Жена колдуна - сама ведьма (СИ) - Иноземцева Карина. Страница 9

— Мало этого, не люба она тебе, — послышалось рядом причитание.

А губы мужские и не думали отрываться, просто мне время дали расслабиться и когда я спокойно задышала, получила поцелуй крепкий, горячий, глубокий. Жаром он по моему телу прошел, в душе что-то всколыхнул и блеском в моих глазах отразился.

— Сладко! — одобрила женщина нашу близость и пошла на крыльцо, чтобы радостную новость сообщить и свое благославление молодым дать.

…Не гром гремит во тереме, Не верба в поле шатается, Ко сырой земле приклоняетсяМилое чадо благословляетсяКо мужнему крыльцу ехати!…

А я сидела рядом с мужем, к рубахе его ненарочно прислонялась и смотрела куда угодно, но не на Радима. Совестно мне стало за свой жар в теле, да дрожь в коленях. Мне казалось, что что-то неправильное сейчас произошло, запрещенное.

— Пошли, — потянул меня муж на улицу где гости уже корильную запели.

А в нашем во мху… — Все тетерева — глушаки, А наши сваты — Все дураки: Влезли в хату, — Печке кланяются. На печке сидитСерый кот с хвостом, А сваты думали, Что это поп с крестом. Они котику поклонилися, К серому хвостику приложилися…

Мы в церкви потом свадебку справим, но народ об этом решил напомнить.

Вышли мы на крыльцо, рядом остановились, гостям поклонились. Нас за стол усадили, воды и морса в крынки налили. Полились песни, как напитки застольные сладкие, да кислые.

Мне на голову надели повойник, которую мой муж с собой привез. Бусинки от него по бокам легли, полностью мои волосы скрывая. А бабы все удивлялись, как же мне кокошник придумать, чтобы я и сестрой колдуна осталась и не спутали меня с обычными сельчанами. Радим уже сам все решил.

Марьяна с Ульяной сидела и "лялякала" песни застольные. Дочь была счастлива и не замечала отсутствие матери. Оказывается, это я за нее цеплялась, как за последнюю былиночку. Боялась отпустить и сгинуть в думах своих невеселых. А теперь вот как все произошло — свадьба, муж и дорога в новый дом.

— На счастье, — тихо шепнула я на воду в своей кружке и выпила.

8

Вот и вечер. Я начала замерзать и прижалась к мужу. Тот если и заметил то сделал вид что так и надо. Нельзя такие вещи выносить на людское внимание, судить и рядить долго будут.

— Замерзла, доченька, замерзла, яхонтовая? — очнулась жена старосты. — Одиночество совсем заморозило сердце девичье. Ничего, муж согреет!

За столом засмеялись. Женщина повела меня в дом и забрала у меня платье, оставив в спальной комнате в одной рубахе.

Походила по светелке, посмотрела в окно, присела на кровать.

Страшно дожидаться неизбежности. Новые оковы. Новая темница. Новая боль по ночам. Новые потоки слез.

Надо приготовиться.

Лечь в кровать. Закрыть глаза. Крепко зажмуриться и сделать как захочет муж. Потерпеть то надо всего ничего. Все ради ребеночка.

Скрипнула половица перед дверью.

Испуганно, накрылась одеялом и затаила дыхание.

А может сбежать?

Открылась дверь.

А куда я уйду? На дворе осень. Мне зиму в лесу с ребенком жить? В другую деревню не примут без грамоты, а документ только староста на руки мужу дает. В город к брату? Так я не ведаю где он живет и не узнавала никогда. А если уйду в никуда так совсем пропасть могу.

Неспешные шаги ведут к кровати.

Весной! Точно, можно весной сбежать, а за зиму подготовлюсь, соберусь. Может через обряды брата найду.

Остановился. Склонился.

Я чувствую его тепло своей щекой, поэтому лишь крепче закрываю глаза.

Зашуршала одежда. Поднялось одеяло.

Я сползла на самый край кровати. Затаилась. Перестала дышать.

Лег.

Мое тело сползло в образовавшуюся ямку. Ощутив жар его голого кожи, я резко открыла глаза.

Радим тяжело вздохнул и провел рукой по моему виску, овалу лица и остановился на губах. Он резко навис надо мной, а я от страха пошевелится не могла. Смотрела на голую грудь мужчины в свете полной луны и видела, как на его шее болтается мой мешочек с песком.

