15 ножевых - Линник Сергей. Страница 3

Вяло поразмышлял, как я сюда попал. А я ведь до сих пор так и не понял, что со мной стряслось. Чудо-силы закинули меня в этого симпатягу? А его куда? Тело меня слушается, даже мелкая мимика типа полуулыбки. Но как же туго доходит все! И памяти местной никакой нет. Фантастика какая-то, не иначе. Стоит поблагодарить тех, кто вмазал спасительный, как теперь мне кажется, укольчик. А то я не знаю, как бы с собой разбирался. Водки-то рядом нет. А тут без пол-литры не понять.

Санитарочке, конечно, спасибо. Не столько за советы, я таких и сам сколько угодно дать могу, сколько за то, что сказала, как студента зовут. Что тут со мной и этим Андреем Николаевичем, знать пока не знаю. И завтра, как та барышня про сбежавшего мужика, об этом не подумаешь. Надо сегодня и быстро. А на обходе помолчу, сошлюсь на общую придурковатость после укольчиков. Это сегодня. А завтра надо уже изображать полное выздоровление и быстро валить отсюда. Так что сейчас с доктором поговорю, и надо через сонливость и ватную голову узнавать про Панова все, что возможно.

Сегодня доктор Анатолий Аркадьевич был в рубахе, тоже синтетической, но для разнообразия голубого цвета. Галстук был тот же, судя по всему, купленный им лет двадцать назад и с тех пор активно использовавшийся в качестве веревки. Ага, сарказм появился, это хороший признак. Но лучше помолчать.

– Ну, проспался, студент? – спросил он вроде и заботливо, но я же понимаю, что по барабану ему.

Первичный больной, описывать, обосновывать диагноз, думать. Короче, лишняя работа. А я что? Пришел и ушел, не сват, не брат, и даже в кармане не зашелестело. Никто, если честно.

– Голова шумит… и не помню ничего… – ответил я чистую правду.

– Зовут как, помнишь? – спросил он.

Обычное дело. Надо же выяснить, как клиент ориентируется в месте, времени и собственной личности. Место я назвал правильно, число – тоже. Если вчера было восьмое, то сегодня девятое сентября. А вот про год я промолчал. Откуда мне знать? Та же фигня и с личностью. ФИО правильно, а дату рождения и сколько лет – тут я пас.

– Извините, что-то в голове перемешалось все, не могу вспомнить. Устал… – И закрыл глаза.

Имею право. «Утомляем в беседе» – так Анатолий Аркадьевич напишет про это. Не плюс, конечно, для меня, но и минус не очень большой. Терпимо. Так что меня оставили в покое, наказав перевести в обычную палату.

Организм студента выработал достаточно адреналина, чтобы разогнать сонливость. По крайней мере до конца обхода я продержался уверенно. А потом, слегка пошатываясь, пошел на разведку. Надо узнать, где пост, познакомиться с медсестрами и, что самое главное, получить доступ к своей истории болезни. Хрена лысого мне кто даст в ней копаться, но хотя бы лицевую страницу увидеть. Ничего трудного, кроме последнего пункта.

В какой-нибудь инфекции или кардиологии чуть проще, по крайней мере теоретически это возможно, а здесь – никак. Требовать, ссылаясь на закон, смысла нет, существуют тысячи отмазок. После выписки получишь – вот и весь разговор. Да и есть ли он тут, этот закон? Год какой, я до сих пор не знаю.

Но все замыслы разрушила столовщица. Этой достойнейшей женщине надо было идти на работу громкоговорителем. По крайней мере призывный клич «Завтрак!!!» восприняли все. Даже лежачие. Только тут я оценил, как же меня приложило, если я ее вчера не слышал. Окна ведь реально звенели. Насчет пола не уверен, может, он дрожал от проехавшего рядом трамвая.

Прием пищи – дело святое. Все быстро садятся за столы, человек по восемь с каждой стороны, снаряжаются ложками и терпеливо ждут. Меня как новичка проинструктировала медсестра. Ну а потом все быстро, как в армии. Навалили каждому в миску по половнику разваренных в молоке макарох, дали по куску сероватого хлеба с кругляшом масла, налили по кружке теплой жидкости коричневого цвета – и вперед.

Хлеб с маслом я отложил в сторону, собираясь съесть его с чаем, и, как оказалось, был в этом желании наивен. Его быстро схватил сидящий рядом шустрый дед и запихнул целиком в рот, из которого торчали два одиноких клыка.

