Ее темный секрет (СИ) - Риган Хэйс. Страница 2
Засмотревшись, Арден не рассчитал шага и налетел на Альвейна сзади. Наставник развернулся и отвесил ученику легкую затрещину.
— И куда ты только смотришь, дурья голова? — возмутился наставник, но разглядев вдали фигурку Ниррен, сам же снял вопрос. Делая вид, что не замечает, как зарделся его преемник, сид со вздохом развернулся и продолжил путь.
Как только они вернулись в хижину, Ардена объял привычный с малых лет аромат разнотравья: справа сушились полынь, тимьян и ягоды боярышника, заготовленные на долгую и холодную зиму; слева же, на криво сбитом столе, рядком стояли ступы с деревянными пестами, в которых хранились толченые зерна и соль. В глубине хижины были их постели, а посреди жилища они обычно топили огонь, чтобы не замерзнуть ночью.
Отгоняя соблазнительные мысли о ночи и том, как и с кем привык проводить темное время суток, Арден принялся за дело. Вместе с сидом он освободил корзину от собранных припасов и собрался было разложить их у окна на просушку, как вдруг кто-то показался на их пороге.
— Не найдется ли минутка для старины Бирна?
Бедолага Бирн в последнее время был у них частым гостем: он сломал руку, упав с уступа, когда охотился на оленя, и им с Альвейном стоило немалых трудов правильно срастить ему кость. Со дня ее весьма болезненного вправления Бирн захаживал к ним, чтобы получить новую перевязь с целительным компрессом из смеси тысячелистника и ромашки — это хорошо снимало боль и опухоль.
Такие легкие задачки Альвейн обычно перепоручал ученику, а потому махнул ему рукой, чтоб разобрался с гостем, в то время как сам взялся собирать соцветия в узенькие скрутки, похожие на спящих цикад. Арден усадил Бирна и присел рядом, аккуратно размазывая по припухшей руке заранее изготовленную травяную кашицу. Старик Бирн что-то лопотал, посмеиваясь, да активно жестикулировал здоровой рукой, но ученик знахаря его не слушал. Заматывая его руку лоскутом ткани, Арден думал о другом. Уже несколько дней одна навязчивая мысль не давала ему покоя. Она же преследовала его в лесу и вгрызлась в него по возвращении домой: ему хочется большего. Больше, чем тайные встречи в ночи; больше, чем жалкие компрессы, с которыми справится и ребенок. Большего, чем он есть на самом деле.
Он не хотел быть собой. Он хотел стать другим.
Отблески костра искрами плясали в ее темных глазах. Они лежали в траве, греясь в майской ночи у огня, и слушали, как потрескивают поленья. Это укромное место уже не впервые служило им домом, единственным в мире пристанищем, где бы их чувство не было встречено стрелами и копьями соплеменников. Арден гладил кожу на ее гладком животе и одаривал поцелуями каждый участок тела, покрытого синими татуировками. Пальцем он проводил по «кольцам», опоясывавшим ее предплечье, пересчитывал скругленные узоры, вьющиеся от шеи до локтя, словно проверяя, все ли на месте. Ниррен смеялась, как ребенок, говорила, что ей щекотно и ерзала под его ладонями. Он опустил голову ей на грудь и вслушался в биение влюбленного сердца.
— Ты всегда будешь моей? — прошептал он, зная, что Ниррен точно его услышит.
— Конечно, любовь моя, — отвечала она, утопая пальцами в его длинных каштановых волосах. — До самой смерти.
Арден удовольствовался этим ответом, другого он бы не принял ни под каким предлогом. Подхватил ее под голые бока и одним движением перевернул. Ниррен удивленно вскрикнула, когда оказалась сверху, но удержала равновесие, и теперь смотрела на него сверху вниз, как смотрят на свою собственность. Когда Ниррен дернулась, чтобы слезть и уйти, Арден ухватил ее за запястье.
— Прошу, останься, — сказал он и буравил ее умоляющим взглядом. Но девушка была неудержима.
— Прости, Арден, мне нужно идти, — ответила она с большой долей огорчения. — Иначе отец меня хватится и начнет задавать неудобные вопросы. Ты ведь не хочешь, чтобы про нас узнали?
Арден помялся.
— Мне кажется, все и так знают, когда видят, как я на тебя смотрю.
Он потянулся к ее бедрам, но она игриво шлепнула его по рукам.
— Тогда не смотри на меня, точно голодный волк, — она посмотрела на него многозначительно и ткнула указательным пальцем. — Да-да, именно об этом взгляде я и говорю.
