Тайная дочь - Сомайя Гоуда Шилпи. Страница 13

Сомер наблюдает за человеком, про которого она думала, что знает его лучше других. Но чем дальше, тем больше женщина понимает, что сторона, с которой он открылся, ей совершенно чужда. Этот Кришнан с утра до ночи носит белые свободные хлопчатобумажные туники, пьет чай с молоком вместо черного кофе и ловко ест руками. Его совсем не смущает полная невозможность уединиться. Этот человек, которому, по всей видимости, нравится издаваемый домочадцами шум, совсем не похож на того, кого она встретила в стенах Стэнфорда: тихого парня, жившего по-спартански в комнате с брошенным на пол матрасом и подержанным письменным столом. Сомер начинает сомневаться в том, что вообще знает собственного мужа.

15

ПОБЕДА

Дахану, Индия, 1985 год

Кавита

Младенец активно пускает слюни, пока Кавита растирает горчичным маслом его пухлые ножки, смотрящие в стороны, как у лягушонка. Малыш извивается и энергично машет ручками, будто аплодирует маме за то, что она ежедневно проводит с ним эти процедуры. Кавита осторожно массирует его нежное тельце, полностью вытягивая сначала одну ножку, затем вторую. Потом кругами растирает животик размером с ее ладонь. Именно в такие моменты она любуется каждой складочкой маленького тела. Мать безотрывно смотрит на сына, изучая каждую мелочь: мягкий изгиб его ресниц, ямочки на локтях и коленях. Она купает его в деревянном корытце, поливая теплой водой из чашки и следя, чтобы вода не попала в глазки. Когда Кавита заканчивает одевать ребенка, ее мать приходит сказать, что ужин готов. Кавита живет в доме родителей с того дня, как сын появился на свет. Ее освободили от домашних дел, и она наслаждается роскошью общения с ребенком.

Войдя в гостиную, она встречает Джасу с тщательно причесанными и намасленными волосами. Он встает с широкой улыбкой и приветствует их обоих. На столе перед ним Кавита замечает свежий жасминовый венок. Муж принес его, чтобы она украсила волосы. Вчера была коробка конфет. Уже две недели он каждый день навещает жену и приносит какой-нибудь гостинец. Кавиту поражает его улыбка, не уступающая по широте объятиям, которые он раскрывает навстречу сыну.

— Поздоровайся с папой, — говорит Кавита, передавая мальчика Джасу. Он нежно, даже нерешительно берет малыша, не зная, как правильно обращаться с новорожденным.

За ужином Джасу жадно и быстро отправляет в рот такие большие куски еды, что, наверное, не успевает даже почувствовать вкус. Кавита подозревает, что он мало ест днем. Но муж не требует, чтобы она поскорее возвращалась домой. По его словам, он хочет, чтобы Кавита провела первые сорок дней со своей матерью, как полагается по традиции. Не все мужья настолько терпеливы. Наблюдая, как Джасу держит сына на руках, она думает о том, что этому мальчику повезло, что он будет расти счастливым ребенком. Завтра родственники собираются на намкаран — церемонию имянаречения. Все сильно обрадовались рождению их первого сына и принесли конфеты, детскую одежду и травяной чай с фенхелем, чтобы у мамы было больше молока. Кавиту так осыпали полагающимися по традиции подарками, будто это был ее первый ребенок. А как же предыдущие два раза, когда я носила, рожала и держала на руках своих детей?

Но никто об этом не вспоминает, даже Джасу. Только Кавите горькая потеря выжгла на сердце ноющую рану. Женщина видит в глазах мужа гордость оттого, что он держит на руках сына, и заставляет себя улыбнуться, молча вознося молитву за ребенка. Кавита надеется, что сможет дать ему в жизни все, чего он заслуживает, и молится, чтобы стать хорошей матерью, чтобы оставшейся в ее сердце любви оказалось достаточно для этого мальчика, чтобы ее любовь не умерла вместе с дочерьми.

* * *

Утром следующего дня в доме кипит работа. Мать Кавиты встала рано утром, чтобы нажарить джалеби — вкусных сладостей в виде нитей из теста, без которых не проходит ни один праздник. Постоянно прибывают родственники, чтобы поздравить и вручить подарки Кавите и Джасу. Родители новоиспеченного отца после приезда отводят Кавиту в сторону и вручают ей завернутый в коричневую бумагу и перевязанный веревкой сверток.

