Полёт мотылька (СИ) - Лин Брук. Страница 41

— Встретимся на той стороне.

— Уверен, что это произойдёт очень скоро!

— Как только все закончится, обещаю тебе и Марии полную безопасность.

Улыбается, прижимается плечом к моему плечу, а после выходит из камеры.

Мы первые и последние люди в этой тюрьме, кому мы сумели открыть всю правду о себе. И я знаю, что сейчас никто так не поймёт меня в желании защитить любимую, как он.

Глава 22

Пустошь памяти заполнилась яркими обрывками, и теперь нет сомнений, что слова Давида в тюрьме были ложью. Я ощущаю облегчение, но в тоже время, и тяжесть души.

Перебирая в голове каждый фрагмент своей жизни, я набираюсь всё больше смелости перед разговором с мамой, который должен состояться с минуты на минуту.

Сейчас именно с ней мне хочется поделиться всем тем, что у меня на сердце. Не с Артёмом, не с Сандрой и не с Мартой, а с мамой. Я нуждаюсь в ней, в её присутствии в моей настоящей жизни. Пусть осудит, разозлится и не поймёт, но главное узнает свою дочь с истинной стороны.

— Мам, — войдя в её комнату, обращаюсь к ней.

— Амели? Как хорошо, что ты приехала, — улыбается она, собирая волосы в пучок. — Думала, ты после Артёма сразу домой поедешь.

— Нет, хочу и сегодня остаться с тобой, — подхожу к ней, обнимаю и целую в щеку.

— Альберт скоро начнёт ревновать, — смеётся мама.

Я криво улыбаюсь и прохожу к дивану, сажусь и прячу взгляд.

— Как раз о Альберте я бы и хотела с тобой поговорить!

— Что-то произошло?

— Да, мам, — поднимаю взгляд. — Я хочу развестись, — произношу, как на духу, пока решимость непоколебима.

Её лицо искажается, словно на замедленной съёмке, и я замечаю, как она медленно приближается ко мне, находясь в потрясении.

— Что случилось? Он обидел тебя? — интересуется с трудом.

— Нет-нет.

«Скорее, я обидела» — с грустью отмечаю для самой себя.

К горлу подступает ком, и говорить становится слишком сложно.

— Не молчи! Объясни мне, — взволновано продолжает мама.

— Я поняла, что совершила ошибку. Не должна была выходить замуж за него без любви, — я перевожу взгляд на неё и беру за руки. — Мам, он чужой для меня человек. Каждый его взгляд и прикосновения для меня смерти подобно. Я не могу так.

— Доченька, ты живёшь эмоциями, а они непостоянны. Альберт прекрасный парень, он бережет тебя, заботится. А это ведь так важно, когда рядом с тобой надёжный мужчина.

— Важнее, чем любимый мужчина?

— Родная, откуда тебе знать, возможно уже завтра твои чувства к нему изменятся. Думаю, тебе нужно дать время вашей семье.

— А если я люблю другого? — срывается с уст.

— Ч-что? — с ужасом в глазах мама смотрит на меня.

— Я думала, что смогу вырвать эти чувства из сердца, — на миг сжимаю губы, стараясь совладать с эмоциями. — Но, клянусь, чем больше дней я проживаю, тем глубже все становится.

— Амели, — теряется и запинается. — Господи, родная, ты сведёшь меня в могилу с таким заявлениями. Что происходит?

— Мам, умоляю тебя, — глаза наполняются слезами. — Умоляю, пообещай, что сумеешь понять меня и простить за ошибки.

Она слегка отстраняется и некоторое время старается понять суть мною сказанного.

— При условии, что сейчас ты объяснишь мне все и не станешь ничего скрывать, — произносит с трудом.

Сглотнув ком, я киваю в ответ и, совладав с эмоциями, приступаю к рассказу.

Мама не перебивает меня, слушает внимательно, и лишь в её глазах я читаю настоящую боль от каждого моего слова. Но я рассказываю ей всё, потому что понимаю, что однажды причиню ей намного больше боли своим несчастьем.

— Ты должна была нам тогда всё рассказать, Амели.

— Я испугалась, подумала, что причиню слишком много боли вам своим поступком. Не хотела терять вашего доверия, не хотела поступать с вами так же, как сестра. Тогда я была уверена, что смогу усмирить свои чувства. Но я ошиблась. Не смогла.

— Ты, и в правду, хочешь развестись с Альбертом, с достойным парнем, ради человека, который сидит в тюрьме? Амели, слышала бы ты, что люди говорят о Давиде.