— Но это невозможно, ‒ смеялся Арден, откидывая со лба пряди волос. — Иногда мне кажется, что я больше не выдержу. С каждым днем мне все сильнее хочется кричать о своей любви к тебе, ибо она безмерна и так и рвется наружу. Я не хочу больше скрываться, слышишь?
Ниррен оделась, натянула кожаную обувку и села подле Ардена, устало вздыхая.
— Арден, я знаю. Но приходится идти на жертвы, чтобы быть вместе. Отец ни за что не одобрит нашего союза. Более того, он…
На полуслове девушка осеклась и закрыла глаза, будто осознав, что проболталась. Арден уцепился за эту заминку и приподнялся на локте, напрягшись.
— Что, Ниррен? Он подыскал тебе жениха?
Девушка метнула в него изумленный взгляд и даже растерялась, безмолвно хватая ртом воздух.
— Перестань, это уже давно не новость, — Арден вновь плюхнулся в траву. — Вся община судачит о том, какой Хадригейн мужественный, как он силен и важен для старейшины. Пророчат ему стать преемником Нандира, когда пробьет час. И тебя в жены, конечно же. Кому, как не Хадригейну Ясноокому обладать такой прекрасной женой, дочерью Нандира Седовласого?
— Прекрати! — рыкнула Ниррен и стремглав вскочила на ноги. — Никто не смеет обладать мною. Я не вещь и не предмет одежды, чтобы надеть меня, а затем хвастать на все племя обновкой!
Тихий вечер, начавшийся так мирно, вдруг приобрел воинственные краски. На душе Ардена противно заскребло от мысли, что Ниррен может принадлежать другому мужчине. Кому-то, кроме него самого.
— Прости, если обидел и разгневал тебя, — сказал он, не желая искушать ее терпение. — Я лишь хочу сказать, что не вынесу, если тебя отдадут другому. В тот же миг я умру на месте.
Ниррен сменила гнев на милость, увидев, что ничего обидного возлюбленный не вкладывал в свои слова, и вновь присела рядом на колени. Она обхватила ладонями его горячее лицо и сказала тихо:
— Не умрешь. Я этого не допущу и что-нибудь обязательно придумаю, но сейчас мне правда пора. Как бы я ни хотела встретить с тобой зарю, мне нужно явиться к отцу, чтобы он ничего не заподозрил. Выжди еще немного, пока луна не опуститься за верхушки в-о-о-н тех деревьев, — Ниррен махнула рукой в сторону границы леса, — а затем можешь идти следом. Нас не должны увидеть вместе, впрочем, ты и сам знаешь.
Заметив, как помрачнел возлюбленный, Ниррен добавила обнадеживающе:
— Ну же, любовь моя, не печалься! Скоро Лита, а значит нас ждут праздные гуляния, где мы даже сможем прилюдно сплясать у костра, и никто ничего не заподозрит, ведь все танцуют с кем хотят.
— Вот это да, целый танец! — фыркнул он, не увидев, чем тут можно утешиться. — Танец, в то время как мое сердце сгорает от любви.
Она ничего не ответила, не поддаваясь на его подстрекательства, подарила ему прощальный поцелуй и с тем покинула Ардена, бесшумно, точно ночной зверь, скрывшись в темных зарослях. Он же, как и всегда, остался в одиночестве, глядел в черные небеса и пересчитывал мерцающие звезды. Старик Альвейн еще не скоро его хватится, если вообще вспомнит о существовании своего нерадивого ученика. Не заметив подкравшейся усталости, Арден сомкнул веки и окунулся в неглубокую дрему. Перед ним, точно издеваясь, плясала картинка с нарядной Ниррен, которую отдавали замуж, но не за него: рядом склабился самодовольный Хадригейн, чье лицо было сплошь разрисовано кровавыми татуировками — отметинами за отнятые в бою жизни.
К восходу солнца Арден очнулся в холодном поту. Вновь и вновь кошмар, занимавший все его мысли, возвращался и вгонял юношу в тоску. Но на сей раз он решил, что слепо надеяться на провидение больше нельзя: боги не дадут ему благословение сурового отца, каких бы щедрых жертв он им ни приносил. Он волен сам распоряжаться своей судьбой и первое, что он сделает, так это заслужит уважение Нандира. Заставит, наконец, взглянуть на себя, как на достойного соплеменника и, быть может, даже преклониться перед его могуществом. И уж тогда ни Хадригейн, ни кто-либо другой не сумеют оспорить его любовь к прекрасной Ниррен. Она будет принадлежать ему всецело, а уж какими средствами он ее получит — дело десятое. Когда на кону любовь, не стоит мелочиться.