Волшебство любви - Линден Кэролайн. Страница 27

Точно так же, как, судя по всему, суд был бы пристрастен не в пользу леди Гордон. И снова Эдварда неприятно задела эта очевидная и до сей поры никак не ощущаемая им несправедливость. Один шанс из пяти все же давал надежду на успех. Уиттерс был не единственным в Лондоне адвокатом с амбициями, чью профессиональную гордость приятно щекотали победы в трудных делах.

— Рад это слышать, — сказал Эдвард. — Держите меня в курсе.

Уиттерс встал и поклонился.

— Разумеется, милорд.

Когда дверь за Уиттерсом закрылась, взгляд Эдварда упал на все еще не разобранную кипу корреспонденции и счетов. Его секретарь должен был приехать с минуты на минуту, чтобы приступить к сортировке докуметов. Тот факт, что судьба поместий Дарема повисла в воздухе, еще не означал, что на них можно махнуть рукой. Уиттерс высоко оценивал их шансы на успех, и Эдвард понимал, что, увиливая от выполнения своих обязанностей сейчас, лишь создаст себе дополнительные проблемы в будущем. Кроме того, он вложил в эти поместья столько труда и заботы, так гордился своим вкладом в их теперешнее процветание, что просто не мог бросить их на произвол судьбы. Когда мистер Уайт, секретарь и помощник Дарема, а по совместительству его посредник в делах, постучал в дверь, Эдвард немедленно его впустил и стал вводить в курс дела.

Но едва мистер Уайт приступил к работе, как Эдвард вновь отвлекся от дел.

— Мистер Уайт!..

— Слушаю, милорд. — Его секретарь был образцом прилежания. Он знал свою работу, любил ее и выполнял добросовестно. Он уже приготовил перо, чтобы записать сказанное Эдвардом.

Найдите надежного человека, который бы занимался частным сыском. Он должен действовать осторожно, привлекая к себе как можно меньше внимания. Я не хочу, чтобы что-либо, что я собираюсь предпринять, стало известно широкой публике.

— Конечно, сэр, — пробормотал Уайт. — Я вас очень хорошо понимаю.

Эдвард не решался продолжить. Он сидел, потирая нижнюю губу. Наверное, не стоило этого затевать… Но можно, ничего и не получится.

— Он должен выяснить, где живет женщина по имени Эллен Хейвуд, вдова Джона Хейвуда. Ее брат, возможно, живет с ней. Его зовут Персеваль Уоттс, и он, насколько я знаю, художник. Они до недавних пор жили в Чипсайде, но съехали оттуда. Если они поселились в Лондоне, я хочу знать, где именно, а если нет, я хочу знать, куда они направились. Меня в особенности интересует местопребывание живущей с ними девочки примерно семи лет, по имени Джорджиана. Человек, которому вы от моего имени поручите это дело, должен лишь докладывать мне о том, что ему удалось узнать. Особо хочу отметить, что он ни при каких обстоятельствах не должен посвящать в это других лиц, как и допустить, чтобы кто-либо, включая Эллен Хейвуд и ее домочадцев, узнал о его или моем интересе к этому семейству.

Какое-то время слышался лишь скрип пера Уайта, затем он поднял голову и спросил:

— Это все?

— Нет, — сказал Эдвард, хотя и знал, что ему совсем не следует этого делать. — Я также хочу знать все, что ему удастся узнать о леди Франческе Гордон.

Глава 11

Франческа покинула Беркли-сквер в смешанных чувствах. Она чувствовала себя униженной, как с ней уже не раз бывало после общения с солиситорами, но только на этот раз надежда ее не покинула. Разговор с мистером Фоулером прошел из рук вон плохо, но когда лорд Эдвард внезапно отослал и мистера Хаббертси тоже, ей захотелось швырнуть что-нибудь о стену. Отчего-то получить отказ в присутствии лорда Эдварда, наблюдавшего за происходящим своими серыми, как холодное зимнее небо, глазами, от которых, казалось, не укроется ничего, было стократ тяжелее, чем без него. Когда он вернул ей список, забраковав всех адвокатов, в памяти всплыло предсказание Олконбери о том, что он отмахнется от нее, как от назойливой мухи. И разве у лорда Эдвард не было резонных поводов так с ней поступить? Он выполнил свое обещание — организовал встречу с солиситорами, и не он виноват в том, что она не в состоянии убедить ни одного юриста в Лондоне взяться за ее дело.

