Золотоискатели - Кервуд Джеймс Оливер. Страница 12

Но Родерик был слишком молод, и здоров для того, чтобы не совладать даже с самой жестокой болезнью, и мало-помалу его рана стала заживать, а воспаление уменьшаться. К концу месяца доктор объявил, что его пациент уже находится вне опасности. Однако для полного выздоровления потребовался еще один месяц, по истечении которого в один прекрасный солнечный день Миннетаки объявила больному радостную новость: в Вабинош-Хоуз прибыла его мать, за которой была послана в Детруа специальная пара саней.

По мере того как Родерик возвращался к жизни, он все чаше и чаще беседовал с Ваби о пресловутой золотоносной жиле. Приближался назначенный срок, и молодой человек окреп уже настолько, что мог серьезно подумывать о предстоящей весьма нелегкой экспедиции.

Разговорившись однажды после обеда с девушкой, Родерик как бы случайно задал ей вопрос: не желала ли бы она присоединиться к ним?

Он тотчас же обратил внимание на то, как загорелись чудесные глаза девушки, и поспешил добавить:

— Вот было бы замечательно, если бы вам удалось добиться разрешения ваших родителей! Пустите в ход все ваши чары! Попросите Ваби помочь вам в этом деле.

Но Миннетаки, приняв вдруг серьезный вид, покачала головой:

— Я нисколько не сомневаюсь, — сказала она, — что отец и мать ни в коем случае не согласятся на это. Вы понимаете, конечно, как была бы я счастлива, если бы могла сопровождать вас… Мне так хотелось бы вместе с вами охотиться на медведей, волков, оленей и лосей! А затем, не разлучаясь с вами, идти все дальше и дальше, пока мы вместе не нашли бы этой самой жилы, которая вам спать не дает. Господи, Боже мой, да чего бы только я ни дала за то, чтобы видеть и пережить все это, но… войдите хоть на одну минутку в положение моих родителей. Вы прекрасно знаете, как они любят меня и сколько горя я невольно причинила им совсем недавно. Ведь воспоминания еще так свежи! Если смерть Вунга и подействовала на его соплеменников, которые вдруг, как будто по волшебству, исчезли с наших глаз, то не надо забывать, что есть множество других страшных опасностей, связанных с моим путешествием по такой дикой стране.

Она тотчас же добавила:

— Что касается меня лично, то я абсолютно ничего не боюсь. В этом отношении я нисколько не похожа на моих родных, которые во всем том, что касается меня, не так решительны. Вы понимаете, что я не вправе причинять им горе и неприятности. Волей-неволей мне придется остаться с ними и, кстати, поближе познакомиться с вашей матушкой, которую я уже люблю так, точно я — ее родная дочь. А вы поезжайте, и дай вам Бог побольше счастья и удачи!

Глава VII. На льду озера Нипигон

С каждым днем солнце всходило все раньше и заходило все позже. Дни удлинились, и в воздухе уже чувствовалось нежное дыхание весны, полное ароматами земли. В своем снежном ложе проснулся лес, и вместе с ним проснулись все миллионы жизней, все мириады звуков… Повсюду — на голых ветвях, в кустах, в подымающихся травах защебетали, застрекотали, заворковали птицы.

Вороны и сойки громко заявляли о своем недовольстве. Зимние птицы, словно огромные драгоценные камни, сверкая на солнце, собирались уже лететь еще дальше на север и действительно исчезли с последним снегом: им больше нечего было делать здесь.

Почки тополей, уже величиной с горошину, пышно набухали и быстро лопались, доставляя обильный корм куропаткам.

В это время года медведица-мать выходит из своей зимней берлоги в сопровождении своих медвежат, которым уже минуло два месяца, и терпеливо учит их, как надо пригибать к земле юные деревца и лакомиться их свежими ароматными побегами.

Одновременно с медведями на свет божий появляются лоси, которые спускаются с горных круч, где они нашли себе убежище на всю зиму и таким образом спаслись от голодающих волков. Старые и больные лоси за зиму погибли, и теперь осталось только самое молодое и здоровое племя.

