Конторщица 3 (СИ) - Фонд А.. Страница 22
— Что за собрание? — удивилась я.
— Посвященное индустриализации! — разочарованно ответила Зоя, обидевшись на мою реакцию.
— Ахренеть, — пробормотала я.
Вот собрания мне только и не хватало! Да ещё и речь толкать. Нет, так-то я речи произносить умею. Причём могу жахнуть так, что аудитория растает, но оставаться вечером и тратить время на индустриализацию? Нет, это выше моих сил.
Но вслух Зое я сказала:
— Я сегодня не могу, Зоя. Так что ты сама её прочитай.
— Как?! Почему это?! — на Зою жалко было смотреть.
— Понимаешь, мы переехали в деревню. Это далеко от города. Мои соседи сегодня будут ехать туда и меня подвезут. Иначе придётся ждать рабочую электричку до одиннадцати вечера.
— Так мы успеем до одиннадцати, — обрадовалась Зоя, — ну, наверное, успеем… постараемся успеть.
Я чуть не выругалась. Ну это ж надо быть такой вот. Так-то она девушка неплохая, но вот эти закидоны меня бесят.
— Зоя, я не могу, — отрезала я с раздраженным видом.
— Никто не может! — зоины глаза налились слезами, — Иванов где-то слинял, Аркадий Давидович на совещании, Щука заболела. Не буду же я Ивана Аркадьевича просить! Вот, кроме тебя, больше некого позвать!
— Нет, Зоя. Даже не уговаривай. Мне нужно домой. Да ещё и Римма Марковна целый список насочиняла, нужно успеть по магазинам пробежать. Не могу.
— И вот что мне делать?! Что?! — по зоиным щекам скатилась слеза. — Как меня задолбали эти мероприятия! Никто не хочет ходить! Оно мне что, больше всех надо?!
— Если я не ошибаюсь, Зоя, то в прошлый раз ты то же самое говорила. Но бросить ты не могла, потому что Швабра. Но я главнее Швабры, так что спокойно бросай. Если она тебя заругает, я ей устрою, что мало не покажется.
— Я не могу бросить, — прошептала Зоя.
— Почему? — не поняла я. — Идеологическая позиция?
— Да какая там позиция! Мне за это доплату сделали. Небольшую, но двадцать пять рублей на дороге, знаешь ли, не валяются! Это тебе повезло выйти за богатенького Валеева, и кучу наследства получить… — взглянув на меня, Зоя осеклась, — ой, прости, Лида, я не хотела…
— Из-за двадцати пяти рублей ты готова разорваться с этими мероприятиями? Сидишь тут почти каждый день до ночи?! Не понимаю…
— А что тут понимать, — вздохнула Зоя, — после смерти свекрови мой так запил. Чуть побудет нормальным, и опять начинает. Вот и приходится выкручиваться.
— Ну так бросай его.
— Не могу, — вздохнула Зоя.
— Любишь так сильно?
— Да что там любить?! — вспыхнула Зоя, — что любила, от этого давно уже ничего не осталось! Вечнопьяная опухшая харя только! Глаза б мои его не видели!
— Так в чём дело?
— У меня дети, — закусила губу Зоя, — их поднимать надо.
— Так ты и так их сама поднимаешь, — удивилась я, — ещё и пьяный нелюбимый муж нервы мотает.
— Ты не понимаешь, — опять покачала головой она. — Я не могу так. А что люди скажут?
Она круто развернулась и пошла по коридору. А я стояла, смотрела ей вслед и пыталась осознать масштаб трагедии в рамках её мировоззрения.
А ведь жизнь-то одна!
Хотя в последнее время моя жизнь тоже закрутилась, что ой. Только-только получилось разобраться с комиссией и доказать право на проживание в комнате на Механизаторов (спасибо, кстати, Норе Георгиевне, которая подошла к моменту разборки, шугнула там всех и поставила жирную точку в прениях сторон), как уже через неделю у меня начинаются экзамены на права. А ещё через неделю — сессия в институте. Ну что же, будем сдавать, значит.
В эту субботу мы с Риммой Марковной, Светкой, крашеным зелёнкой одноухим зайцем и бесконечными тюками самого-самого необходимого барахла, наконец-то, перебрались на дачу в Малинках.
Ну что я скажу. Красота здесь распрекрасная.
