Помещицы из будущего (СИ) - Порохня Анна. Страница 36

- Притащил я кузнеца. Лежит на траве у забора. Куда его?

- Неси в дом! – распорядилась я. – Сейчас определим!

- Сейчас, барышня, - он развернулся, чтобы идти, но я окликнула его:

- Захар, пожар-то потушили?

- Потушили, - он тяжело вздохнул – Пылало так, что я боялся, лес займется. Почти все добро погорело у цыган. Лошади разбежались… Люди померли… Те, кто жив остался, сюда пришли.

- Ладно, неси Сашка в дом, а мы сейчас выйдем, - у меня сердце защемило от боли, стоило представить страдания бедных людей. Что за подлец мог сделать это? Ведь там были дети, старики…

- Глашка! Подготовь кровать в комнате, в которой Николай Григорьевич останавливался! - громко сказала Таня, чтобы она услышала. – Да побыстрее!

Девушка схватила свечку и помчалась на второй этаж, а Аглая Игнатьевна испуганно протянула:

- И што ж мы цыган привечать станем? Софья, Лизонька, да разве можно? Они ведь воровать станут! Последнее растащут!

- Ты предлагаешь людей на улице оставить? – я хмуро посмотрела на нее. – Они тоже люди и тоже под Богом ходят.

Дверь открылась, и в переднюю вошел Захар, неся на руках молодого цыгана. Тот был в сознании, но дышал тяжело, с хрипами, что вполне могло быть оттого, что он надышался дымом.

- Неси его на второй этаж. Там Глашка для него постель приготовила.

- Ну что, нам еще проблем с цыганами не хватало… - Таня кивнула на открытые двери. – Посмотри на это.

Хотя я слышала причитания цыганок, но выглянув на улицу, обомлела. У фонтана стояло человек пятьдесят взрослых, у некоторых на руках плакали совсем маленькие дети, а рядом жались друг к другу ребята постарше. Также здесь были и мужчины, держащие кое-какой спасенный скарб. А еще среди толпы я заметила уже знакомую старую цыганку. Она сидела на земле, раскачиваясь из стороны в сторону, и выла, словно раненый зверь, царапая себе лицо. Я догадалась, что кто-то умер. Возможно даже отец Сашка, ведь именно он этой ночью охранял табор.

Нужно было что-то делать с этими людьми. Но я совершенно не понимала что! И похоже, что Таня испытывала такую же растерянность.

Глава 37

- Барышни, меня зовут Бартош. Я главный в таборе, - из толпы людей выступил крупный мужчина с пушистыми усами. На нем была некогда светлая рубаха с широкими рукавами, шаровары, заправленные в сапоги и кушак с обгорелыми концами. – Просить вас хочу…

- Да, мы слушаем, - громко сказала я и, переступив через порог, спустилась вниз. Таня следовала за мной. – И обещаем помочь, чем сможем.

Под светом яркой луны собравшиеся перед домом люди выглядели немного пугающе. Закопченные лица, испорченная огнем одежда и тоскливый плач, перемежающийся причитаниями какой-то цыганской девочки.

- Дэй моя дэй! Застыли ея белыя васта!

Белы рученьки!

Я отогрею ея белыя рученьки-и-и…

Как положу их во свою да во теплую пазуху-у-у…

Не отогреть-то их да и не оттаять!

Выпали васта из теплыя пазушки-и-и…

У моей да у кормилицы матушки!

Дэй моя Дэй…

По моей спине пробежали мурашки суеверного страха, а волоски на руках встали дыбом.

- Там… лежат наши рома, и нам нужно похоронить их, - глухо произнес цыганский барон, пряча глаза, в которых блестели слезы. Он порылся в большой кожаной сумке и достал оттуда кошель. Зачерпнув оттуда жменю монет, он протянул их Тане, которая стояла ближе к нему. – Вот… позвольте сделать кладбище на ваших землях.

У меня все перевернулось в душе от этой просьбы, пронизанной болью потери.

- Оставь, не надо, – Таня замотала головой, отказываясь от денег. – Ты мне лучше скажи, куда вы теперь?

- Не знаю. Лошадей найти надобно… Почти все кибитки сгорели, забрать смогли только то, что унесли в руках, - ответил мужчина нервным движением приглаживая густые кудри. – Чтобы сделать новые кибитки нужно много времени. Да и не сможем мы уйти от могил своих родных.

