Жена для престижа (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 6
Как мы удирали от её охранника, приставленного к ней богатеньким русским папочкой; как фотографировались тогда ещё на плёнку возле знака "Беверли Хиллз", и как с удовольствием я гулял с ней даже по бутикам Родео-драйв, где она могла позволить себе купить любую шмотку за сумму, которая составляла мою годовую стипендию, - правда, всякий раз при этом она виновато улыбалась, и я совершенно таял от её улыбки. Я скупил бы ей все бутики в Беверли Хиллз, если бы мог.
А потом она всё с той же виноватой улыбочкой, с которой приобретала свои пахнущие небывалой роскошью вещицы, заявила, что папочка, оказывается, уже присмотрел ей женишка... Сына владельца крупной фарм-компании, работать в которой по окончании медицинского факультета УКЛА предполагалось и Ирине. Она нисколько не горевала, даже и не думала расстраиваться; помню это виновато-равнодушное личико и сейчас. Я предложил ей поговорить с её отцом, сказать, что мы любим друг друга... Но всё понял по её лицу. Мне стало ясно: со мной она просто приятно проводила время... Гуляла, догуливала - как и с другими до меня. А сама всегда знала и, что хуже, - никогда не возражала против приготовленного ей будущего, как готово для неё было всё на свете, всё у её ног - только бери! Ей и задумываться не приходилось, всё решалось за неё родителями, а она только привычно брала - и всё. Правильно: кому нужен нищий аспирант, когда вон тебе - сына миллиардера на блюдечке подносят!
И уж папуля постарался, чтобы на главной странице "Лос-Анджелес Таймс" разместили фото счастливых молодожёнов. Вот тут-то и пришлось мне понять, что "как пыльным мешком из-за угла" - это одна из самых удачных метафор в русском языке: именно таким, словно бы стукнутым, или как в воду опущенным (тоже ничего себе метафора) я ходил, наверное, месяца три. А то и больше.
А потом решил, что хватит. Больше я не позволю себя использовать. Выворачивать наизнанку и вытрясать из меня внутренности, как из мешка с мусором, - и брезгливо выбрасывать на помойку.
О моих медицинских исследовательских успехах, об успехах группы, которой я руководил, с тех пор тоже не раз печатали в той же "Лос-Анджелес Таймс". Интересно, видела ли их Ирина... Впрочем, мне уже было не до неё. Как и не до любой другой: работа целиком меня поглотила, и женщин, с которыми спал и даже недолго встречался, пытаясь создать какое-то подобие личной жизни, я даже не замечал. Раз уж так наш мир устроен - что толку роптать; я тоже могу использовать людей, а взамен пускай используют меня - не жалко. Если это для взаимной выгоды или удовольствия.
И всё же слова Посадаса не выходили у меня из головы. Я всегда был амбициозен - не только для того, чтобы доказать Ирине, что я тоже чего-то стою, и тоже теперь могу позволить себе хоть пять таких особняков в Беверли Хиллз, как тот, что был у её папаши; вовсе нет. Я таким родился, был таким всегда, с детского сада. Так что карьера оставалась для меня на первом месте; мне нравилось видеть результаты. Я стал врачом не из каких-то высоких побуждений. Большинство моих однокурсников хотели помогать людям, спасать пациентов, работать на благо; у меня же это были научные амбиции, азарт, исследовательская страсть. Помощь людям – побочный эффект этой деятельности. Никакого отношения моя работа к моей личности не имела; я исследовал и учился лечить из интереса к науке, к организму, а не к человеку.
И ради этой самой карьеры, ради сохранения реноме в соответствующих кругах мне стоило серьёзнее отнестись к словам старика Посадаса и подыскать себе жену. Да такую, чтобы комар носа не подточил. Красивую, восхищающую людей... Желательно - молодую, но уже успешную. Для статуса, для престижа. Оптимально - тоже медика. Ни в коем случае не какую-то глупую куклу. Вот только где взять такую?
В начале финансового года начальник поставил меня в известность не только о том, что уходит, - но и о том, что по просьбе своего давнего коллеги из России присмотрелся к молодой особе, подавшей документы на вакансию в нашем отделении. Исследования этой женщины в области неврологии, по словам Посадаса, уже впечатляли, и он был намерен нанять именно её.
