Когда плачут драконы (СИ) - Эн Вера. Страница 88

Все-таки он был совершеннейшим слепцом, когда не замечал ее истинного к себе отношения. Ведь стоило только не выпускать слишком рано обиду, не закрываться в страхе перед болью — и Кеола не смогла бы долго сопротивляться. Ведь и слезы были, и неловкость, и невозможность удержать слова — а Кедде на все смотрел со своей колокольни и делал совершенно неправильные выводы.

— Я прощения у тебя попросить хочу, — неожиданно призналась Кеола и так серьезно на него посмотрела, что Кедде даже немного перетрусил. Если он еще чего-то о ней не знал, может, и не стоило об этом говорить? Уж слишком некрепким все еще казался установившийся мир. И слишком страшно было его терять. — За все эти годы: за жестокие слова, за обиды, за пренебрежение. Я… думала, что так лучше будет, что я освободить тебя должна и не позволить свою жизнь загубить. Я не хотела, чтобы тебе было больно. Ты вправе не верить, конечно…

— Не вправе, — мотнул головой Кедде, снова привлекая ее к себе. — Я сам виноват, что внушил тебе, будто небо мне дороже всего на свете. Но в четырнадцать признаваться в любви казалось нелепым и до безумия страшным. Куда как знатнее независимость и равнодушие миру являть. Вот и пожинал потом.

Кеола облегченно вздохнула и крепко обхватила его за пояс.

— Ты правда хочешь жизнь со мной прожить? — прошептала она. — Даже зная, какой невыносимой я могу быть?

Кедде усмехнулся, с удовольствием покрывая поцелуями ее смущенное лицо.

— Какой невыносимой жизнь может быть без тебя, я уже выучил, — искренне ответил он. — А после свадьбы у меня будет полное право разбираться с твоими замашками по-своему.

— Это еще как? — тут же напряглась Кеола, но Кедде только приблизил свои губы к ее и чуть коснулся их, дразня и подначивая.

— Вот так, — выдохнул он и забылся в ее жарких ответных ласках, только и успев поклясться самому себе, что никогда ее не отпустит.

С воспоминаниями об этих мгновениях Кедде и отрубился, погрузившись в глубокий очищающий сон без кошмаров и других тревог. И вскочил утром с рассветом совершенно новым человеком. Дело ему сегодня предстояло нелегкое, но он наконец почувствовал в себе силы сделать первый шаг. Каким бы ни был приговор, Кедде хотел его узнать и лишь потом решать, как строить дальнейшую жизнь. Даже если оправдаются худшие опасения, у него теперь была Кеола. И уж ей-то он не позволит разочароваться.

О том, что Хедин и Вилхе в госпитале, Кедде узнал от Арве. Это ничуть не упрощало его задачи, но откладывать разговор на более поздний срок он не собирался. Пусть он всю родню бывших товарищей встретит и вынужден будет оправдываться за то, что едва сыновей их не погубил, значит, такова плата за преступление. Богам виднее, какую кару он заслуживал. Кедде примет любую. Смирится и больше слова против Создателей не скажет. Когда они Кеолу ему подарили, мог ли он сомневаться в их праве вершить его судьбу?

Однако перед входом в госпиталь Кедде все же замешкался, собираясь с духом и невольно прося дать ему сил для достойного поведения. Не такого, как в лесу, когда Кедде от растерянности и невыносимого чувства вины чудил так, что даже вспомнить было стыдно. Только ведь и сейчас эта вина никуда не делась. Напирала с каждым шагом все сильнее, грозясь снова раздавить.

Разозлившись на собственное слюнтяйство, Кедде так рванул дверь, что едва не налетел на собиравшегося выйти на улицу Дарре. Опешил, сжался, ожидая обвинительных слов и вопроса, что такая тварь, как Кедде, делает в этом месте. Дарре, конечно, с драконьей ненавистью был знаком не понаслышке, но он-то с ней без всякой помощи справился. А Кедде едва брата его не убил. И тут уж общая драконья кровь отходила на второй план.

Но Дарре вдруг улыбнулся — светло и искренне — и без единого упрека протянул Кедде руку. Инстинкт сработал быстрее совести — и Кедде пожал ее, ничего не понимая и мерзко боясь, что это всего лишь жестокая шутка Дарре.

Однако тот лишь кивнул в сторону длинного коридора.

