Золотоискатели - Кервуд Джеймс Оливер. Страница 14

В последнюю минуту он сознавал только одно, что инстинктивное желание закричать заставляет его открыть рот и что студеная вода с прежней силой врывается в его горло…

Он не видел сильной руки, которая потянулась в его сторону и единым решительным движением вытащила его на поверхность воды. Только по истечении некоторого времени он почувствовал, что его переворачивают с боку на бок, растирают, массируют и без всякого стеснения колотят кулаками по всему телу. В первую минуту ему показалось, что он сделался игрушкой в лапах веселого медведя. Но он с трудом раскрыл глаза и увидел склонившихся над ним Мукоки и Ваби, с которых ручьями текла вода.

— Ну, дорогой мой, вы счастливо отделались! — произнес Мукоки. — Нам надо теперь как можно скорее добраться до берега.

К счастью, лед, находившийся подальше от места катастрофы, не оставлял желать ничего лучшего в смысле крепости. Пирогу потащили до самого берега, и тут Ваби немедленно достал несколько теплых одеял. Мукоки просунул свою могучую руку под плечи Родерика и помог ему добраться до того места, где их ждал уже Ваби.

— Но скажите на милость, — слабым голосом начал Родерик, — кто же вытащил нас из воды?

— Ну, конечно, Мукоки! — отозвался Ваби. — А кто же еще мог сделать это! Ну, ты-то вполне заслужил такой акт самопожертвования, но я… Правду сказать, было бы вполне справедливо, если бы вы дали мне погибнуть, потому что во всем виноват только я. И по странной игре судьбы в наихудшем положении оказался ты, а не я!

— Славный, милый Муки! — мог только прошептать Родерик. Вместо ответа Мукоки начал фыркать и кряхтеть так, как только он один мог это делать. И, глядя на него, продрогшие насквозь юноши от души расхохотались. После этого Ваби побежал вперед для того, чтобы заняться костром.

Глава VIII. Великий дух и семь красавиц

Когда Родерик с помощью того же Мукоки добрался до берега, там уже горел гигантский костер. Старый индеец мигом соорудил лиственную хижину, и, как только он закончил свою работу, Родерик и Ваби сбросили свою мокрую одежду и, завернувшись в одеяла, улеглись на ветвях. А Мукоки тем временем сушил их платье у весело трещавшего огня.

Так прошло целых два часа, по истечении которых молодые люди вполне отдохнули, оделись и снова огласили воздух веселыми криками и смехом. Вдруг Ваби удалился куда-то на некоторое время и вернулся с большой березовой веткой в руках. Несмотря на значительные размеры, ветка эта была очень гибка.

— Ты видишь эту штуку? — спросил Ваби и протянул Родерику свой «подарок». — Жертвую тебе ее и прошу тебя должным образом использовать ее. Первым делом ты должен хорошенько отстегать меня. Из-за меня мы целых два раза попали в беду. Во всем виновата моя неосторожность.

— Вот с этим я вполне согласен! — со смехом отозвался Родерик.

— Ну так вот! — продолжал Ваби. — Ты видишь то большое полено, что стоит у костра? Ляг около него на живот, опусти голову, подними ноги…

— Это мне-то лечь?

— Ну да, ляг! И я покажу тебе, каким образом ты должен отстегать меня.

— Благодарю покорно, я и без твоего урока знаю, как надо тебя наказать! Ты ляг, а остальное предоставь мне самому! Будешь доволен!

— Нет, нет, ляг! Иначе я не согласен!

Родерик занял указанное место, и Ваби поднял березовую плеть.

— Ты только не очень налегай! — взмолился Родерик с притворным ужасом.

— Ладно, там будет видно!

И с этими словами Ваби начал хлестать своего друга, который теперь уж с неподдельным ужасом вскричал:

— Послушай, ты… Ты, оказывается, по-настоящему бьешь меня! Ты что, в своем уме? Ради Бога перестань! Ну тебя!

— Ничего, ничего, не обращай на это никакого внимания! Это тебя разогреет и заставит кровь твою быстрее обращаться в жилах. Тебе, как мужчине, надо привыкнуть к боли и страданиям! Я знаю, что говорю и делаю. Можешь положиться на меня!

И Ваби продолжал с таким усердием стегать Родерика, что в конце концов сломал ветку пополам.

— Ладно, я кончил, а теперь твоя очередь! Теперь я буду кричать о милосердии, а ты будешь поучать меня!