Но он не выпроводил ее из дома, подсластив пилюлю ничего не значащими словами сожаления и советом поискать помощь в другом месте. Он предложил ей подумать об иных возможностях, таких, которые исключали необходимость униженно просить солиситоров пересмотреть свое решение и согласиться поработать на нее. Франческе очень хотелось узнать, что он имел ввиду под «иными возможностями». Олконбери, которого трудно было заподозрить в отсутствии деловой хватки, уверил Франческу в том, что без юриста ей не обойтись. Олконбери и порекомендовал ей четырех из пяти имеющихся в ее списке солиситоров. Тех самых, кого забраковал лорд Эдвард. Конечно, Олконбери не присутствовал при ее разговоре ни с одним из них, а уж тем более не вел переговоры от ее имени. Лорд Эдвард не стал вздыхать и укоризненно качать головой, когда она заявила, что сделает все, чтобы вернуть Джорджиану; он понимающе улыбнулся, и эта улыбка заставила ее сильно изменить к лучшему мнение о нем.

Всю дорогу домой она пыталась придумать альтернативные способы вернуть Джорджиану. Она не собиралась отказываться от своего решения, как это предлагал Олконбери. Она могла вновь попытаться переубедить Кендалла, заставить его по-другому взглянуть на ситуацию, понять справедливость ее требований и, как результат, заручиться его помощью. Возможно, его подвигнет на это факт недавнего исчезновения Эллен. Конечно, он до сих пор не проявлял заинтересованности в судьбе Джорджианы, несмотря на все ее старания, и поскольку еще несколько месяцев Кендалл должен провести за границей, то с его помощью добиться желаемых результатов в ближайшем будущем у нее едва ли получится. Пожалуй, она могла бы выследить Эллен и похитить свою племянницу, но этот шаг лишь положит начало новым бедам. Так какие иные возможности имел в виду лорд Эдвард?

Не в первый раз она с раздражением подумала о Джоне Хейвуде. Он был обаятельным парнем, красивым, статным, легким в общении и редко бывал в плохом настроении, но при этом оставался человеком слабым, он шел на поводу у своих слабостей и легко поддавался чужому влиянию, далеко не всегда благотворному. Джулиана с ее сильным характером в определенном смысле компенсировала его слабости, делая их союз более или менее гармоничным, и ее деньги, безусловно, значительно облегчали им жизнь. Но как только сестра умерла, Джон на глазах стал терять ориентиры. Если он и раньше был слабохарактерным, то теперь превратился в тряпку. Он месяцами забывал оплачивать счета, то и дело начинал швыряться деньгами с таким размахом, что посрамил бы самого принца-регента. Деньги у него никогда не задерживались. Франческа подозревала, что слуги его обкрадывают, поскольку он тратил большие суммы, ничего не приобретая. Он отчаянно баловал Джорджиану — даже Франческа, которая обожала крошку, понимала, что он заходит слишком далеко, но все ее дипломатические предложения отвергались. Брак Джона с Эллен вернул в дом порядок, но лишь отчасти. Эллен отличалась умеренностью, которой начисто был лишен Джон, но она, как и ее муж, оказалась слабохарактерной и не могла оказывать на Джона того здорового влияния, какое в свое время оказывала на него Джулиана. Джон так и не нашел время, чтобы переписать завещание, даже после того, как пообещал Франческе, что в случае его смерти Джорджиану будет воспитывать она. Не изменил он своего завещания и когда женился вновь, и когда жена его ожидала ребенка. Джон не мог оставить им большую сумму, это правда, но безответственное отношение к своей новой жене и своим детям — как к Джорджиане, так и к будущему ребенку — Франческа не могла ему простить.

А сейчас он был мертв, а Джорджиана была с Эллен, которая увезла ее неизвестно куда. В минуты благодушия Франческе бывало даже жаль Эллен, оставшуюся вдовой с двумя младенцами на руках и мизерными средствами — вновь благодаря Джону и его неспособности хотя бы в чем-то себя ограничивать, — но стоило Франческе вспомнить о том, как вела себя Эллен по отношению к ней, и жалость мгновенно улетучивалась. Эллен находилась в той же комнате, когда Джон пообещал Франческе, что в случае его смерти Франческа заберет девочку к себе. Эллен знала о его желаниях и намеренно их проигнорировала. Такое не прощают.