Счастье момента - Штерн Анне. Страница 45

Я всего лишь медсестра и не училась в университетах, но я не понимаю, какая польза от терапии, которая лишь устрашает людей и приносит им физические страдания, чтобы ослабить боль от душевных.

Глава 23

Суббота, 10 июня 1922 года

Когда незадолго до полуночи Феликс закрыл кафе и обмотал ручки дверей цепями, чтобы защитить от ночных посетителей и голодных воришек, то не поверил своим глазам, увидев в тусклом свете газовых фонарей высокую стройную девушку с короткой стрижкой, которая плелась по площади. Посмотрев в его сторону, девушка тут же отвернулась, словно ужаленная, и поспешила прочь. Она была босиком.

– Хульда, постой! – крикнул Феликс и вздрогнул, когда его голос гулкими раскатами разорвал ночную тишину.

Девушка ускорила шаг, и не успев осознать, что делает, Феликс побежал за ней.

– Постой! – закричал он. Внезапно ему показалось, что догнать девушку важнее всего на свете. Феликс снова позвал ее по имени. Его голос эхом разнесся по пустынной мостовой, и она наконец остановилась.

Когда он подошел, ему бросилось в глаза, что Хульда истекает кровью.

– Что случилось? – растерянно спросил он и машинально коснулся окровавленных волос у нее на лбу. Либо она неудачно налетела на фонарный столб, либо ее ударили чем-то тяжелым.

Отпрянув, Хульда скрестила руки на груди. Было слышно, как постукивают ее зубы. Феликс снова протянул к девушке руку и коснулся ее одежды. Та была мокрой.

– Ты… ходила купаться? – спросил он, понимая, как глупо это звучит.

– Да, конечно, – ответила Хульда своим обычным резким голосом. – Обожаю купаться по ночам в одежде.

– Что же произошло?

Заметно смутившись, Хульда ответила:

– Кто-то ударил меня и сбросил в канал.

– Какой канал?

– Господи боже, Феликс, у нас здесь что, много каналов? Ландвер-канал, конечно же. Это случилось на берегу неподалеку от моста фон Хейдта. Ну, ты знаешь это место.

Да, Феликс знал. Именно там, вспомнил он, много лет назад они с Хульдой впервые поцеловались. При мысли об этом резанула пронзительная боль. Интересно, а Хульда еще помнит?..

Видимо, у Феликса все было на лице написано, потому что черты ее смягчились.

– Да, конечно, – ответила Хульда, словно он задал вопрос вслух.

На мгновение воцарилась неловкая тишина, а потом Феликс откашлялся и чужим голосом спросил:

– Значит, тебя ограбили?

Хульда покачала головой, избегая его взгляда. Лицо ее замкнулось, будто каменная дверь.

– Мой саквояж остался там, на берегу, – наконец сказала она. – И велосипед! Господи, что мне делать без велосипеда и инструментов? Придется покупать новые! Я за год столько не заработаю… К тому же…

– Да?

Хульда замялась. Она ненавидела сентиментальность.

– Саквояж подарил мне отец, помнишь?

– Помню, словно это было вчера, – кивнул Феликс. – Он преподнес тебе его, когда ты закончила обучение.

Оба молчали, пока воспоминания проплывали мимо, словно призраки, про которых нельзя с уверенностью сказать, с добрыми ли намерениями те явились.

– Куда подевались твои туфли? – откашлявшись, поинтересовался Феликс.

– Я сняла их на берегу. Там они и остались.

– Если хочешь, мы можем за ними съездить.

Хульда вздохнула – тяжело и, как ему показалось, нетерпеливо.

– Давай попозже это обсудим? Я жутко замерзла.

– О, да. Конечно, – растерянно отозвался Феликс. На мгновение ему показалось, что у Хульды на глаза навернулись слезы, но это было бы на нее совсем не похоже. И все же, повинуясь порыву, Феликс притянул ее к себе и обнял. В первую секунду Хульда вздрогнула, но потом расслабилась и прижалась к нему. Феликс уткнулся носом ей в волосы, которые пахли солоноватой водой и ею, так знакомо, что у него сдавило горло.

– К счастью, ты не пострадала, – пробормотал он, прижавшись губами к ее уху. – Мы поссорились, и я никогда бы себе не простил, если бы не смог перед тобой извиниться.

