Зима в Мадриде - Сэнсом Кристофер. Страница 11

Он присоединился к пассажирам, которые направились к выходу. Тяжелая жара навалилась на него, как только он спустился по трапу и встал в хвосте змеящейся очереди, пересекавшей аэродром. Здание аэропорта представляло собой не более чем бетонный ангар, краска на стенах отслаивалась. К ним подошел один из гвардейцев и встал рядом.

– Por allí, por allí [4], – настойчиво повторял он, указывая на дверь с табличкой «Inmigración».

У Гарри был дипломатический паспорт, и его пропустили быстро, на чемоданы поставили мелом кресты, даже не взглянув. Он обвел глазами пустой холл при входе. Тут слабо пахло дезинфицирующим средством, какой-то тошнотворной дрянью, которую всегда используют в Испании.

Человек, одиноко стоявший у колонны и читавший газету, махнул ему рукой и подошел:

– Гарри Бретт? Саймон Толхерст из посольства. Как долетели?

Он был примерно одного возраста с Гарри, высокий, красивый, нетерпеливо-дружелюбный. И сложения был схожего – крепость тела переходила в полноту, хотя у человека из посольства этот процесс зашел дальше.

– Отлично. Почти всю дорогу было облачно, но не слишком трясло.

Гарри заметил на Толхерсте итонский галстук, яркие цвета не сочетались с льняным пиджаком.

– Я отвезу вас в посольство, дорога займет около часа. Мы не пользуемся услугами водителей-испанцев – все они шпионы правительства. – Он засмеялся и понизил голос, хотя вокруг никого не было. – Эти ребята так оттягивают назад уши, чтобы подслушать разговор, что ты только думаешь, как бы они не сошлись у них на затылке. Это так заметно.

Толхерст вывел Гарри на улицу, на солнце, и помог загрузить чемодан в багажник отполированного до блеска старого «форда». Аэропорт находился за городом в окружении полей. Гарри стоял и смотрел на суровый пейзаж в коричневых тонах. По другую сторону дороги он увидел крестьянина, который на двух тощих быках вспахивал стерню деревянным плугом, как делали его предки во времена римлян. Вдалеке на фоне ярко-голубого неба вырисовывались налезавшие друг на друга пики горного хребта Гвадаррама; они поблескивали сквозь поднимавшееся со склонов марево. Гарри почувствовал, как у него на лбу выступает пот.

– Жарковато для октября, – сказал он.

– Было чертовски знойное лето. Урожай сняли совсем скудный, теперь они тревожатся по поводу ситуации с продовольствием. Это может сыграть нам на руку – у испанцев поубавится охоты ввязываться в войну. Но пора ехать. У вас назначена встреча с послом.

Толхерст вырулил на пустую дорогу, вдоль которой росли пыльные тополя. Листья у них были желтые по краям и напоминали факелы.

– Давно вы в Испании? – спросил Гарри.

– Четыре месяца. Приехал, когда увеличили штат посольства и прислали сюда сэра Сэма. До того был на Кубе. Там гораздо легче. Веселее. – Толхерст покачал головой. – А это, боюсь, ужасная страна. Вы же тут бывали раньше?

– До Гражданской войны, потом совсем недолго во время. Оба раза в Мадриде.

Толхерст снова покачал головой:

– Теперь это довольно мрачное место.

Пока ехали по каменистой, ухабистой дороге, вели разговор о немецких налетах, соглашались, что Гитлер на время оставил свои планы вторжения. Толхерст спросил Гарри, в какой школе тот учился.

– В Руквуде? Кажется, хорошее место. Вот было время, – задумчиво добавил он.

– Да, – печально улыбнулся Гарри.

Он озирал сельскую округу. В пейзаже наблюдалась какая-то необычная пустота. Мимо лишь раз проехал крестьянин на повозке, которую тянул осел, да еще встретился направлявшийся на север армейский грузовик. Из кузова на них безучастно смотрели усталые молодые солдаты. Деревни тоже были безлюдны. Наступило время сиесты, но в прежние дни на улицах все равно встречались бы редкие прохожие. Теперь исчезли даже вездесущие тощие собаки, лишь несколько кур что-то клевали у запертых дверей. На одной деревенской площади на потрескавшихся, давно не крашенных стенах висели плакаты с изображением Франко: руки уверенно сложены на груди, улыбающееся лицо с двойным подбородком смотрит вдаль. ¡HASTA EL FUTURO! Навстречу будущему! Гарри тяжело вздохнул. Эти плакаты были наклеены поверх старых, обтрепанные края которых торчали снизу. Он узнал наполовину скрытый прежний девиз: ¡NO PASARÁN! Они не пройдут! Но они прошли.

