Ее темный секрет (СИ) - Риган Хэйс. Страница 9

Втроем они управлялись лихо и шустро, работа кипела и приносила скорые плоды. И Альвейн, разумеется, наблюдал за всем со стороны, отлично сознавая к чему движется дело. Однако, когда Арден под глубокий вечер возвращался без сил и весь мокрый от пота, старик не говорил ему ни слова. То ли мешала отеческая гордость, то ли не знал, как подступиться к разговору — юноше то было неведомо.

Когда его новое жилище было достроено, Арден решил поговорить со стариком сам. Настало время отрезать себя от его влияния и начать взрослую жизнь уважаемого человека.

Юноша как раз собирал свои пожитки, когда сид вернулся с реки с бадьей воды. Старик устало присел у кособокого стола и спросил:

— Уходишь?

В одном его слове уместилась огромная и искренняя грусть, немало удивившая Ардена. Он обернулся, посмотрел на наставника и уверенно сказал, не поддаваясь глубинному чувству сожаления:

— Боюсь, мастер Альвейн, теперь вам нечему меня научить. С вами я достиг своего предела, и это подтвердят в общине. Но без вас я достигну большего.

Его наставник, конечно же, предвидел, что это рано или поздно произойдет, ведь хижина росла с каждым днем, и все же оказался к тому не готов — это четко читалось в его опущенных плечах и взгляде, потупленном в землю. Он не сказал ученику ни слова, не дал доброго напутствия. Когда Арден выходил с вещами, старик так и сидел, как оглушенный, и молча глядел уходящему юноше вслед.

Да и что сид мог сказать ему? Альвейну и правда больше нечему его учить. Такова судьба любого учителя: однажды наступает миг, когда ученик в нем больше не нуждается.

Чем больше люди теплели к Ардену, тем злее становился Нандир. Он видел, как с каждым днем Арден Безродный все ближе подбирался к его дочери, и это порождало в нем ненависть. Чего он только не успел предпринять, пока юноша карабкался наверх. Рукою Хадригейна поджигал его дом, но тот напрочь отказывался заняться огнем. Подсылал в ночи своего доверенного сообщника и побратима, Грогана, чтоб заколол его, как свинью, пока вся община спит, но куда там: Арден предусмотрительно заколдовал порог, так что любой, кем движет злой умысел, ни за что не переступит его. Решив, что всему виной может быть и бесталанность его верных собратьев, Нандир засунул свою гордость за пазуху и решил все сделать сам, чтоб уж наверняка. В одну из ночей, пока ни один глаз не видит его позорного падения, пробрался в хлев и отравил его коз. Если Арден подоит их и выпьет отравленного молока, то тотчас падет — таков был замысел Нандира. Когда он, овеянный невидимостью, уносил ноги прочь, то мог заверить богов клятвой, что слышал противный до зубного скрежета смех Безродного. Он преследовал его до самого дома и лишь перед его порогом отпустил хватку.

На утро, ожидаемо, ничего не произошло: скот мало того не пал, так еще и принес потомство, будто Нандиру на зло. Сам же Арден был живее всех живых, будто и не было никакой отравы вовсе. Встретившись с юношей во дворе, старейшина не сумел сдержать клокочущей ярости и удалился, лишь бы не видеть самодовольной ухмылки наглеца. Ардену, казалось, все равно: он лишь взрослел на глазах, мужал, расцветал и вскоре превратился в видного мужчину. Он будто подпитывался чужой ненавистью и обращал их злодеяния себе во благо.

Старик Нандир почти отчаялся изморить негодника — тот стал слишком силен, раз умудрился превзойти даже Альвейна, талантам которого, Нандир считал, равных нет. На глазах старейшины доверие людей к умениям сида пошатнулось. Теперь Альвейну они предпочитали молодого знахаря, который поднялся из грязи под их ногами и заработал себе имя. Нандир диву давался: почему никто из них не озадачился вопросом, как щенок получил свое могущество? Как же так вышло, что юный и неопытный ученик в считанные месяцы так преобразился и затмил мудрого наставника из уважаемого рода? И пока община млела перед внезапно раскрывшимся очарованием Ардена, Нандир решил найти ответ на волнующий его вопрос.

