Дом с привидениями (антология) - Агеев Леонид. Страница 47
Озимый кивнул:
— Пожалуй… Но с другой стороны, они — разведчики. Чрезвычайность их положения допускает чрезвычайные меры.
— Теоретически — так. В каком-то детективе был эпизод: наш разведчик, спасаясь бегством, оказался перед дилеммой — раздавить ребенка, играющего на мостовой, и спастись или…
— И?..
— Его поймали.
— Ясно, — протянул Озимый. — В этом есть резон, в такой аналогии… Убедили. Петр Николаевич.
— А вообще очень интересно. Такой рассказ обязательно надо написать, — сказал Шабров.
— И напишу. Всенепременнейше напишу. Я ведь, между прочим, фантаст. Только пишу под псевдонимом — жена стесняется. Говорит, если бы ты еще поэтом был — ладно, а фантаст — как-то очень уж несолидно, мол, несерьезно…
Шабров улыбнулся, хотя смешно ему, в сущности, не было. Разговор скатился в обычную для случайных попутчиков легкую, ни к чему не обязывающую болтовню, продолжавшуюся всю дорогу. И только уже в Луге, расставаясь. Озимый сказал:
— А рассказ этот я обязательно напишу, Петр Николаевич. И посвящение сделаю. Вам. Потому что я все это на ходу придумал — чтобы ехать скучно не было. И за разговор этот очень вам признателен.
Дожидаясь автобуса. Шабров побродил по скверу перед вокзалом. Настроение у него было смутное, встревоженное и одновременно радостное. Потому что явно назревали перемены — случайный разговор с фантастом еще раз подтверждал это. Впрочем, случайный ли, пришло вдруг ему в голову. Хотя это, в сущности, не важно: мысль, высказанная единожды, уже не умирает, вливаясь в ноосферу, окружающую планету. А мысль родилась… И все-таки случаен ли был разговор? Об этом он размышлял, трясясь в стареньком “львовском” автобусе до самого Мерева.
Выскочив из автобуса, Шабров прежде всего отдышался, изгоняя из легких тошнотворную смесь запахов бензина, пота и перегретого металла, которой совершенно не переносил. А потом быстрым шагом пересек поселок и по пылящей песком дороге спустился к озеру, где его уже ждали друзья.
— Есть новости, — сказал он, обмениваясь с ними рукопожатием.
— Некогда, — бросил один из них, высокий и явно не по возрасту седой. — Опаздываем.
Они прошли вдоль берега, вброд пересекли обмелевшую за лето протоку, соединяющую озеро с речкой Дугой, потом приняли левее, в лес.
— Стоп, — сказал седой.
Они взялись за руки, словно собираясь водить хоровод, и закрыли глаза. Несколько минут они ритмично и синхронно дышали, чуть покачиваясь в такт вдохам и выдохам, а потом вдруг — мгновенно — исчезли, словно растворились в колеблющемся жарком воздухе, только трава да листья ближайших кустов съежились от внезапного порыва холода: дальняя телепортировка, требующая совместных усилий нескольких человек, сопровождается заметным поглощением тепла.
Андрей Балабуха
Заколдованный круг
В тридевятом царстве, в тридесятом государстве на высокой горе стоял большой терем. Рассказывают, что терем тот за одну ночь построил отряд киберов по приказу самого Главного Архитектора государства. Назывался он Терем ИФ, потому как был в нем Институт фольклора. Много в нем было коридоров — три года иди, все не пройдешь; много комнат разных — три года ночуй, во всех не переночуешь; были в нем конференц-палаты и светлицы-читальни, клети-лаборатории и темницы-кинозалы, трапезные на четыреста посадочных мест и еще много-много такого, чего и во сне не увидишь, и пером не опишешь. И была там одна светлица, а в светлице той был СИВКО — Сектор Изучения Волшебств Кощеевых.