Затем машина покатила по богатым северным пригородам Мадрида. По виду элегантных домов могло показаться, что Гражданской войны вообще не было.

– Посол живет здесь? – спросил Гарри.

– Нет, сэр Сэм живет на Кастельяне. – Толхерст рассмеялся. – Это немного неудобно, вообще-то. Так как его сосед – германский посол.

Гарри повернулся к водителю с раскрытым ртом:

– Но мы же воюем!

– Испания – «невоюющее» государство. Но кишит немцами. Эти мрази повсюду. Здесь самое большое в мире германское посольство. Мы с ними, конечно, не разговариваем.

– Но как же наш посол оказался рядом с немецким?

– Свободны были только просторные дома. Сэр Сэм шутит, что сердито смотрит на фон Шторера поверх садовой ограды.

Они въехали в центр города. Большинство домов стояли облупившиеся и еще больше обветшали с тех пор, как Гарри их видел, хотя когда-то, скорее всего, поражали великолепием. Повсюду висели плакаты Франко и символы Фаланги – двойное ярмо и пучок стрел. Многие люди носили отрепья (даже во время Гражданской одевались лучше) и выглядели худыми и изможденными. Мимо проходили мужчины в рабочих комбинезонах, с костистыми обветренными лицами, и женщины в латаных-перелатаных черных шалях. Даже тощие бледные дети, которые играли в пыльных канавах, озирались по сторонам настороженно. Гарри отчасти ожидал увидеть военные парады и митинги фалангистов, как в кинохронике, но он никогда не думал застать этот город таким тихим и таким грязным. Среди прохожих встречались священники и монахини; эти тоже снова появились на улицах, как и гвардейцы. Редкие мужчины, с виду побогаче, были в пиджаках, несмотря на жару.

Гарри повернулся к Толхерсту.

– Когда я приезжал сюда в тридцать седьмом, носить пиджак и шляпу в жаркий день запрещалось, – заметил он. – Буржуазное жеманство.

– Теперь нельзя выйти без пиджака, если на вас рубашка. Возьмите на заметку.

Трамваи ходили, но машин встречалось совсем мало. Они петляли среди велосипедов и запряженных ослами повозок. Гарри вздрогнул от изумления и обернулся, заметив знакомые очертания черного креста с крюками на концах:

– Вы видели? Чертова свастика развевается на том здании рядом с испанским флагом!

– Придется вам привыкнуть, – кивнул Толхерст. – Тут не только свастики – немцы заправляют в полиции и в печати. Франко открыто желает победы нацистам. Взгляните туда.

Они остановились на перекрестке. Гарри заметил трех разодетых в пух и прах, ярко накрашенных девиц. Те поймали его взгляд и улыбнулись, кокетливо склонив голову.

– Проститутки повсюду. Будьте очень осторожны, у большинства из них триппер, а некоторые шпионят на правительство. Сотрудникам посольства запрещено к ним приближаться.

Дорожный полицейский в шлеме махнул им, чтоб проезжали.

– Вы думаете, Франко вступит в войну? – спросил Гарри.

Толхерст взъерошил рукой свои желтые волосы:

– Бог знает! Атмосфера ужасная, газеты и радио оголтело прогерманские. На следующей неделе Гиммлер приезжает с официальным визитом. Но мы должны вести себя как можно более естественно, будто все нормально. – Он надул щеки и выпустил воздух, потом скорбно улыбнулся. – Однако большинство сотрудников упаковали чемоданы на случай, если нам придется срочно уезжать. О, смотрите, вон газоген!

Толхерст указал на большой старый «рено», который телепался по улице медленнее ослиной повозки. Сзади к нему было прицеплено нечто похожее на толстый бак для кипячения воды, из небольшой трубы валил дым. Водитель, буржуа средних лет, нарочито игнорировал любопытные взгляды людей, которые останавливались на тротуаре поглазеть. Мимо с дребезгом и звоном проехал трамвай, хозяин газогена резко свернул, чтобы не угодить под него. Неуклюжая машина едва не перевернулась.