Сумасшедшая одержимость - Лори Даниэль. Страница 14
Ее лицо побледнело, а голос стал таким тихим, что ее было едва слышно.
– Мне так жаль, что я сделала это с тобой.
– Мне тоже, – прошептала я.
Тишина обволокла нас. Она притворялась спокойной, мирной сущностью, но не могла скрыть острых краев. Мы сидели в неуютной, обманчивой тишине. Для нее это было наказанием. Для меня – обычным существованием. Дрожащей рукой она делала свое домашнее задание, а я смотрела телевизор, стараясь не жалеть о сказанном. Но я жалела. Она еще была жива, а мои слова уже меня преследовали.
Через пятнадцать минут в комнату ворвался Антонио, а сразу за ним и Туз. Они о чем-то спорили, но оба замерли, заметив наше присутствие. Вероятно, сидящие бок о бок жена и любовница выглядели очень занятно. Мне захотелось сделать зрелище еще более странным.
Я улыбнулась.
– И что, даже не поздравишь жену с днем рождения?
– Господи, – пробормотал Туз, – у нас нет на это времени.
Я бросила на него прищуренный взгляд.
– Знаешь, на кого у меня нет времени? На тебя!
Это было детским и незрелый ответом, так как времени у меня-то было навалом, учитывая, что у меня не было работы и ни капли ответственности, что явно читалось в лице невпечатленного Туза.
Отец и сын стояли рядом. Вдвоем они были словно кирпичная стена. Несгибаемая природная сила. Или что-то, чему можно молиться.
Мой муж перевел взгляд с меня на Сидни и, в каком-то отвратительном, извращенном смысле, мне показалось, что ему нравится видеть нас рядом.
Я не касалась его с октября, когда сказала, что больше не буду. Но он становился все настойчивее день ото дня, а я начинала тосковать без человеческого контакта. Мне нужны были руки и губы на моей коже, возможность потерять себя в блеске пота и похоти. Желание росло сильнее с каждым днем, и я знала, что он выжидает, когда я не выдержу. Может, Антонио порой и поднимал на меня руку, но никогда не пытался изнасиловать. По моим предположениям, это был грех, в котором ему было бы слишком стыдно признаваться. Или, что более вероятно, он просто думал, что мое сопротивление было игрой, которую я вот-вот проиграю, и победа принесла бы ему неимоверное удовлетворение.
К счастью, то, как он смотрел на меня и Сидни, вызывало у меня тошноту. Я поднялась на ноги и расправила платье.
– У тебя есть какие-то причины не праздновать наверху с людьми, которые пришли специально ради тебя? – спросил Антонио.
– Да, вообще-то есть. Мне нужно пристрелить Туза. Так как я сейчас безоружна, разрешаю тебе сделать это самому.
Он закатил глаза и направился к своему столу.
– Порадуй мою жену, сын. У нее день рождения.
Я повернулась к Нико, победно сверкая глазами, как сестра, только что выигравшая спор с братом. Хотя, конечно, это было немного странным сравнением, учитывая, что мы переспали.
Нико покачал головой, направился к двери и открыл ее.
– У тебя есть секунда на то, чтобы сказать, что тебе нужно. И тебе нельзя в меня стрелять.
– Это мы еще посмотрим, – пробормотала я, обгоняя его в дверях.
В тот момент, когда мои босые ноги коснулись холодного бетона в коридоре, воздух разорвал первый хлопок. Мое лицо обдало порывом ветра, в ушах зазвенело. Джон с громким ударом упал на пол.
Я уставилась на красные брызги, которые стекали по стене передо мной.
Воздух выбило из моих легких, когда кто-то резко прижал меня к стене, закрывая собой.
Хлопок.
Еще один.
– Черт, – прорычал Нико, ударив рукой по стене у моей головы. Он резко развернулся, прижавшись спиной к моей груди. Воздух прорезало еще три выстрела. Они звенели в ушах и отдавались дрожью в костях.
Что-то горячее и мокрое впиталось в мое платье. Я коснулась того места и поднесла руку к глазам. Алый цвет покрывал мои пальцы, словно краска.
Так много крови.
– Туз, – выдохнула я. – О боже мой, Туз. – Мои руки задрожали.
Кто-то схватил меня за запястье и затянул обратно в офис мужа.