- Так, чего доброго, тебя упрекнут не только в потворстве представителям сексуальных меньшинств, но и в протекционизме русским, - хмыкнул я. Посадас возразил:
- Сам знаешь: команда у нас многонациональная, а русский там один ты. Возьмём вторую, а будет плохо работать, не вольётся в коллектив - уволишь и заменишь. Я приятелю доверяю, статейки её посмотрел - складно пишет по-английски; молодая кровь, полна энтузиазма.
Посадас уволился, сопровождаемый шумным прощальным банкетом, с которого я, как всегда, постарался свалить побыстрее; девицу прогнал через все процедуры и оформил мой заместитель - который, я подозреваю, и распустил слухи о моей нетрадиционной ориентации. Да, вот так и создаются легенды; и попробуй потом докажи, как оно было на самом деле. Факт в том, что я никакой не гей, но - мизогинист. Не выношу женщин, которые используют мужчин. А поскольку таких большинство, то, пожалуй, я терпеть не могу женщин в принципе, как класс. Хотя, надо признать, в постели без них не обхожусь.
Через пару месяцев я на общем собрании встретил эту девицу. Посмотрел и понял: с точки зрения внешности она - ровно то, что нужно. Кстати, как там с научной составляющей? Что мне расхваливал Посадас? От него похвалы добиться не так-то просто, несмотря на всё его видимое добродушие.
Я бегло пролистал её работёнки, поданные в составе заявления в отдел кадров. Ну ладно хоть, Ирэна, не Ирина... терпеть не могу имя Ира. Сразу вспоминается заплетающийся язык, деревенеющие ноги и поцелуи у особняка, а в кармане - хорошо если полтора доллара, чтобы доехать на автобусе до общежития. Не надо мне такой радости.
Судя по документам, поданным в отдел кадров, эта Ирэна не замужем. Ну, держись, Ирэна. Скоро я с тобой потолкую... и предложу сделку на взаимовыгодных условиях. Я почему-то уверен, что тебя удастся на неё продавить.
Глава 4. Ирэна. Деловое предложение
Чему Барбаков научился у своего предшественника, знаменитого профессора Посадаса, - так это рубить с плеча, долго не ходя вокруг да около. Подловив меня в ближайший же четверг после моей лекции на медфаке по расписанию, он очевидно напугал - настолько его появление было неожиданным: я аж вздрогнула и отпрянула, вот бедолага-то я, мало мне проблем. Я закономерно решила, что если сам заведующий отделением ищет с сотрудником встречи, - добра не жди. Вдруг он всё-таки меня вспомнил, чёрт его дери? Скажет: конфликт интересов, так и так, был секс; испытываю неловкость; не самым здоровым образом повлияет на рабочие отношения, вынужден вас уволить... И всё. Плакала моя карьера. Говорят же: не гадь там, где ешь... Но кто бы мог предсказать, что шесть лет спустя мне предстоит вернуться в Лос-Анджелес!
- Поговорим у меня в кабинете, - предложил он. Я попыталась увильнуть - прямо как нашкодившая школьница от разговора с директором:
- Может быть, в другой раз? Сейчас мне надо обратно на Медикал Плаза после лекции, а ещё перекусить бы успеть...
- Не проблема, - спокойно и даже доброжелательно согласился он. - Перекусите в моей компании.
Когда мы сели за столик, Барбаков, испытующе глядя на меня, начал:
- Вы же... э-э... Ирэна... не замужем, верно? А в отношениях состоите?
Я решила, что он просто хочет узнать мои планы насчёт семьи, - это можно понять: женщина, двадцать шесть лет, нанимал меня его предшественник; кто знает, можно ли на меня рассчитывать и как долго. Я мотнула головой:
- Нет, в декрет в ближайшее время не собираюсь. В следующие пять-семь лет точно нет.
- Я спросил не об этом, - к моему удивлению, настойчиво повторил он, поднимая на меня тяжёлый взгляд своих тёмно-карих глаз - цвет, на фоне которого с трудом можно было различить зрачок. - Я задал вопрос иного содержания: есть ли у вас постоянный молодой человек?