Руководил этим сектором старый доктор филологических наук Елпидифор Никифорович Царев. И было у него трое сотрудников, один другого умнее, один другого краше. Самый старший был кандидатом филологических наук. Звали его Еремей Мудров. И то сказать, мудрый он был — сил нет, красивый — ни одна царевна не устоит, представительный — хоть сейчас на международную конференцию посылай. Второй и годами помоложе был, и умом еще не так выдался, а потому и говорить о нем особо нечего. Звали его Симеоном, и был он тоже старшим научным сотрудником. А третий — Иван — только недавно институт окончил, прошлым летом его в Терем ИФ по распределению прислали. И потому старшие товарищи прозвали его Иванушкой-дурачком. Был он младшим научным сотрудником.
Поручили ему архивы СИВКО разобрать. Год и один день он их разбирал, порядок наводил. Все разобрал — страничку к страничке, микрофильмик к микрофильмику, микрофиш к микрофиши. Все разобрал — только вот у одной сказки конца не нашел. Первая страничка есть, вторая есть, третья есть, четвертая есть, а дальше — ни одной нету. А сказка эта, надо сказать, самая древняя была. В ней рассказывалось, почему царь Кощей бессмертным стал. Во всех других сказках, позже записанных, бессмертный он и все. А в этой поначалу просто царем был, Кощей-то, обыкновенным, смертным; только вот как главное волшебство Кощеево совершилось — непонятно, нет у сказки конца-продолжения.
Закручинился Иван — младший научный сотрудник, опечалился, пошел он к доктору Цареву.
— Елпидифор Никифорович, — говорит, — так и так, нет конца у сказки. А сказка-то — ключевая. Кощеевы волшебства мы изучаем, а как главное волшебство совершилось, информации не имеем.
Отвечает ему доктор Царев:
— Ищи как следует, Иван, а не найдешь — в понедельник на диспетчерском нерадение твое разбирать будем. Не может быть, чтобы у такой сказки да конца не было.
— Нету, — Иван говорит, — нету, Елпидифор Никифорович! По всем полкам я мел, по всем сусекам скреб, искал, не завалилась ли куда страничка, — нету! Хоть на диспетчерском меня разбирать прикажите, хоть на самом Ученом совете — все равно нету!
Задумался доктор Царев, почуял в словах Ивановых правду. В самом деле, разбирай не разбирай на диспетчерском, странички не появятся. А что тогда про СИВКО на Ученом совете скажут: Кощея изучаете, а почему бессмертный — объяснить не можете? Нельзя, думает, такого допустить. Собрал он сотрудников своих на совет. Три дня судили-рядили, мед-пиво пили, на четвертый решили: послать Ивана — младшего научного сотрудника в командировку во время прошлое, в город Берендеичев, в царство Кощеево, прознать, как Кощей бессмертным стал, а вернувшись — сказку дописать, на фактическом материале основываясь. Выписали Ивану командировку, выдали ему в бухгалтерии командировочные — проездные да суточные, — и пошел он на ближайшую Темпоральную станцию: рейсовую машину времени в прошлое поджидать.
На Темпоральной станции приодели Иванушку: мурмолку на него надели червленую, корзно синтетическими каменьями шитое, золоченой тесьмой вкрест голени ему обвили, дали ему каурого БУРКО — биоуправляемого робота конского облика, — а также ознакомили его с Инструкцией по поведению в иных временах, в чем он и расписку дал. Затем погрузился Иван со своим конем в машину времени, что везла в Киев-град фантоматического Тугарина-змея для съемок многосерийного голофильма, и отправился он белый свет смотреть да себя показывать.
Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Много ли, мало ли времени прошло, но добрался наконец наш Иван — младший научный сотрудник на своем киберконе до города Берендеичева — столицы царства Кощеева.
Провели его в терем дубовый под крышей тесовой, где полотенца да причелины резные, прямо в Кощеевы палаты. Видит Иван: сидит за столом человек, сам маленький, тощенький, хиленький, глаза все по сторонам бегают. Сидит, пьет. Ему кубок за кубком, чару за чарой подносят, а он знай себе пьет. И уж по всему терему такой дух пошел — аж зашатало Иванушку.
Посмотрел Кощей на Ивана, хотел было его рядом с собой посадить, медом-пивом напоить-угостить, да призадумался вдруг:
— Ты, — говорит, — не Иван ли царевич будешь?
— Точно, — отвечает ему Иван. — Верно тебя, Кощей, проинформировали.