– Не выходите из этой комнаты ни при каких обстоятельствах, – сказал Антонио. Темнота его души выплеснулась в глаза и наполнила их чернотой. Он захлопнул дверь, и я отступила на шаг, обретая равновесие.
– О боже мой, Джианна! – Сидни кинулась ко мне. – Где тебя ранили? – Она ощупала мои руки и живот, пока я невидяще смотрела на дверь. Не найдя на мне ни царапины, она выдохнула: – Чья кровь?
– Туза.
– О боже мой.
Выстрелы свистели за дверью один за другим, а потом все стихло. Стало так тихо, что я слышала собственное сердцебиение.
Она посмотрела на дверь.
– Сидни, нет, – предостерегла я.
В ее глазах промелькнуло смятение.
– Я могу помочь.
– Нет. – Мой голос стал настойчивым. – Ты слышала, что сказал Антонио.
Ее глаза наполнились слезами, начавшими капать с нижних ресниц.
– У меня плохое предчувствие, Джианна…
– Ты любишь его.
– Да, – выкрикнула она. – Я не хочу жить без него.
Она сделала шаг к двери, но я схватила ее за руку. Я не могла позволить ей пожертвовать собой ради любви. Не могла. Любовь не стоила того. Любовь приносила только боль. Я сжала пальцы сильнее, когда она попыталась сбросить мою руку. Но затем выключился свет, и тьма обрушилась на нас, протягивая к нам длинные, ледяные пальцы.
С моих губ сорвался сдавленный звук протеста; мне снова было семь лет.
«Ты вообще когда-нибудь затыкаешься, девчонка? Позорище. Ничтожество. Как тебя любить такую? Шлюха».
Легкие сдавило, я не могла вдохнуть.
Запястье Сидни выскользнуло из моих пальцев и исчезло в темноте.
«Ты мертва для меня».
– Нет, – вскрикнула я, упав на колени и пытаясь вдохнуть.
Желание Сидни сбылось.
Ей не пришлось жить без него.
В свой двадцать третий день рождения я стала вдовой.
Глава шестая
Джианна
24 года
Август 2015
– Чувствуешь этот стук в груди?
Зареванная, с прилипшими к щекам локонами, я помотала головой.
– Вот тут. – Мама взяла мою руку и прижала ее к моей груди поверх светло-розового церковного платьица. – А теперь?
Под моей ладонью что-то пульсировало: маленькое, но быстрое, как трепет крыльев перепуганной птички. Я кивнула.
– Это музыка, – прошептала она так, словно доверяла мне важный секрет.
Мои глаза широко распахнулись в восхищении, но очень быстро на задворках сознания сгустился страх.
– Но папá ненавидит музыку…
– Некоторые мужчины, Джианна… не могут чувствовать даже свою музыку, что уж там говорить о чужой.
Грудь сдавила тоска.
Мамины глаза стали влажными, как и мои.
– Танцуй под нее, – она прижала руку к моей груди, – когда захочешь и как захочешь.
– Когда захочу?
– Да, stellina. – Она поцеловала меня в лоб, и мое маленькое пятилетнее сердечко потеплело. – Когда захочешь.
– Я боюсь темноты. – Шепот ворвался в воспоминание, размывая его моим тихим, безэмоциональным голосом.
«Ты мертва для меня».
«Ты мертва для меня».
«Ты мертва для меня».
Слова выплеснулись вместе с темнотой, чтобы поглотить меня целиком.
Я резко проснулась на мокрых от пота простынях. Вспоминая, как дышать, уставилась в потолок квартиры. Сон словно вернул меня на год назад, в ночь моего двадцать третьего дня рождения.
Я сидела в карете скорой помощи, все двери были открыты. Погода была жаркой и влажной, но казалось, что кровь застыла в моих жилах.
Тело, которое они загружали в машину, было укрыто простыней, но она не могла скрыть длинные светлые волосы Сидни, свешивающиеся с каталки.
Кто-то остановился передо мной, и я подняла невидящий взгляд. Это был Аллистер. Он нашел меня, когда я в полной темноте сидела на холодном полу в офисе Антонио. Аллистер не сказал ни слова, только поднял меня и понес наружу, позволив тихо рыдать в его плечо. Перед тем как уйти, он снял с себя пиджак и накинул его на мои плечи. Пиджак пах им. Глубоко, терпко и мужественно. Я попыталась утонуть в этом запахе вместо накатывающего онемения.