Хозяйка «Волшебной флейты» (СИ) - Эристова Анна. Страница 17

– Мне кажется, что у нас с вами много тем для разговора! Господина Сыромятникова я запомню.

– Наш дом всегда открыт для вас, Татьяна Ивановна.

Эти слова были для меня как бальзам на душу. Конечно, княгиня и княжна – женщины совершенно другого ранга, они аристократки, тогда как я просто никто, выскочка со своим музыкальным салоном. Они вовсе не обязаны помогать мне, но я чувствовала, что Наталья Юрьевна делает это добровольно, по симпатии. Уж не знаю, чем я её вызвала…

Ужин оказался выше всяких похвал. Нежный суп с фрикадельками, мягчайшая курица, запечённая в печи с овощами, каша – походу из пшеницы – с кусочками яблока и груши. Я наелась настолько, что корсет буквально трещал по швам. Места на десерт – пирожные с кремом – уже не хватило, но я с удовольствием выпила чашечку некрепкого, но душистого кофе.

И именно тогда я ощутила, что устала.

Ещё бы! День выдался таким насыщенным. Вообще не понятно, как я держалась до этого. А теперь веки сами собой начали сползать на глаза, и стало понятно – если я не лягу, то усну за столом, положив голову на руки. Пришлось извиниться перед хозяйками:

– Прошу простить меня, но вынуждена покинуть ваш гостеприимный дом.

– Ах, как жаль, Татьяна Ивановна! – тут же откликнулась Елизавета Кирилловна. – Мне так хотелось показать вам поместье! Быть может, вы останетесь на ночь?

Я осталась бы. Но у меня миллион дел завтра! И в городе, и в заведении… Нужно первым делом заказать новую вывеску, а я всё ещё не знаю, много две тысячи рублей или мало. И платья для девушек… И вообще…

– Как бы мне хотелось! – я очень правдоподобно закатила глаза в мечтательном вздохе. – Но, к сожалению, дела, дела… Они не могут ждать!

– Понимаю вас, понимаю.

– Татьяна Ивановна, – подала голос и княгиня, – ждём вас в ближайшую пятницу на бал!

– Непременно буду, – пообещала я, встав. Княжна проводила меня на выход, тут же подъехал и Порфирий, подав коляску точно к ступенькам крыльца. Хороший он мужик и кучер отменный. А подарок я ему так и не купила… Да и Лесси тоже. Но кто ж знал, что придётся спасать сумочку местной аристократки!

Кстати…

– Елизавета Кирилловна, почему вы так распереживались из-за сумочки? – спросила тихо, глядя княжне прямо в глаза. – Там были ваши фамильные драгоценности, что ли?

Она вспыхнула, как маков цвет, нервно оглянулась на дом, как будто маменька могла её услышать, и зашептала:

– Вы попали в самую точку, Татьяна Ивановна! Но Богини ради, ни слова маменьке! Она не должна знать!

– Продать собирались?

– Заложить, – покаялась княжна. – Дело в том, что мне срочно нужны деньги, понимаете?

Я кивнула. Что ж, один секрет раскрылся. Но спрашивать, зачем княжне деньги, да ещё и тайно, я не буду. Это не моё дело. Моё дело – заведение открыть в ближайшее время.

– Что ж, будьте осторожны, Елизавета Кирилловна, – улыбнулась я ей напоследок и, опершись на протянутую Порфирием руку, села в коляску. – Если что, дайте мне знать, я с вами схожу в ломбард.

– Благодарю вас, – с чувством ответила она, и я скомандовала:

– Порфирий, трогай.

Щёлкнули вожжи, лошадь двинулась вперёд, коляска закачалась, я откинулась на спинку. Устала, как собака. Сумерки обняли нас, поглотили дом, приласкали еловые верхушки. Свежесть вечера заставила поёжиться, Порфирий оглянулся, как будто почувствовал, и сказал:

– Холодно? Я вам, барыня, накидочку дам, погодьте.

Прямо на ходу он приподнял зад с сиденья. Оно оказалось крышкой ящика, откуда Порфирий вытянул толстое покрывало, отороченное мехом. Подал мне. Я с наслаждением завернулась в него, отметила, что оно воняет лошадью, но ничего не сказала. Нельзя быть слишком придирчивой.