— Это новая курта-паджама, — говорит мать Джасу, — для мальчика на намкаран.

Свекровь так широко улыбается, что становятся видны дырки на месте отсутствующих передних зубов. Кавита осторожно разворачивает сверток и достает оттуда шелковый комплект насыщенного красно-коричневого цвета с золотой вышивкой. Кремового цвета жилетик расшит маленькими зеркальцами. Пара малюсеньких остроносых туфелек цвета слоновой кости дополняет комплект. Кавита гладит атласную ткань. Настоящий расшитый вручную шелк. Комплект красив до невозможности. Это роскошь, которую родители Джасу не так-то просто могут себе позволить. Кавита поднимает взгляд на свекровь и видит сияющую в глазах пожилой женщины гордость.

— Мы так счастливы, бети!

Мать Джасу сгребает Кавиту в объятия и прижимает к своей большой груди.

— Пусть твой сын живет долго и принесет тебе много счастья. Как Джасу принес его нам.

— Да, сассу. Спасибо. Пойду переодену его.

Кавита не припоминает, чтобы свекровь раньше проявляла такую щедрость или была столь эмоциональной. Развернувшись, чтобы уйти, Кавита чувствует, как пылают щеки и как тесно сделалось в груди. Кавита проталкивается через распивающую чай и восхищающуюся ребенком толпу народа. Она чувствовала любовь к сыну те несколько недель, что была наедине с ним. Но от восторгов окружающих ей хочется съежиться, а от пышного празднования в его честь становится горько во рту. Снова тот самый горький вкус свежей древесины.

Когда на церемонию прибывает индуистский священник-пандит, в гостиной вокруг него собирается больше двух десятков человек. Кавита и держащий младенца Джасу занимают места на полу возле пандита. Священнослужитель зажигает церемониальный огонь и возносит молитвы Агни — богу огня, чтобы совершаемые им обряды были чистыми. Он начинает петь мантры, взывать к духам предков и просить их благословить и защитить ребенка. Мелодичный голос священника успокаивает. Кавита вглядывается в пламя и мысленно переносится к своей ежеутренней пудже на каменных ступеньках. Аромат благовоний и масла гхи витает в воздухе, и она закрывает глаза. В душе Кавиты возникают видения: лицо дайджи между согнутых колен, табличка с красными буквами на двери, лязг железных ворот приюта.

— Точное время и день рождения ребенка? — слышит она издалека голос священника. Джасу отвечает ему, и пандит обращается к астрологической таблице, чтобы посмотреть, что обещает мальчику гороскоп. Кавита напрягается еще больше. Сейчас будет определена вся дальнейшая жизнь сына: его здоровье, достаток, женитьба и, конечно же, имя. После некоторой паузы пандит смотрит на Джасу.

— Выберите имя, начинающееся с буквы «В».

Взгляды всех присутствующих обращаются к Джасу. Он на секунду задумывается, затем на его лице появляется улыбка, и отец наклоняется к мальчику, чтобы прошептать имя ему на ушко. Затем Джасу поворачивается и поднимает малыша, чтобы все увидели его сына.

— Виджай, — произносит он, сияя. Пандит одобрительно кивает, и гости радуются, повторяя друг другу это имя. Где-то в толпе Кавита слышит еще что-то. Это пробирающий до мурашек крик младенца. Она смотрит на сына. Тот спит. Тогда она окидывает взглядом комнату, пытаясь понять, откуда доносятся звуки плача, но в комнате нет других детей. Джасу кладет малыша в люльку, украшенную гирляндами ярко-оранжевых бархатцев, белых и красных хризантем, и начинает качать колыбель. Другие женщины медленно подходят и обступают их. Кавита слышит их поющие голоса, но даже они не могут заглушить пронзительный плач, который ей по-прежнему мерещится. На мгновение Кавиту поражает тревожная мысль о том, что для нее теперь все в жизни сына будет казаться сладко-горьким.

Кавита вглядывается в лицо Виджая, чтобы убедиться, что новое имя ему подходит. Оно означает победу.