(Не)любовь (СИ) - Ти Эллин. Страница 40

— Здравствуй, Дашенька, — буквально захватывает меня в объятия мама Лёши, прижимая к себе крепко на пару секунд. Она не смотрит с осуждением, не сторонится, не показывает даже мимолётно, что ей что-то не так. Она словно… действительно рада видеть меня? Просто я шла сюда и боялась, как буду смотреть в глаза этой замечательной женщине, а на деле всё так, что мне теперь отпускать её не хочется. Она такая милая. Настоящая. И обнимает так, словно я ей не чужой на самом деле человек. А как… как мама, что ли. Мурашки толпой и плакать хочется от всех этих мыслей. Прижимаюсь на мгновение чуть крепче и отстраняюсь первой, стараясь не поддаваться эмоциям. Светлана Николаевна кивает мне и улыбается, и я понимаю, что зла не держит. И я отпускаю вообще все страхи. На душе тепло.

Я чувствую себя маленьким ребенком, который пришел с папой в гости, но буду катастрофической лгуньей, если скажу, что мне это не нравится. Мама Лёши наготовила столько, как будто новый год на дворе. Они с папой постоянно вспоминают школьные годы, рассказывают смешные истории, очень мило перебивают друг друга и уже даже не обращают внимания на нас с Лёшей. А он, кстати, не обращает внимания на меня. Сидит в кресле, уткнувшись в телефон. Бесит даже. Я тут скучаю, сижу одна молчу, а он и слова не скажет. Что такого интересного может быть в телефоне, что он словно меня не видит?

Достаю свой. На секунду задумываюсь, что веду себя как идиотка, но потом отпускаю мысли. Даже если и так — пусть. Сейчас я вот так чувствую.

Даша: Мне нужна твоя помощь…

Смотрю на него. Телефон издает звук входящего, Лёша его открывает, читает, а потом переводит взгляд на меня и вздергивает бровь. Типа «что?».

Даша: Хочу домой уйти. Скучно. Закроешь за мной?

Боже, я веду себя как истеричка! Честное слово. Это из-за критических дней. Буквально послезавтра я снова стану нормальной, правда-правда. А пока действую на инстинктах. Хочется мне от него внимания, очень хочется, как никогда раньше. С одной стороны понимаю, что не вправе требовать. А с другой… ну ведь хочется же.

Лёша что-то пишет в ответ, но я специально убираю телефон. Встаю из-за стола, родители, как я и думала, даже не замечают ничего, увлечены обсуждением очередного воспоминания. Иду через коридор к прихожей, но на середине пути меня поперек живота перехватывает один вечно голодный высокий медведь и одной рукой вносит меня в свою спальню, бросая на кровать. Пружиню пару раз, думая, что скорее всего это прикольно выглядит со стороны, и тут же расплываюсь в довольной улыбке. Удалась моя шалость. Всё внимание мне.

Но Лёша в полной мере уделять мне его не спешит. Стоит надо мной, смотрит, даже хмурится. Как будто впервые видит.

А мне как никогда хочется, чтобы он проявил наглость. Поцеловал, прижал к себе, провел пальцами по бедрам. Он никогда не распускал руки без моего согласия, но… Но очень хочется, чтобы хоть раз попробовал, а не стоял столбом и просто смотрел.

— Ну и что ты так смотришь? — спрашиваю, проводя кончиками пальцев ноги по крепкому бедру. Очень вовремя во мне соблазнительница проснулась, конечно. Но почему-то именно сейчас так хочется почувствовать себя желанной, как никогда раньше. А кто мне может дать это ощущение лучше него?..

— Любуюсь, — отвечает Лёша без единой запинки. Так просто, даже плечами пожимает, как будто говорит о погоде.

Так легко. Любуюсь.

А кто мной любовался в последнее время? Никто! А он любуется. И не скрывает. Впервые за все время говорит мне абсолютную правду, не пытаясь утаить настоящих эмоций.

И у меня вдруг в голове, сердце и душе в одну секунду что-то взрывается. Это не пресловутые фейерверки и даже не всеми любимые бабочки. Это что-то другое. Кажется, это красная табличка, которая мигает, а на ней черным написано «Ты влипла, Дашка. Ты влюбилась».

И боже! Я застываю немного, пытаясь переварить информацию. Я ведь действительно влюблена в него. И это случилось ровно только что. Точнее… симпатия к Лёше давно была. Как человека я его в принципе обожаю. Но это… Это тот самый секундный момент, что помог мне понять такое трепетное и теплое чувство. Я вдруг отдаю себе отчёт в том, что действительно влюбилась в Чудовище. В одну секунду, от одного простого слова. Понимаю, что смотрю на него и не могу насмотреться. И очень хочется ласки и нежности, хотя я требовать ее не могу, понимаю это. Но…

Поднимаюсь на ноги и встаю на мягкий матрас. В таком положении я не слишком выше Лёши, совсем немного, на пару сантиметров. Подхожу к нему ближе, не отрывая взгляда, и он смотрит, все ещё с лёгким прищуром, так, что я дышать забываю и воздух хватаю через раз только.