Мы выехали в перелесок, когда на нас упала ночная темнота. Стало страшновато, но я только забилась вглубь коляски, лёгкий ход которой убаюкивал. На небе неспешно карабкалась ввысь полная луна. Я пристально вгляделась в неё – точно такая же, как у нас, даже кратеры можно разглядеть. Белёсая, равнодушная, чуть обгрызенная справа – не полнолуние, но почти. Похожа на толстую букву С – значит, она старая и скоро ей наступит смерть. Не помню, в какой книге я вычитала это, давно уже, ещё в детстве…

Утробный глухой звук огласил окрестности. Я замерла, покачиваясь в такт небыстрой рыси лошади, перевела взгляд с неба на деревья. Никакого движения. Только вой. Самый настоящий волчий вой! Долгий, унылый, безнадёжный. И другой голос, вступивший – молодой, задорный, ещё не такой длинный, подлаивающий в начале.

– Порфирий, – встревоженно позвала я, – это волки?

– Волки, чтоб им неладно! – ответил кучер и сплюнул с досадой. – Вот бы ружжо, уж я б их пострелял!

– Но они же не нападут? – спросила со страхом. Вот не хватало ещё в этом мире погибнуть в клыках волчьей стаи…

– Не должны бы, – с сомнением ответил Порфирий. – Не зима ж. На крайний случай у меня есть во!

И он показал мне длинный, сложенный восьмёркой хлыст. Успокоил, ага… Хлыстом волков не отпугнуть. Я нервно попросила:

– Давай побыстрее, пожалуйста. Совсем неуютно как-то… Хоть и не зима. А вообще, волки полезны…

Порфирий причмокнул на лошадь, и коляска закачалась сильнее, рысь стала размашистее и скорее. Но вой не удалялся. Он словно преследовал нас. Вглядываясь в лес напряжённо, я подумала, что увидела что-то мелькнувшее между деревьями. Всполошилась. Вцепившись в ручку коляски, ещё сильнее вгляделась.

Волк.

Большой, бурый, высокий на лапах. Бежал с открытой пастью, вывалив язык набок, и смотрел на меня пронзительным взглядом. Рядом трусил волк поменьше, подросток толстолапый.

– Гони, Порфирий! – воскликнула. – Побыстрее!

Волки, волки… Я не хочу, чтобы меня съели, я хочу в постель, спатушки…

Кучер снова тряхнул вожжами, и лошадь пустилась в галоп. Так мы и въехали в город – доскакали! На улице Порфирий чуть притормозил коняшку, чтобы та не взмылилась, и до дома мы доехали снова рысью. Волки остались в лесу, и я поблагодарила бога, что добралась живая и здоровая.

Я ввалилась в дом, как пьяная. Даже дверь собой подпёрла, чтобы случайно никакой волк не вломился. А Лесси удивилась, когда вышла в коридорчик. Глазки вылупила, спросила:

– С барыней всё хорошо?

– Хорошо, – выдохнула я и стащила надоевшие перчатки. Лесси с книксеном подошла и сняла с меня шляпку, приняла перчатки, спросила:

– Ужинать, барыня?

– Нет, я была в гостях. Только спать, хочу спать…

– Я приготовила вашу постель, барыня желают бокальчик вина перед сном?

Я подняла брови. Желаю ли я бокальчик? После переживаний с волками, после траблов с княжеской семьёй, после поимки воришки на Язовенной улице… Да, желаю. Потому что шампусик уже выветрился, да и не пила я его почти.

– А какое вино? – спросила пристрастно. Лесси присела в книксене:

– Барыня Корнелия Яковлевна любили красное французское, но в погребце всякого есть запасы. Вы, барыня, пожелайте только. 1348927

– А белое сладкое есть?

У меня даже вкус во рту появился. Сладкое белое было моей слабостью. Прям чтоб жёлтое было, как цыплёнок! Чтоб во рту вязало сладостью, чтоб попа наутро склеилась!

Именно так я и сказала Лесси, а она нахмурила бровки. Потом её лицо просветлело, и она сказала:

– Я вам, барыня, сервирую вино, которое любил господин Раковский, он всегда просил белое.

– А кто этот господин Раковский?

– Да разве ж я понимаю што, барыня! Гость мадам Корнелии…

– Ладно, принеси мне бокал вина – ей-богу, какого угодно, Лесси, а я пойду спать.

И пошла по лестнице вверх. Единственное желание владело мной – лечь. Лечь, а там хоть трава не расти до завтра.

Глава 8. Обновляю

Утро пришло как всегда. Неожиданно.

Я свалилась с кровати.

Грохнулась со всей дури на деревянный пол и заорала. Потом заткнулась, схватившись за голову. Болит-то как! Зачем я всегда налижусь, как свинья… А, ну да, чтобы забыться. Вот и забылась, а теперь в башке вертолёты…