Он все снял, кроме заговоренной вещи.

— Нравлюсь? — прогудел надо мной голос и я тут же смутилась.

Отвела взгляд. Попыталась успокоится. Но у меня не получалось. Сердце трепетало, то ли от страха, то ли от близости горячего тела. Меня захватила неизвестность.

Осторожные, нежные прикосновения к моему лицу. Аккуратные поцелуи на моих губах. Его руки на моих плечах, бедрах. Его жаркое дыхание кажется опаляет всю меня с ног до головы. Сладко и тяжко становится сердцу. Я забыла про страх, он пропал. Меня заключили в жаркие объятия и я подавилась воздухом, когда ощутила сладкую дрожь.

Не было боли. Не было страха.

Лишь поцелуи и нежные ласки. Лишь его взгляд и мои тихие вздохи. Я пребывала в блаженстве и желала остаться на вершине навсегда.

Вдвоем. Сплетенные.

Когда я тихо вздрагивая, прижималась к мужской груди, то хотела плакать. Не горе и боль были причинами моих слез, а осознание что близость с мужчиной может быть настолько чудесной.

Радим гладил меня по голове и плечам, пока не уснул. Меня тоже очень быстро сморило.

Утром Радим разбудил меня жаркими поцелуями. Его губы бегали по моей спине, а руки медленно, но верну раздували те искры желания, которые он смог вчера зажечь.

Так сладко меня еще никогда не будили.

Когда я все же смогла нормально смотреть на тяжело дышащего мужчину он улыбался.

— Хорошая жена. Отзывчивая, — просипел он, лукаво улыбаясь.

Тон его голоса был похож на мурчание довольного старого кота, который съел сметану и грел пузико на печке. Привлекательности его словам добавляла прорывающаяся сила колдуна. Я буквально чувствовала его удовольствие, как свое.

— Муж у меня умелый, — игриво мурлыкнула я и прижалась к его щеке поцелуем.

Мне хотелось остановить время, чтобы пузырики в моей голове всегда играли, а тело было расслабленным из-за сладкой неги. Хотелось тереться о мужчину, вертеться в его руках и постоянно находиться рядом.

Отличное начало замужней жизни.

— Пора, — усмехнулся муж и нежно поцеловал меня в нос.

Да, нам пора в дорогу. Теперь нам надо до его деревни добраться до больших дождей. Во время Рожаниц эта дорога может быть непредсказуемой. Час Доли и Недоли короток, но на приключения богат. Надо богинь умаслить, чтобы Доля придержала проказы сестры.

Быстро одевшись, встретила Ульяну с Марьяной за столом. Они пили молоко. Дочка, заприметив меня, забралась ко мне на руки. Поцеловала ее сладкие щечки и оставила приживалке.

— Хозяин на двор пошел. Козу собирать наверное. А я вчера нам снеди в дорогу набрала. Ехать нам самое малое семь дней. А если под дождь попадем, то больше, — Ульянка покосилась на меня и улыбнулась. — А ты наворожить солнце можешь? Ярило нашего уважить чем-то, — тихо прошептала девушка и ее глаза, аж, заблестели от вдохновения.

Я хмыкнула. Заплетая волосенки дочери, я прошептала, стараясь приобщится к тайне:

— В бога единого веруешь, а к старым воротам обращаешься.

— Да, что этот Бог, — махнула девушка рукой. — Он только из церкви глас народа слышит. Вон, на каждом шагу молельни ему строят. А Леля, Мокошь, Рожаницы — свои. В свой час приходят и даже в сердцах людей просьбы слышат. Им строить ничего не надо. Зажгешь стебель пшеничный и требу свою про себя создашь.

Меня забавила эта девица. По ее словам все так легко происходит, но в голове так много лишнего. Скоро все предания рода сотрутся и она будет помнить лишь имена своих богов, а поклоняться Единому станет.

Нет у меня веры одному богу. И уважения нет к нему.

— Ярило пироги, да блины любит, — перебила я красную. — Поэтому, в его час мы всех соседей блинами потчиваем. А если зерно ему отдашь, то что он в нем найдет? Силу Матери — Земли, да руки тех кто косил, собирал снопы и на телегу грузил. Чем больше ты времени и дум требе отдаешь, тем ярче тебя Бог видит. По пути, в суматохе, с лишними мыслями идти с требой нельзя. Надо время подгадать, с угощением не оплошать и правильное место выбрать.