— Я хочу развестись с Альбертом, потому что мне тяжело быть и жить рядом с ним, — исправляю её. — А что касаемо Давида… то я не верю в то, что говорят люди. Я не знаю, почему он в тюрьме, но точно не потому, за что его обвиняют. Но это все вторично. Я не могу с нелюбимым. Не могу.

Мама тяжело вздыхает и тянется меня обнять. От её жеста, я не могу сдерживать слез и кидаюсь к ней в объятия. Даже и думать не могла, что разговор окажется настолько благоприятным, без лишних вопросов, упреков и осуждений.

— Подождём папу с командировки, хорошо?

— Конечно, — прижимаю её сильнее.

— А ты пока ещё раз хорошо подумай. Альберт замечательный мужчина, боюсь, чтобы потом ты не жалела о том, что все потеряла.

— Я буду жалеть, если останусь с ним, испортив этим себе и ему жизнь.

— Наверное, я плохая мать, раз не заставляю тебя сделать все так, как вижу правильным. Но я не могу идти против твоих чувств, и за это, заранее, прошу у тебя прощение.

— Ты лучшая на этом свете. И мне жизни не хватит отблагодарить вас с папой за все, что вы делаете для меня!

* * *

Закрывая глаза, вижу Давида, — его улыбку и глаза. Слышу бархатный голос и ощущаю на себе прикосновение родных рук. Его образ всегда преследует меня, но только сейчас я принимаю свои чувства к нему со спокойной душой.

Мне везёт, Альберт уезжает на несколько дней по рабочим делам, и я спокойно собираю вещи для ночевки у мамы. Говорить с мужем о разводе оказывается бесполезно. Как только я начинаю разговор, где есть хоть малейший намёк на наше расставание, он заставляет меня замолчать, а после уходит. И вот из-за таких попыток поговорить с ним, наши с ним отношения изрядно ухудшаются, и теперь не проходит и дня без подозрений и контроля с его стороны.

Собирая вещи в сумку, я вдруг замечаю висящее чёрное платье с открытой спиной. То самое платье, которое подарил мне Давид в Каннах. Я расплываюсь в улыбке и тянусь снять его с вешалки. Подхожу к зеркалу, приставляю его к телу и мыслями возвращаюсь в тот день.

Как же здорово помнить. Помнить взгляды, слова и чувства, что так греют душу. И так хочется вернуться туда, к нему, в те беззаботные дни, когда мы оба так отчаянно влюбились друг в друга.

Услышав вибрацию звонящего телефона, я возвращаюсь в реальность и иду за телефоном. Звонит Марта.

— Алло, — принимаю вызов.

— Привет, принцесса.

«Принцесса» — теперь Марта усмешливо величает меня только так. Мол, недотрога и больно ранимая. Но говорится это с добрым посылом, ведь после моих искренних извинений, наши с ней отношения сдвинулись с мертвой точки.

— Привет, Марта, — улыбаюсь, игнорируя её издевательства.

— Слышала у тебя скоро день рождение?

— Да, — отвечаю бесцветно, так как не жду этого праздника совсем.

— Ну мой подарок готов, — произносит с интригой.

— Подарок? Мне? — удивляюсь я.

— Да-а. Я сумела договориться о вашей встрече с Давидом.

— Ты сейчас шутишь?

Не верю своим ушам, ведь уже столько дней я пытаюсь пройти к Давиду, но все безуспешно — мне закрыт доступ к нему.

— Я бы с радостью поиздевалась над тобой, но, думаю, твоё хрупкое сердце не выдержит такой шутки, — девушка улыбается. — Я серьёзно. Сегодня вечером сможешь поехать к нему и остаться с ним, а утром я тебя заберу.

— Остаться? — дыхание начинает спирать от подобной новости. — Наедине?

— Наедине, — отвечает мягко.

Я прикрываю рот рукой, чтобы уменьшить громкость своей радости, что вырывается из моих губ.

— Марта, спасибо тебе огромное! — радостно благодарю девушку.

— Не за что. Давид не знает ни о чем, решила сделать и ему сюрприз.

Я улыбаюсь, ещё раз благодарю девушку за её неравнодушие к сложившейся ситуации и спешу собираться. Долго думала, что надеть на встречу, и в итоге прихожу к решению, что подаренное им платье будет лучшим вариантом из всех. Именно оно без слов сумеет сказать ему о возвращении моей памяти.