Расплата (СИ) - Константа Яна. Страница 26

Кристина вышла на балкон, наслаждаясь минутой покоя и одиночества. Ланс добр к ней и внимателен — наверняка, он неплохой человек… Сомнения, а верно ли она поступила, согласившись на эту авантюру, и чувство непонятной тревоги растворялись вместе с остатками уходящего дня. Наверно, не так уж все и плохо.

Сколько времени она простояла на балконе, вглядываясь в ночное небо, она не знала. Легкое свадебное платье колыхалось на ветру, а она совсем не замечала ни мурашек, ни посиневшей от холода кожи. Интересно, как там отец? Эмма? Должно быть, без нее им будет легче. И вновь вспомнились брезгливые взгляды соседей, спешащих отвернуть высокомерные носы, и укор в глазах Камиля, обвинившего ее же в том, что с ней сделали… И тоскливый взгляд Эммы, отвергнутой своим первым ухажером из-за нее, Кристины… И мрачный отец, от которого тоже все отвернулись из-за нее, Кристины.

— Простудишься, — неожиданно раздался рядом чуть заплетающийся мужской голос, и теплая рука едва коснулась замерзших ее плеч. — Пойдем. Я приготовил тебе воду.

Кристина чуть обернулась и с благодарностью посмотрела на мужчину — она действительно не отказалась бы от горячей ванны.

— Пойдем, — повторил Ланс, ласково коснувшись ее руки, и потянул девушку в дом.

Вопреки ожиданиям, ждала ее не ванна, а просторная чаша с ароматной горячей водой, какие еще сохранились в богатых домах высшей аристократии.

— Наслаждайся, — улыбнулся мужчина, заметив, наконец, не равнодушие и тоску в ее глазах, а почти детскую радость.

Она чуть дернулась, когда он коснулся ее спины.

— Помогу, — остановил Ланс ее попытку отойти и умелым движением принялся за шнуровку платья.

— Я сама.

Она попыталась увернуться от его рук, но он вернул ее на место и невозмутимо продолжил начатое. Вот тут-то тревога и вернулась — он что, намерен, ее раздевать? А он лишь усмехнулся на ее испуг — надо же, даже заговорила от страха! Резким движением он расправился со шнуровкой и оголил ее спину, успев заметить, как содрогнулась она, и девушка поддалась вперед. На сей раз он не стал ее удерживать — молча развернулся и вышел из комнаты, предоставив дальше разбираться с платьем самой.

Кристина резко выдохнула, стоило двери захлопнуться за ним. Похоже, она будет теперь шарахаться от любого неосторожного движения… Укорила себя за панику и даже застыдилась — этот человек не сделал ей ничего плохого, а она подсознательно все еще видит в нем врага.

Она еще немного подождала, но, убедившись, что он действительно ушел, уже смелее стянула платье и ступила в заветное блаженство. Это действительно блаженство — после долгого напряженного дня освободить свое несчастное уставшее тело от оков душащего корсета и погрузиться в ароматную горячую воду. Она прикрыла глаза и впервые за последние несколько дней улыбнулась.

Впрочем, долго предаваться неге Кристина побоялась — все казалось, отворится дверь, и он войдет сюда на правах хозяина. Несмотря на его заверения, что бояться ей нечего, дразнить подвыпившего мужчину своим видом она не желала, а потому, едва отогревшись, вылезла из чаши и поспешила прикрыться полотенцем. И боялась она не зря.

Когда он вошел, она уже сидела перед зеркалом, расчесывая пряди густых волос, рассыпанных по плечам. Пока она нежилась в горячей воде, Ланс успел переодеться в пижаму, и теперь, глядя на их отражение в зеркале, можно было действительно заподозрить в них добрых супругов, по-домашнему уютных, проживших долгую и счастливую жизнь. Вот только долгой счастливой жизни у них не было, и Кристина невольно напряглась, глядя, как он неторопливо подошел сзади и положил руки ей на плечи. Он изменился. Что-то надломилось в его взгляде, и того доброго, заботливого жениха, что был с ней сегодня, она в нем больше не находила. Он молчал, задумчиво разглядывая девушку через зеркало; Кристина замерла, парализованная этим внимательным взглядом. Короткое полотенце щедро оставляло его взору коленки, стыдливо прижатые друг к дружке, но своей белизной бесстыдно притягивающие взгляд. Он ничего не делал, просто молча разглядывал девушку, но от этого взгляда дышать невозможно — казалось, он видел сквозь пушистую ткань все то, что завтра будет принадлежать ему по праву, и то, что она упорно от него сейчас прячет. Она молчала, он молчал. И только взгляд его хмельной становился все тяжелее, все темнее, обнажая немую внутреннюю борьбу между приказом короля и внезапно охватившей его тягой к молчаливой своей жене. Вдруг пальцы его, скрещенные на ее груди, потянулись к краю полотенца.