Наблюдает. Ждёт, что я делать буду, а сам шагов никаких навстречу. Но он и так их сделал столько, что голова кругом. Он делал все шаги в мою сторону. Он бежал ко мне, несмотря на препятствия, преодолевал все без исключения. Теперь… кажется, теперь моя очередь.

Поэтому я тоже стараюсь делать все без запинок, хотя сердце выскакивает и даже в горле пересыхает от волнения. Влюбилась снова. С ума сойти. В хоккеиста! К которым сама себе обещала не приближаться никогда, но…

Разве можно было не влюбиться в Лёшу? Я не понимаю, почему до сих пор у него под окнами не толпа девчонок. Он же…

— Даш, спишь? — вдруг звучит прямо перед лицом, и я понимаю, что так и стою рядом с Лёшей, зависнув в своих мыслях. Да, сплю, кажется.

— Не знаю. Проверим? — спрашиваю, и как только Лёша открывает рот, чтобы спросить, прижимаюсь к нему губами, нежным поцелуем отдавая все свои чувства.

Глава 35. Лёша

Если я уснул в кресле под болтовню мамы с отцом Даши, то это самый сладкий сон в моей жизни, хотя обычно сны мне не снятся. Но тут хорошо как-то. По-настоящему. Как будто не сон, а реальность такая сладкая. Но я не знаю такой реальности, где Даша бы самостоятельно подошла ко мне с объятиями и поцелуями. Она может инициировать секс, но точно не нежные ласки. Не похоже на неё. Хотя сама она практически синоним к слову нежность.

Но сон действительно кажется подозрительно реальным. Даша ледяными пальцами шеи касается и я оживаю, ощущая горячие губы на своих. Что с ней? Что вдруг случилось? Когда я целовал её у подъезда, наплев абсолютную чушь о том, что в окно смотрит мама и нам надо поддержать легенду, она краснела и бледнела, боясь даже пошевелиться.

А тут обнимает. Сама. И целует тоже сама. Стоит на кровати, держится за меня, чтобы на мягком матрасе удобнее было, и целует так, как будто я уже смог её в себя влюбить и завоевать. Как будто моя. И словно не убежит в очередной раз, прикрываясь дружескими отношениями.

И мне вообще не хочется этот поцелуй в горизонтальное положение переводить. Потому что сейчас ощущение нужности с головой накрывает. Я давно не чувствовал себя нужным. Всем девчонкам обычно секс, деньги, подарки всякие. Обниматься никто не любил, да и мне не хотелось давать это. Не тянуло никуда. А к Даше тянет неистово, и то, что она в ответ тянется, меня очень радует.

И когда я наконец-то окончательно осознаю, что не сон всё-таки — целую в ответ, не напирая, так же нежно. Хорошо так. Уютно. В этот момент я практически счастлив.

— Дашенька, я… — открывается дверь и голос отца Даши звучит в ту же секунду, но зависает. Рыжая от неожиданности отпрыгивает, но на мягкой кровати чуть не падает, и я притягиваю ее за талию к себе обратно, держа крепко. Чё мы прячемся-то, как дети? Ну целуемся. Не запрещено законом ведь. Взрослые люди, имеем право.

Но Юрий Николаевич не продолжает. Я не вижу его лицо, стою спиной к двери, но Даша в моих руках немного теряется. Папа у нее строгий, не думаю, что видеть дочь в объятиях чужого мужика для него слишком привычно. Тем более он настоящий папа. А любой папа до конца жизни будет дочь оберегать, если у него есть такая возможность. А она целуется. Здравствуйте. Он психовал тогда, когда я Дашу успел защитить, а он нет. А тут…

— Юра, мы едем или нет? — слышу маму, и поворачиваюсь на голос. Она смотрит на нас с Дашей и улыбается, параллельно за руку утягивая растерянного Юрия Николаевича от двери. Шикарная женщина. Лучшая в мире. Если бы детям можно было бы выбирать родителей, я бы в любом случае её выбрал. — Дети, мы случайно узнали, что там встреча одноклассников проходит, в общем, вернёмся завтра, Юра это и шел вам сказать. Сказал? — спрашивает уже у него. Он кивает. Я тоже не умею сопротивляться ей. Никто не умеет. — Вот и отлично. Мы уехали!