— В западное крыло, — направил он Кедде. — Там всего две палаты, не потеряешься. Или ты сначала хочешь спасенную девочку навестить?

Кедде замотал головой, отвечая на вопрос, но так и не решившись задать свой. Дарре снова улыбнулся и посторонился, впуская Кедде внутрь. Потом вышел из госпиталя, так и не сказав, что значило его теплое рукопожатие. Неужели ребята не рассказали ему о нападении Кедде? Но шрамы на груди Вилхе, кроме как драконьими когтями, объяснить было нечем. Или они предпочли молчать и предоставить Кедде право выпутываться самому?

Это, наверное, было бы еще хуже, чем просто принять заслуженные обвинения. Но если еще и это надо пережить…

Энда, пусть тогда и скажут все ему в глаза! Вот так, с начала до конца: сам заварил, сам расхлебывай, а мы тебя больше знать не знаем! Кстати, тебя градоначальник просил на досуге заглянуть: есть у него разговор сердечный. Очень ему интересно, откуда это у его первенца повреждения, как будто его ящер мял. Может, ты расскажешь?

Кедде на секунду зажмурился, с трудом вдохнул. О таких последствиях у него еще не было времени подумать. Вот выставит его градоначальник из Армелона, а то и к ответственности привлечет за нападение на человека. И вместо подготовки к свадьбе Кеоле придется передачи ему в тюрьму носить. Или даже цветы на могилу…

Кедде тряхнул головой, избавляясь от преждевременных мрачных мыслей. Парни, конечно, иногда бывали жесткими и даже безжалостными, но вот кровожадности и подлости за ними точно не водилось, а потому отчаянно хотелось верить, что он снова неправильно все понимает.

Чтобы не мучиться больше сомнениями, Кедде почти бегом устремился в западное крыло и, уже поворачивая к палатам, едва не столкнулся с матерью Хедина. Кедде запомнил ее еще с тех времен, когда сам лежал в госпитале после боя с черным драконом. И, пожалуй, она была последним, кого Кедде хотел бы сейчас видеть. Заглянуть в глаза матери, едва не потерявшей по его вине сына, было совсем нестерпимо. Если бы это случилось хотя бы после разговора с бывшими товарищами, когда стало бы все равно и в душе не билась так робко, но так отчаянно надежда на чудо. Но выбирать ему не приходилось. Лишь искать слова в свою защиту. И не находить.

— Я… — захлебнулся Кедде собственной виной. Боги, а если бы Вилхе не вспомнил о своем желании, скольким бы людям Кедде сломал жизни! Тем, кто заботился о нем, кто принял его, кому было до него дело! А он боль им всем причинить пытался. И что меняло драконье проклятье, если Кедде сам выбрал ненависть? Разве не знал, чем это могло закончиться? Все уверен был, что справится. Тупица самонадеянный! — Я не хотел!..

— Я знаю, — кивнула Ильга и тоже ему улыбнулась — так, что Кедде ущипнуть себя захотелось. Может, он все еще спал? Иначе как объяснить творящиеся с ним невозможные вещи? Что брат Вилхе, что мать Хедина должны были его презирать, а не улыбаться! Тут уж никаким розыгрышем не объяснишь: не тем материнское сердце билось. И не могло… — Это просто несчастный случай. В темноте, в спешке, под свист гарпунов… Счастье, что вы все живыми выбрались! Может, Хедина с Вилхе это хоть чему-то научит.

Кедде с трудом удержался от того, чтобы вытаращиться на нее, как на какую-то диковинку. Не его последние события уму-разуму научить должны были, а парней, ни за что ни про что пострадавших? Или Ильга об их излишней доверчивости к Кедде говорила? Но тогда при чем здесь гарпуны? И как мать Хедина могла переживать за его благополучие?

Нет, это становилось совсем невыносимым!

— Я… к ребятам зайду. Можно? — напряженно спросил он, очень надеясь, что голос не дрогнет и не выдаст его с потрохами. Ильга кивнула и указала на нужную палату. Значит, действительно правды не ведала. Иначе разве подпустила бы его к сыну?

Кедде, уже без единой секунды промедления, ворвался в палату и захлопнул за собой дверь.

И тут снова растерял весь пыл. В комнате был один Хедин, и он, сидя с ногами на кровати, смотрел на незваного гостя с интересом и привычной насмешкой.