Он пришел к Альвейну за мирной беседой, желая исподволь выведать что-нибудь, что прольет свет на секрет его ученика. Пусть и неохотно, не сразу, но старик открылся ему. Он поведал, как Арден творит свою магию и выразил тревогу, что эта магия в нем вызывала.

«Было в ней что-то темное, недоброе, — говорил сид, — будто не от нашего мира. Как если бы тьма, обитающая под землей, вдруг проникла в мир живых и действовала через моего бывшего ученика».

Нандира этот рассказ удивил и не на шутку встревожил, поднимая в подсознании худшие опасения. Но вслух он высказал лишь удивление:

— Чего ж ты молчал, старина? Это в корне меняет дело.

— Я знаю, ты стремишься отгородить свою дочь от него, но я не уверен... Правильнее будет сказать, я видел его магию, но не могу признать ее вреда. Какой бы ни была эта сила, похоже, что Ардену она подконтрольна.

В голосе старика Нандир уловил беспокойство. Пускай Арден задел его самолюбие, сид все еще любил его как сына. Последнее, чего он желал ему, так это смерти.

В отличие от Нандира.

— Не знаю, Альвейн, это нужно обдумать. Мы прежде не сталкивались с подобным явлением, никто из нас не познавал эту тьму. А вдруг мальчишка навлечет на нас беду?

— Ты считаешь, он на такое способен? Способен убить? — Альвейн возмутился и ударил по столку кулаком. — Я не учил его этому! Если он ученик своего учителя, то ни за что не падет так низко, чтобы отнять жизнь. Насколько мне известно, на сегодняшний день на его счету уже десяток спасенных жизней. Почти каждый человек общины прошел через его целительные руки — и все они живы-здоровы. Но ты прав, Нандир, эта материя не дает мне покоя… — сид чуть выждал, теребя бороду, а затем продолжил: — Как и благодаря чему он заполучил эту силу, я не ведаю. Но знаю лишь, что никто еще не приручал тьму на моем веку, а потому мы не можем предсказать, к чему это приведет.

Нандир прищурился от довольства, ведь в его голове уже зрел план.

— Будем наблюдать, Альвейн. Будем наблюдать.

4

Ни от кого не укрылось, как изменился бывший ученик знахаря. Самонадеянности пришла на замену твердость и уверенность, а отчуждению ‒ искреннее желание помогать соплеменникам.

Но одного община не видела, не знала: даже сейчас внутри Ардена скреблась ничем неутолимая жажда. Пускай он многого успел добиться, а все же этого ему было мало. Ниррен по-прежнему не звалась его женой и ему не принадлежала, да и Хадригейн все маячил на горизонте и хвостом увивался за дочерью старейшины. Юноша знал, что находится под неусыпным наблюдением старого Нандира, а чтобы он и пальцем не коснулся главной драгоценности, приставил своего верного стража, не спускавшего глаз с его дочери. Теперь и по ночам воин бдел у их хижины, не давая отойти бедной Ниррен дальше отхожего места.

Они не виделись с самого Лугнасада, и Арден томился по ней до помрачения рассудка. На праздник он даже не явился, чтобы не лицезреть в мучениях, как снова Ниррен обхватывают чужие руки. Лучше уж совсем ее не видеть, чем лишний раз осознать, насколько она далека и недоступна.

Так дни сменялись ночью, а ветры сдували пыль бесцельно прожитых седмиц, пока общину вдруг не облетела весть, грозившая разрушить то шаткое равновесие, которое Арден едва успел обрести.

Солнце в тот день только-только выползло из-за горизонта и осветило верхушки деревьев на холме, когда Арден вышел из хижины, чтобы набрать воды из реки. С бадьей в руке он пересекал общинный двор, как вдруг кожей почувствовал: что-то не так. До него доносился отдаленный злобный шепот, ударяясь ему в спину, а косые взгляды сыпались со всех сторон, прожигая насквозь. Арден как раз обернулся, когда вдруг врезался в неведомую преграду. Он повернул лицо и его встретил чей-то кулак.

Вспышка — и переносицу пронзила острая боль. Ноздри мгновенно заполнились жгучей кровью, а воздух будто выбило из легких от внезапного удара. Выронив бадью и согнувшись пополам, Арден поднял голову: перед ним стоял мужчина, чью семью он с неделю назад выходил от горячки.