Снег оседает и незаметно для глаза испаряется на земле и на озерах, на скалах и на деревьях. Каждую ночь уменьшается блеск северного сияния, которое все дальше и дальше на север уносит свой холодный бледнеющий свет.

Полный, ничем и никем не нарушаемый покой царил в Вабинош-Хоузе, из которого уже уехали солдаты, посланные канадским правительством для защиты фактории от индейцев.

Отъезд золотоискателей состоялся рано утром в один из первых апрельских дней. Родерик, Ваби и Мукоки накануне покончили со всеми приготовлениями в дорогу и в последние минуты бросили критический взгляд на все то, что брали с собой. Они как будто ничего не забыли, и Родерик, которому мысль о новой, чудесной экспедиции в Нортландии не давала уснуть всю ночь, нервно сжимал в руке кусок березовой коры, где был грубо начертан план их путешествия.

Звезды не успели еще погаснуть в небе, как вся фактория была уже на ногах. Все собрались в большой столовой, где в продолжение двух веков факторы устраивали свои традиционные торжественные обеды.

Богатый завтрак был подан в честь тех, кому, быть может, суждено было не есть по-настоящему в продолжение нескольких недель, а, может быть, и месяцев. Неизбежная в таких случаях печаль витала в огромной комнате, где хозяин дома старался создать необыкновенно веселое и жизнерадостное настроение, желая хоть как-нибудь поднять дух женщин.

Со своей стороны, миссис Дрюи и мать Миннетаки, бывшая краснокожая принцесса, делали над собой невероятные усилия, дабы не обнаружить своего волнения. Одна Миннетаки не скрывала своих чувств, и ее красивые глаза определенно говорили о том душевном смятении, которое она переживала в эти минуты.

Родерику было очень трудно скрывать свое волнение, и вот почему он облегченно вздохнул, когда завтрак закончился и он вышел на свежий бодрящий утренний воздух.

Все обитатели фактории проводили отъезжающих до берега озера Нипигон, где их ждала пирога. Обе матери раньше всех попрощались со своими детьми. Когда же Ваби поцеловал на прощание свою дорогую сестренку, последняя не выдержала и разрыдалась, как маленькая девочка. Родерик, который держал в этот момент руку девушки, вдруг почувствовал, что его горло судорожно сжалось и что через мгновение он может расплакаться точно так же, как и Миннетаки.

— До свидания, Миннетаки! — крикнул он, занимая свое место в пироге, где уже сидели Ваби и Мукоки.

— До свидания, до скорого и счастливого свидания! — послышалось со всех сторон, и Ваби легко оттолкнулся веслом от берега.

Пирога стала медленно удаляться, но все же через самое короткое время скрылась из глаз тех, кто оставался на берегу. В продолжение многих минут тишина вокруг нарушалась только ритмическим шумом весел, забиравших воду, и вдруг издалека совсем-совсем глухо донеслось последнее приветствие Миннетаки — и это было все…

Родерик первым нарушил молчание.

— Клянусь Юпитером! — воскликнул он. — Для меня лично в таких случаях нет ничего тяжелее и хуже прощания. Это ужасно!

— Да, это так! — согласился Ваби. — Каждый раз, как я прощаюсь со своими, я страдаю невероятно. Мне почему-то труднее всего прощаться с сестрой. Но я надеюсь, что рано или поздно придет такой день, когда она отправится в экспедицию вместе с нами. Что ты скажешь, Род?

— Я что скажу? — краснея, спросил, в свою очередь, Родерик. — Я скажу… я могу сказать, что о более славном и прелестном товарище и мечтать нельзя.

— О, славная девушка! — вставил свое слово и Мукоки. — Славная девушка, славный стрелок и славный охотник.

Старик произнес эти слова с таким решительным выражением, что, как ни были расстроены молодые люди, они от души расхохотались.

Было уже довольно темно, и Ваби зажег спичку для того, чтобы справиться с буссолью.

— Вместо того чтобы держаться берега, мы идем по диагонали! — заявил он. — Таким образом мы выиграем довольно много времени. Ты согласен со мной, Мукоки?

Старый траппер ничего не ответил. Удивленный Ваби перестал на минуту грести и повторил свой вопрос.

— По-твоему, это неосторожно?