Хульда осторожно высвободилась из его объятий.

– Прости меня, – прошептала она, вытирая глаза, и громко засопела. По ее хрипловатому голосу было слышно, как трудно дались ей эти слова. Она всегда была такой, гордой и упрямой. – Я наговорила тебе много глупостей, Феликс. Прости меня.

– Я всегда тебя прощаю, Хульда. Разве не за это ты меня презираешь?

Девушка торопливо покачала головой, но Феликс прекрасно знал, что прав. В глазах Хульды он был слабаком, потому что любил ее, несмотря на то, что она обращалась с ним как с тряпкой. Но Феликс ничего не мог изменить: они оба такие, какие есть.

– Ну, полно, забудем об этом, – весело сказал он. – Заходи, переоденешься. А потом я осмотрю рану у тебя на голове.

Она отмахнулась.

– Мне до дома рукой подать.

– Пусть и так, но я не оставлю тебя одну в таком состоянии. Как знать, вдруг рана серьезнее, чем кажется, и ты потеряешь сознание, когда пройдет первоначальный шок?

– Кто из нас разбирается в медицине, я или ты? – спросила Хульда, но на ее бледном лице промелькнула тень улыбки. Феликс без лишних слов приобнял девушку за талию – она привычно прижалась к нему – и повел в кафе, где лежал запас бинтов и форменных платьев для официанток. «К тому же Хульде не помешает выпить чего-нибудь покрепче», – подумал он.

Они вместе вошли в темноту помещения, Феликс включил маленький светильник у стойки, и внезапно ему показалось, что последние четыре года были просто дурным сном. Они с Хульдой, как и прежде, стояли в кафе, только вдвоем, и теплое сияние светильника словно окутывало их защитной пеленой.

Феликс открыл было рот, но Хульда предостерегающе покачала головой, и он промолчал.

В следующую секунду за окном разверзлись свинцовые тучи, весь день нависавшие над городом, и на землю водопадом обрушился дождь.

Глава 24

Воскресенье, 11 июня 1922 года

За ночь головная боль превратилась из острой в тупую и теперь должна была сопровождать Хульду в течение всего грядущего дня.

Вчера они с Феликсом допоздна сидели в сумерках пустого кафе. Хульда тщательно вымыла волосы в ванной комнате для персонала и позволила Феликсу осмотреть себя. Вместе они решили, что ей не нужно обращаться к врачу: она отделалась аккуратной шишкой. Однако Феликс настаивал на том, чтобы Хульда пошла в полицию и сообщила о случившемся, но, встретив сопротивление, через некоторое время сдался.

В конце концов, с тоской подумала Хульда, кому как не Феликсу знать: она упрямая и всегда делает только то, что хочет.

Хульда не спрашивала Феликса о белокурой девушке, с которой он встречался, а сам он ничего не рассказывал. Весь вечер они кружили вокруг этой темы, как кошки – вокруг кастрюли с горячим молоком. После двух порций коньяка Хульда наконец ушла домой, одетая в форменное платье официантки с полосатым фартуком и в пальто, которое несколько месяцев назад забыла в кафе одна из посетительниц. Проспала она до полудня – глубоко и без сновидений. Хульда смутно припоминала, что с утра пораньше к ней заходила госпожа Вундерлих, квартирная хозяйка, но после ее ухода девушка снова закрыла глаза и уснула.

Теперь Хульда в одной рубашке стояла перед умывальником и тщательно смывала с тела остатки речной воды. Закончив, внимательно осмотрела свое отражение в зеркале. К счастью, следы событий последних дней не бросались в глаза. Шишка на голове была скрыта под волосами, рана затянулась корочкой и уже начинала шелушиться. Отек на губе, которую Педро разбил перстнем с печаткой, несколько спал. Можно возвращаться к работе.

Хульду ждала пациентка, беременная женщина по имени Хедвига Херрман, чей ребенок должен был родиться через три недели. Она с мужем были счастливчиками, жившими в красивом большом доме на Моцштрассе. Густав Херрман владел процветающим молочным магазинчиком, который находился на первом этаже этого дома, а сами супруги с двумя своими маленькими дочерьми занимали задние комнаты. В роскоши они не купались, но жилище их было чистым и опрятным.