Фиктивная жена герцога Санси (СИ) - Гринь Ульяна Игоревна. Страница 24

— Надевай платье!

Платье?

Я обошла кровать и увидела его. Ох… И правда, платье — бальное, для выхода в свет, лежит себе на заячьем меху покрывала! Тёмно-синее, с более светлой отделкой и тусклыми синими камушками, нашитыми на лиф и юбку, вплетёнными в узор из вьюнков и птиц с распахнутыми крыльями. Тяжёлое, небось… Как его носить?

— Чего возишься? Давай-ка побыстрее, у меня дел полно!

— Так и у меня дела есть, ваша светлость! Мадам Трикотан велела мне отчистить парадную залу для ваших просильщиков!

— Гризель отчистит! — буквально прорычал герцог. — А ты надевай чёртово платье, я хочу посмотреть, как ты будешь в нём смотреться!

Пожав плечами, я зашла за балдахин и принялась расстёгивать крючки на лифе. Соланж приблизилась, осторожно коснулась плотной ткани, тонкие пальчики затрепетали над камнями. Девочка даже покачнулась, как мне показалось, чуть в обморок не упала, но я подхватила её, потрясла за плечи:

— Соланж, что с тобой?!

Она повернула лицо ко мне. Я вскрикнула от страха: её глаза закатились, явив взгляду белки с красными прожилками, кожа стала бледной и чуть ли не прозрачной, а губы вмиг пересохли.

— Соланж!

Она выдохнула и каким-то особенным голосом — строгим, словно даже чужим — произнесла длинную фразу:

— Когда из нищенки родится леди и лорд пред нею встанет на колени, когда соединятся параллели, источник примет кровь двоих, падёт проклятье и родятся девы, и смерть покинет сыновей твоих…

— Что? — растерялась я, снова затормошила девочку. Её зрачки вернулись на место, и Соланж растерянно спросила:

— Зачем ты меня трясёшь, как яблоню?

— Господь милосердный… — только и смогла сказать я. Над моей головой раздался голос Санси:

— Она упомянула проклятье. Кто эта девчонка? Откуда она знает? Это было предсказание?

Он схватил меня за плечо железными пальцами и сжал до боли:

— Что именно она сказала? Отвечай!

— Я не знаю! Я не помню! — воскликнула с обидой. — Отпустите!

— Что ты сказала?! — обратился он уже к Соланж. Та сжалась от испуга и мяукнула:

— Не знаю…

— Как это «не знаю»?! Ты не знаешь, что выдумала только что?

— Я не выдумывала, ваша светлость… И вообще, это не я!

— Вы что, не видите, что пугаете её? — разозлилась я. — Немедленно отойдите в сторону! Соланж, птичка моя, не бойся, господин герцог не сделает тебе ничего плохого!

А сама подумала: если только попробует сделать что-нибудь, я его лично зарежу мизерикордом!

Санси отступил, а я заглянула в глаза Соланж:

— Ну, ты как? Голова болит? Кружится?

— Нет, со мной всё хорошо, — смутилась она. — Так бывает, не беспокойся.

— Хорошо, тогда помоги мне снять платье.

Оглянувшись на герцога, я сказала громче:

— А вы, ваша светлость, будьте любезны не подсматривать!

— Я уже сказал, что имею право на всех в этом замке, — ответил тот с ленцой. — И, если захочу глянуть на тебя без платья, гляну.

Мысленно фыркнув, я помогла Соланж, которая принялась стаскивать с моих плеч лиф платья. Совместными усилиями мы освободили меня от него, и девочка с трудом подняла тёмно-синюю юбку, чтобы я вступила в неё. Потом закрепила привязочками верх на поясе корсета, заметила:

— Талия у тебя потоньше будет. Распустить корсет чутка?

— Не надо, не на бал едем.

Когда лиф плотно сидел на моей груди, открывая края рубашки в декольте, как у крестьянок, я вышла из-за балдахина и предстала пред светлы очи герцога. Он прищурился, махнул рукой:

— Повернись.

Я повернулась, чувствуя тяжесть юбки, которая колоколом колыхнулась вокруг моих ног.

— Теперь пройдись по комнате.

Я прошла к двери и вернулась обратно. Как учила маменька — медленно, изящно, короткими шагами, чтобы никто не подумал, что я спешу. Герцог ел меня глазами, как будто его год держали на голодном пайке, а потом сказал совершенно не то, чего я ожидала:

— Мда, служанку никогда не сделать госпожой… Слишком многое нужно менять.