И он занял место Родерика, который засучил рукава и придал своему лицу самое жестокое выражение, на какое только он был способен.

— Мне понравилась твоя работа, и я постараюсь следовать твоему примеру.

Несмотря на весь стоицизм, Ваби в конце концов взвыл, ж Родерик со свойственным ему упорством не успокоился до тех пор, пока не нанес намеченного им количества ударов, после чего он бросил березовую ветку и протянул руки Ваби.

— Полагаю, — воскликнул он, — что мы теперь вполне поквитались с тобой. Если твоя кожа горит точно так же, как и моя, то это значит, что должная реакция имеется налицо и что нам теперь не угрожает опасность простудиться.

— Да, надо думать! — ответил Ваби. — Ты, между прочим, до сих пор еще не отдал себе полного отчета в той опасности, которая угрожала тебе. Мне как-то посчастливилось, и я очень быстро выбрался из воды. Мы с Мукоки тотчас же принялись искать тебя, но ты представить себе не можешь, до чего это было трудно. К счастью, мы заметили несколько пузырьков воздуха на поверхности воды и поняли, где ты находишься. Мукоки протянул руку в этом направлении и так подался вперед, что чуть-чуть не опрокинул лодку. Прежде всего он схватил тебя за волосы, и после этого мы тебя вытащили. Прямо счастье какое-то, что так благополучно обошлось. Я, было, потерял всякую надежду.

— Бррр! — произнес Родерик. — У меня и теперь дрожь по телу проходит, когда я вспоминаю о моем пребывании под водой. Какой ужас! Давай лучше говорить о менее печальных вещах.

Мукоки тем временем вернулся к пироге и принес все кухонные принадлежности, а также уток, убитых молодыми людьми. Ваби набрал хворосту и разложил костер. День клонился к вечеру, на землю начали спускаться первые вечерние сумерки, и на этом фоне тополиные сучья горели, как фейерверк. Родерик захлопал в ладоши.

— Они дают больше света, чем двадцать тысяч свечей! — согласился Мукоки.

В ожидании обеда все трое уселись вокруг костра.

— Мне кто-то рассказывал очень интересную сказку, — начал Ваби, — если ничего не имеете против того, я передам вам ее в нескольких словах.

…Жил-был когда-то в этих местах великий индейский вождь, у которого было семь красавиц-дочерей. Они были так прекрасны, что в них влюбился сам Великий Дух. Впервые за много тысяч лун он спустился на землю и начал искать этого славного вождя и, найдя его, обратился к нему со следующей речью:

— Если ты согласишься отдать мне твоих семь дочерей, то я готов выполнить семь твоих желаний!

Вождь принял это предложение и после того, как состоялось соглашение, прежде всего потребовал, чтобы Великий Дух подарил ему ночь без дня, а затем день без ночи. Великий Дух исполнил его желание, после чего вождь потребовал, чтобы он никогда не терпел недостатка в дичи и рыбе. Четвертое и пятое желание заключались в том, чтобы леса всегда были зелены (вот почему кедр, ель и сосна круглый год сохраняют свою зеленую листву!) и чтобы он и его племя в любую минуту могли раздобыть огонь. Он выразил свое шестое желание: получить такое горючее средство, которое могло бы гореть и в мокром виде, И Великий Дух подарил ему березу. А седьмое желание сводилось к тому, чтобы получить еще одно горючее средство, которое горело бы без дыма и пламя которого радовало бы самых печальных людей на свете. И тотчас же из земли поднялся величественный тополь. Так вот, Родерик, кому мы обязаны всеми теми благами, которыми мы в данную минуту пользуемся. Мы должны поблагодарить индейского вождя, у которого было семь красавец-дочерей. Не правда ли, Муки? Старый индеец утвердительно кивнул головой.

— Но мне интересно знать, — с большим любопытством сказал Родерик. — что случилось после обмена с семью красавицами-сестрами?

Как только он задал этот вопрос, Мукоки поднялся с места и удалился от костра.

— Он верит во все старинные легенды и предания, — шепнул Ваби на ухо Родерику. — Все это для него так же свято, как солнце и луна. Но в то же время он прекрасно знает, что как и все остальные белые, ты не веришь в подобные басни! Если бы у него хватило духу, он рассказал бы тебе чрезвычайно много интересного и поучительного касательно всех этих лесов, холмов и всех живых существ, которые обитают вокруг. Но, боясь твоих насмешек, он предпочел удалиться.