– Опять Курочкин отличился, – вздохнула столовщица. – За такими только и следи, в один миг утащит и сожрет. Сейчас, подожди, хлеб дам. Масла нет, конечно, лишнего не дают. Ты куда?! – рявкнула она на Курочкина, который схватил мою миску и начал руками запихивать в рот макароны.

Она вытащила деда за шиворот из-за стола и, не отпуская, отвела его в сторону. Курочкина это ничуть не смутило, и он тут же начал канючить добавочку, а то его здесь совсем не кормят.

Макароны на молоке мне все же достались. И кусок хлеба тоже. Горбушка, как блатному. В качестве компенсации за деда.

Доверенные лица столовщицы быстренько собрали грязную посуду и сгрузили ее для последующего мытья, а я пошел прогуляться и все же совершить первичную разведку. Момент почти самый удобный, если в дневное время. Медсестры и санитарки все сейчас кормят лежачих. Процедура непростая, так что занимаются только этим. Пациенты в большинстве своем забились в туалет и курят. У меня уже трое спросили сигаретку.

А вот и пост. Естественно, все убрано и закрыто. Порядок блюдут, как же. Дед Курочкин не одинок. Стащат все, просто так. Испортят и выбросят. Таблеток здесь нет, они в другом месте. Вон только из-под пустой коробки газета выглядывает. Судя по внешнему виду, довольно свежая. Заголовки вверх ногами читать неудобно, но терпимо. «Гордимся своей Родиной», «Дневник событий», «Успех латвийского театра»…

– Хотел чего?

Поворачиваюсь, вижу, стоит медсестра, на обходе была. Лет сорока, полновата, халат и колпак накрахмалены, как броня прямо. Ее и по фамилии называли. Как же? Бородина, точно! Та самая, которую я вроде ударить собирался!

– Да вот, извиниться хотел, – смущенно улыбаясь, промямлил я. – Мне сказали, что я при поступлении вас ударить хотел… Вы уж простите, не знаю, как и вышло…

– Ладно, принято, – без улыбки, но гораздо приветливее ответила она. – Работа у нас такая… – И Бородина, осмотрев меня с головы до ног, слегка тормознув взгляд посередине, хмыкнула.

– А можно газету взять почитать? – добавил я, кивая на стол. Руку не тяну, пусть почувствует себя хозяйкой положения. – Я аккуратно, потом верну.

– Бери, – милостиво разрешила она и пошла дальше по коридору.

Я потащил газету, придерживая другой рукой коробку. Прочитал последний заголовок: «Величие ленинских идей» и… «Речь Л. И. Брежнева». Посмотрел на название газеты. Издание Центрального Комитета КПСС «Советская культура». Слева от логотипа была прицеплена блямба ордена Трудового Красного Знамени, а справа – дата выпуска. Семьдесят первый номер стоил пять копеек. И прочитать его мог каждый, начиная со вторника, 2 сентября 1980 года.

Глава 2

Вот это, блин, сюрприз! Колотило меня знатно. Я только добрел до своей кровати, как понял, что сейчас вывернет. Спрятал газету под подушку, попросил санитарку присмотреть и рванул в сортир. Влетел ракетой, растолкал курильщиков… и меня вырвало чуть не фонтаном. Из глаз потекли слезы.

По плечу похлопал кто-то из больных:

– Ты как? Медсестру позвать?

– Не надо, – ответил я, выплевывая остатки рвоты в чашу «генуя». – Психанул просто.

– А, ну тогда ничего, это у нас тут обычное дело, – протянул незваный помощник. – Умойся, полегчает.

А я плескал в лицо холодную воду из-под крана и пытался успокоиться. Восьмидесятый год! Жил я в этом вашем Советском Союзе. Как вспомнишь, так и вздрогнешь. До восьмого класса в сортир на улицу ходил. И печное отопление. Хотя что греха таить, в институт бесплатно поступил, врачом стал. И неплохим. По нынешним временам с теми стартовыми условиями мне бы ни хрена не светило. Хотя… уже будущим. Ныне, пишут в газете, товарищ Брежнев в Алма-Ате выступает…

В тот же день меня перевели в обычную палату. Всего шесть коек, тумбочка у каждого своя, и, говорят, вечером в телевизионной передачи смотреть можно. Курорт! Сразу всех позвали на прием таблеток, но оказалось, что у меня утренних нет. И хорошо.