Небольшой дом, деревянный, но не слишком старый, утопал в чуть запущенном тенистом саду. Яблони, вишни, груша, алыча и даже непонятно зачем посаженный здесь разлогий маньчжурский орех (его орехи разве что бульдозером колоть) — всё это теперь было в нашем полном распоряжении. Двор обильно зарос гусиной лапкой, спорышом и пырейником, так что Светка с удовольствием гоняла по траве босиком — было мягко. Заросли крапивы и топинамбура не мешали, так как жались ближе к забору, правда он был чуть покосившимся, но это совершенно не портило общего пасторального очарования от нашей новой деревенской жизни.
Небольшой огородик был засажен картошкой, и хозяева, за умеренную плату разрешили нам её копать. А ещё там были грядки с морковкой, луком и зеленью. Красота, в общем.
Но главная красота была в том, что в конце огорода, который располагался на пологом спуске к озеру, находилась русская банька — небольшой деревянный сруб, который можно было топить по белому. Жаль, что дров не было, иначе я бы прямо сегодня же испытала эту прелесть.
Но дрова я куплю, это не вопрос.
Я окинула довольным взглядом милый пасторальный пейзажик и развернулась к Римме Марковне. Мы сейчас сидели за столом в саду и пили чай из пузатого самовара, который Римма Марковна откопала в сарае ещё прошлый раз и сразу же заявила, что заведет вот такие вот вечерние чаепития, как было принято ещё у её бабушки в былые времена.
Ну, а я и не против.
— А вот Агриппина Ивановна говорила, что сюда из леса заползают змеи, — озабоченно пожаловалась Римма Марковна, поглядывая на Светку, которая весело прыгала через скакалку. — Светочка любит босиком бегать, как бы не случилось чего.
— Агриппина Ивановна, это та женщина, которая дом со свиньями нам сдать хотела? — понятливо хмыкнула я.
— Ну что ты говоришь, Лида! Она хорошая женщина и врать не станет, — отрезала Римма Марковна.
— До леса далековато, — я навскидку смерила расстояние от бани до леса с другой стороны озера и легкомысленно вернулась к чаепитию: долила пахучий чай с чабрецом и мятой в нарядную чашку из валеевского сервиза, купленного им в Кисловодске, который Римма Марковна нагло отжала у его бывшей супруги Юлии. Отпив глоток, я от удовольствия аж зажмурилась.
— И ничего не далековато, — рассердилась такой моей беспечности Римма Марковна, — вот не надо было этот дом брать. Зря я тебя послушалась. Баня, баня! А если змеи будут, то как ты в эту баню ходить будешь?
— Ну так давайте енота заведем? — предложила я, добавляя в чашку мёд.
— Зачем енота? — поперхнулась чаем Римма Марковна.
— Еноты змей уничтожают. Мангусты, кстати, тоже. Но они у нас к сожалению, не водятся.
— Выдумаешь еще что! — возмутилась Римма Марковна и притянула к себе блюдо с румяными пышками, — и что я потом с этим енотом делать буду? А зимой его куда? С собой на Ворошилова? А если они расплодятся как кошки?!
— Ну тогда давайте пугало поставим, — пожала плечами я.
— И как по-твоему пугало поможет от змей? — нахмурилась Римма Марковна, подозревая явный подвох, — ты что выдумываешь?!
— Кузьмич, сосед, когда пьяный идет, имеет привычку с пугалом разговаривать, — улыбнулась я, вспомнив как вчера он часа два горячо доказывал соседскому пугалу, как лучше щуку на блесну ловить, — змеи шума боятся, вот и будут уползать…
— Лида, я же серьёзно, — покачала головой Римма Марковна, и мохнатый цветочек на её белой батистовой шляпке закачался в такт.
Вообще, на даче Римма Марковна вообразила себя «пани», завела чайные церемонии, обеды из нескольких перемен блюд, стала носить затейливо вышитые шляпки и панамы, цветастые дачные платья и вообще, вела себя словно барыня (а ведь раньше в двух халатах ходила). По утрам она завела привычку ходить на соседнюю улицу покупать парное молоко, а вальяжный послеобеденный моцион (два круга вокруг озера) с Норой Георгиевной превращался у них в азартные литературные баталии. Иногда к ним милостиво допускалась и Зинаида Ксенофонтовна (дама с туннельным мышлением, неправильно трактующая поэзию Мариенгофа).
— И ещё, Лидия, — Римма Марковна остановила на мне строгий внимательный взгляд, и я напряглась, — завтра будем белить деревья извёсткой. А то я боюсь долгоносика.