— Нет! — выкрикнула Кристина, перехватив его руку.

— Отпусти, — в тихом его голосе, чуть хриплом и уже не таком ласковом, как еще несколько минут тому назад, ей даже померещился приказ.

— Пожалуйста, не надо, Вы же обещали…

— Я хочу посмотреть на тебя, — не повышая голоса, заявил Ланс, стряхивая ее руку со своей.

— Зачем?

Он не ответил. Просто развязал полотенце, а когда Кристина попыталась прикрыть оголившееся тело руками, он все так же молча убрал и их.

— Вы же обещали, что не тронете меня, — едва не плача, проговорила девушка, сгорая под бесстыжим плотоядным взглядом.

— Какая разница, если уже завтра ты будешь воплощать все фантазии Филиппа? — задумчиво проговорил мужчина, словно о чем-то обыденном.

— Что?!

— Прости, это так. Я всего лишь выполняю приказ. Но это очень несправедливо, Кристина. Ты все-таки моя жена, а пойдешь в постель к нему…

— Что Вы несете?! Какой приказ?

— Приказ Филиппа, — шершавая ладонь без стеснения скользнула на ее грудь и легонько сжала, пропуская меж пальцев затвердевшую торчащую горошину. — Да, девочка, завтра после венчания он заберет тебя к себе. Но мне кажется, будет гораздо справедливей, если первая ночь достанется мне, а не ему.

— Да Вы с ума сошли! — закричала Кристина, пытаясь отцепить от себя его руку. — Вы никогда не станете мне мужем! Я не дам Вам согласия! Никакого венчания не будет, слышите!

— Будет. Завтра утром. Твое желание никто не спросит, прекращай верещать. И да, надумаешь сбежать — не забудь, что в доме стража. А сейчас пойдем — у нас с тобой всего одна ночь, и я не намерен тратить ее на пререкания.

— Никуда я не пойду!

— Кристина, будь умной девочкой, давай решим полюбовно и сделаем эту ночь приятной и для меня, и для тебя. Тебе деваться-то некуда — если Филипп решил выдать тебя замуж, значит, ты выйдешь. Если он решил сделать тебя своей любовницей — ты ею станешь. И вспомни о сестре. Мне не хотелось бы напоминать тебе о ней, но это не значит, что она в безопасности.

— Прекратите меня шантажировать!

— Прекрати возмущаться — и шантажировать тебя не придется. Смирись, Филипп выбрал тебя, и в твоих интересах — подчиниться. Добрый совет от мужа: не зли его, и твоя участь будет куда терпимей. А сейчас я хочу взять то, что принадлежит мне по закону, и если ты перестанешь строить из себя недотрогу, я позабочусь, чтобы для тебя эта ночь прошла не так плачевно.

— Вы не посмеете взять меня силой!

— Уверена?

Одним резким движением Ланс подхватил ее на руки и потащил в спальню, невзирая ни на ее попытки вырваться, ни на удары маленьких кулачков, ни на жалобные ее слезы и захлебывающуюся мольбу.

Он притащил ее в спальню и бросил на кровать. Пока она нежилась, смывая с себя дневную пыль, он успел разжечь камин и погасить все свечи, и теперь комната погрузилась в полумрак, играющий всполохами огня. Девушка попятилась к изголовью, судорожно ища лазейку для побега, но Ланс стоял перед кроватью и лишь ухмылялся, стягивая с себя одежду. С замиранием сердечка смотрела она на мужчину, черной тенью стоящего в полутьме — смотрела, как светлая рубашка исчезает со смуглого тела, а вслед за ней исчезают и штаны… И темнота не может скрыть его желание начать супружескую жизнь уже сейчас; при виде обнаженной своей невесты, распластанной на кровати, испуганной, заплаканной и трясущейся, «желание» его лишь крепнет, тяжелеет, чуть покачиваясь, а потом… А потом он подошел ближе и всполох огня осветил чуть блестящую его загорелую кожу. Кристина попятилась, замотала головой, не желая принимать, что вот сейчас кошмар повторится; молящий взгляд метнулся к лицу мужчины, а зацепился за черный витиеватый рисунок на его груди, плавно перетекающий на плечо. Девушка замерла, даже пятиться перестала; как завороженная вглядывалась в татуировку, и понимала лишь одно: она ей знакома.