- Может, вы останетесь на этой земле? – осторожно предложила я, не зная, как цыгане отреагируют на такое. – Вы могли бы взять ее у нас в аренду, построить дома за лето. Лес вы тоже можете взять у нас. А землю под кладбище мы вам выделим безвозмездно. Подумайте над этим.

- Хорошо, барышня, - кивнул баро. – Я подумаю и к утру дам ответ.

Он развернулся, собираясь уходить, но Таня остановила его:

- Погоди! Куда вы сейчас пойдете? Ночь на дворе… Располагайтесь в конюшне. Там места много, а завтра что-нибудь придумаем. Похоже, что дождь надвигается.

- Благодарю вас, - цыган поклонился нам. – Другие давно бы выгнали нас. Цыган здесь не особо жалуют.

- Мы не другие, - подруга нашла глазами Степана, который стоял в стороне с остальной дворней. – Степан, проводи их в конюшню!

- Дык мало конюшни для них будет! – возразил мужчина. – Не поместются они все, барышня! Дюже много их!

- Пусть женщины и дети идут туда, а нам под любым деревом хорошо будет, - баро посмотрел на мужчин. – Ночь теплая, ничего с нами не случится. Шатер из веток сложим. Не намокнем.

- Пошли, пошли… - вместе со Степаном к цыганам подошли несколько женщин. – Сейчас мы вас накормим… Детям молока нальем. Беда-то, какая… Евдокия сегодня кашу варила. Вашим чернявеньким хватит…

Плачущие цыганки поплелись следом за ними. И пока все это шествие шло в сторону черного двора, слышались громкие причитания, леденящие душу вопли и протяжные стоны. Оставалось надеяться, что они не напугают лошадей на конюшне.

Я подошла к старой цыганке, которая так и сидела на траве и тихо сказала:

- Пойдемте со мной. Сашко в доме.

Цыганка с трудом поднялась, опираясь на мою руку. Ее заплаканные глаза уставились на меня тяжелым взглядом.

- Не побоялись рома приютить… Но и цыгане добром на добро отвечают, помните это. Чувствую я, что чужие вы здесь, только понять не могу, что да как…

- Неужели вы не почувствовали, что с табором беда случится? – я с интересом взглянула на нее. Если старуха предсказывала будущее, то почему такое несчастье пропустила?

- Миро дэвэл, чаялэ! – воскликнула старуха, вытирая слезы рукавом. – Чувствовала! Да только думала, что Сашко помрет… Худо ему очень. А помер сын мой… Нет больше Василя… Нет… Старая я уже, перестала понимать, когда мне знаки духи посылают… Лучше бы я померла! Отжила ведь свое… откочевалась!

Она еле переставляла ноги, и мы кое-как поднялись в комнату Сашка. Все это время за нами пристальным взглядом наблюдала нянюшка, сложив на животе сухонькие ручки. Она явно была против того, что происходило.

Оставив цыганку у внука, я спустилась вниз и сразу же услышала разговор, происходящий между Таней и Аглаей Игнатьевной.

- Вы что удумали?! Да разве можно такое?! Цыган в усадьбу притащили! Что соседи скажут?!

- А какое нам дело до соседей? Что они нам хорошего сделали? Чем помогли? – зло отвечала ей подруга. – Может, нам еще переживать, что о нас Потоцкие подумают? Много чести! У людей беда приключилась, что ж их теперь оставить без помощи?!

- Кто бы вам помог! – всхлипнула Аглая Игнатевна. – У самих ведь жизнь-то не мед! Неизвестно, где завтра окажетесь!

Я уже взялась за ручку двери, ведущей в гостиную, но войти, туда не успела. В передней самым неожиданным образом появился… Головин. В его руке был зажат хлыст, густые волосы разметались от ветра, и я догадалась, что он скакал верхом.

- Елизавета Алексеевна! – воскликнул он, увидев меня. – С вами все в порядке? Где Софья Алексеевна?

- Все в порядке, - я удивленно повернулась к нему. – Что вы здесь делаете?

- Я увидел зарево от пожара и догадался, что горит табор. Ибо там гореть больше нечему, - ответил мужчина. – Послал туда мужиков и когда они вернулись, то рассказали, что ваша дворня помогала пожар тушить. И что цыгане в усадьбу к вам направились. Что произошло?