку, — закончил мысль Нандир, перехватывая взгляд своего верного воина, и расплылся в довольной улыбке.

Один лишь Альвейн не желал радоваться открывшейся перспективе. В груди его взвилась буря негодования.

— Вы что же, задумали его... убить?

Нандир резко повернул к старику голову и окатил ледяным взглядом.

— Я знаю, Альвейн, он был все равно что сын тебе, но опомнись: неужели не видишь, на какой скользкий путь встал твой бывший ученик? А как он отверг твою мудрость, возомнив себя всесильным? Это уже не тот Арден, которого ты знал еще мальчишкой, чумазым и беспомощным. Прошу, не позволяй прошлому застилать тебе глаза, мой друг. Он предал тебя единожды, а кто вкусил сладости предательства, непременно сделает это снова.

Старик был не глуп, и все же чувство печали и преждевременной потери сковало его внутренности. Он вспомнил, как впервые нашел Ардена мальчиком, брошенного в канаву и надрывно ревущего среди тел родных, пожранных смертельной хворью. Тогда шел ливень, и стенки оврага превратились в скользкую грязь, по которой выбраться ребенку не представлялось возможным. Как вчера, он вспомнил его большие серые глаза, сверкавшие от слез, и измазанные грязью щеки и ладони от беспрестанных попыток выбраться из овражьего заточения. Сид смилостивился и приютил дитя, которого не прибрала к рукам смерть, не поразила страшная болезнь, и воспитал из него достойного преемника. Как же так вышло, что Арден вместо благодарности и почтения выказал ему лишь презрение? Разве не был Альвейн ему лучшим отцом и проводником в этом большом и сложном мире?

Сид опечалено склонил голову, не сумев подобрать слов, чтобы ответить старейшине.

— Мне страшно представить, что этот спесивец способен сотворить с моей Ниррен, на что он вообще способен, открыв неведомое нам доселе знание. Я не могу допустить, чтобы он был рядом с ней, слышишь, Альвейн?

Старик сид слушал его вполуха, а сам все глубже погружался в воспоминания. Перед глазами возникла малышка Ниррен, без устали носившаяся по всему поселению; точно молодой и глупый лисенок, она всюду совала любопытный нос и желала проникнуть во все укромные места. Именно это звериное любопытство привело ее в знахарскую хижину, где Альвейн и обучал странного, но симпатичного мальчишку. Арден сразу же похитил все ее девичье внимание, и с того мгновения, как они встретились взглядами, дети были неразлучны. Нандир в те времена еще не ведал, чем обернется невинная детская привязанность, и прощал дочке все шалости и увлечения. Зато Альвейн с первого взгляда на этих двоих понял, что их союз приведет всех к катастрофе. Многие годы после он жил с этим знанием, но остановить зародившееся чувство невозможно: оно, словно бурный речной поток, неслось, все поглощая на своем пути. Он не мог спасти обоих, поскольку погибель одного повлечет за собой гибель другого, сиду это было ясно, как день. А значит, придется выбирать, и выбор этот разбивал старику сердце.

— Я слышу, мой друг, слышу.

Нандир благодарно кивнул и с облегчением выдохнул.

— Я очень рад, что мы сумели понять друг друга, Альвейн. Потому я прошу тебя о содействии. Видишь ли, Ардена не остановить так просто, раз он стал силен и сведущ в темных практиках. Он околдовал порог своей хижины так, что чужой не пройдет, и наверняка очень бдителен, поскольку знает, что я слежу за каждым его шагом в общине. Нам нужно проверенное средство, чтобы проникнуть в дом и обезоружить его, и, я полагаю, ты отыщешь его для меня.

Сид догадывался, что это лишь половина задуманного мстительным Нандиром, и не одобрял его методов. Под пристальным и прожигающим взглядом старейшины, ожидавшего от него лишь повиновения, Альвейн перебрал свертки сухих трав, потрогал пальцем содержимое глиняных ступок и нашел нужное. Ощущая, как предает ученика, Альвейн пересыпал черный порошок из миски в кожаный мешочек и передал Нандиру. Затем выудил из закромов пахучую соль, добытую из недр пещер, затерявшихся в лесу. Протягивая главе общины второй сверток, старик сглотнул и спросил тихо:

— Могу я надеяться, что вы оставите его в живых?

Нандир переглянулся с Хадригейном, чей воинственный вид не сулил ничего хорошего, и сочувственно покачал головой.

— Боюсь, мой друг, Арден загнал нас в тупик, из которого сам уже не выберется живьем. Дай мне слово, что ничего не скажешь колдуну и не предупредишь его! От этого зависит судьба моей дочери.

— Даю слово.

Окончательно разбередив старику душу, Нандир вышел из хижины. Но верный Хадригейн не последовал за старейшиной сразу. Он подошел ближе к сиду и, опершись рукой на стол, склонился к его озадаченному лицу, заверяя:

— Нандир любит тебя, а потому не предполагает ослушания своего друга. Однако я смотрю на мир трезво и знаю, что человек волей часто бывает слаб, а потому хочу предупредить: если посмеешь нарушить данное обещание, я пущу по общине слух, что ты сам наделил Ардена темной силой и ставишь на больных людях нечестивые эксперименты. Я погублю твое честное имя навеки вечные, и тогда вы умрете для общины оба. Нандир будет вынужден изгнать тебя из наших земель, а куда пойдешь ты, сид, кровно привязанный к родной земле? Ступив за границу нашего леса, ты попросту умрешь.

Озвучив угрозу, Хадригейн примирительно потрепал старика за плечо и вышел наружу. Так и сидел сид до глубокой ночи, грызя себя за бездействие, цедил настойку беладонны и видел в лихорадочном бреду, как вершится насилие и проливается невинная кровь тех, кого он предал.

Этой ночью все непременно сбудется. Заветная мечта ее больше не мерцала в отдалении — она была так близко, что Ниррен могла до нее дотронуться, если только нигде не напортачит и не оставит следов. Этой ночью они убегут, минуя окрестные леса, зеленые холмы, они унесутся вдаль и более никто не посмеет разомкнуть их крепкие объятия.