— Например, что? — не выдержала я. Нет, конечно, до светских дам мне не дотянуться, но я всегда думала, что мои манеры не уступят любой мало-мальски знатной госпоже. А он — служанка… Может быть, раскрыть ему моё настоящее имя, чтобы нос утереть?

— Ты писать умеешь? — спросил Санси, и я кивнула. Господь милосердный, как же у него скачут мысли! Всё отдала бы, чтобы услышать их! — Садись за стол, бери перо и пиши.

Удивившись, я исполнила приказ. Перо у герцога оказалось отменно заточенным, хорошего качества. Небось, не из дворовой утки, гусиное. Оно легло в пальцы так удобно, что я с удовольствием обмакнула его в чернила и спросила:

— Что писать?

— Пиши то, что сказала девчонка.

— Соланж? Но я не помню всё!

— Пиши, что помнишь.

Я совсем не помнила начала, поэтому отступила сверху немного и принялась выводить первое слово. Там было что-то про источник…

— Источник примет кровь двоих, — прочитал поверх моего плеча Санси. — Хм, каких двоих?

— Я не знаю, — ответила и высунула кончик языка, чтобы красиво нарисовать завитушку из последней буквы фразы. Так учила маменька — всегда должна быть завитушка. Леди должна писать медленно и витиевато, чтобы никто ни в коем случае не подумал, что она спешила! В конце концов, леди может идти быстро — вдруг у неё очень срочное дело где-то на кухне или важный посетитель приехал. Но писать… Писать леди должна абсолютным каллиграфическим почерком, с завитушками после каждой строчки и с тщательно вырисованными инициалусами.

Моё старание наконец-то было отмечено. Герцог спросил подозрительно:

— Где ты обучалась каллиграфии?

— Дома, — рассеянно ответила я. Моя рука зависла над листом, и я принялась писать следующую фразу. Там было про проклятье и дев. Как сочеталось проклятье с фактом рождения неких дев, я не понимала.

— Хм, странно. Хорошо, последнюю фразу помнишь?

— Помню, — процедила сквозь зубы и перешла на новую строку. Непонятная фраза. Пугающая.

— И смерть покинет сыновей твоих, — тихо сказал Санси. — Это всё же предсказание.

— Чьих сыновей, интересно мне знать, — пробормотала я, дописывая строку и длинным росчерком отрисовывая завитушку. Герцог ледяным тоном ответил:

— А вот это тебя не касается.

— Прошу прощения у господина герцога, — вскипела я, — но меня касается всё, что связано с Соланж! Именно она дала вам предсказание! А случилось это, прошу снова прощения у господина герцога, именно тогда, когда она коснулась вот этого платья!

Я встала, отодвинув стул. Осознавая, что это противоречит этикету, присела в извиняющемся книксене, но потом снова взглянула прямиком в тёмные глаза моего мужа и продолжила:

— Судя по камням, это платье прошлого века, ибо они уже вышли из моды, когда я родилась. А это может означать только одно: оно принадлежало вашей матушке. Все предсказания всегда связаны с неким предметом, на сей раз предмет — платье. Из этого я могу сделать вывод, что слова Соланж касаются вашего семейства, ваша светлость герцог де Санси.

И снова изобразила даже не книксен, а реверанс — как маменька учила, низко и с поклоном. Платье было ужасно неудобным, ибо практически не мялось, но я мужественно держала позу положенные тридцать секунд. Санси между тем топнул ногой и воскликнул:

— Ты невыносима!

Я невыносима, благодарю вас, ваша светлость. Фыркнув, встала и скромно сложила руки перед собой.

Я угадала!

Она действительно невыносима! Но кто она такая? Каллиграфию преподают исключительно девочкам из знатных родов. Двигается эта девица так изящно в тяжеленном бальном платье, которое, как она и сказала, принадлежало безвременно почившей матушке, Абигаэль де Моран де Монтпаллар, супруге герцога Роберта де Санси.

Матушка почила, когда Анри исполнилось три года. Он почти не помнил её. В памяти остались лишь аромат лавандовых духов и шёпот: «Мой маленький шевалье». Она так звала его и улыбалась, глядя, как наследник рода де Санси скачет по галерее первого этажа на своей деревянной лошадке.