Расплата (СИ) - Константа Яна. Страница 8

— Филипп, она еще ребенок, остановись.

— Видел я этого «ребенка», — усмехнулся Филипп. — Вполне сформировавшаяся девушка. Приведи мне их — на месте разберемся.

— Филипп, как я тебе их достану? Ты меня в это змеиное логово посылаешь? Ты войну развязать хочешь?

— Не зли меня, Адриан, — сухо парировал Филипп. — Достань мне их. Как ты это сделаешь — меня не волнует.

— Они ренардистки, Филипп. Они ведь не покорятся. Или ты просто убьешь их, как хотел убить Полину?

— Адриан, я не понимаю, что за бунт? — Филипп отставил опустевший кубок, неотрывно глядя на осмелившегося перечить маркиза. — С каких пор тебя стали волновать судьбы этих шлюшек? Уж не Полина ли твоя на тебя так воздействует, а? Ты становишься сентиментальным. Не заставляй меня жалеть, что я пошел тебе навстречу и позволил забрать девчонку. Я ведь могу ее и обратно потребовать. Вот скажи мне, друг мой, ты у меня девку выпросил — ты ею хоть воспользовался? Или до сих пор ходишь вокруг да около?

— При чем здесь Полина? Ренардисток мы никогда не трогали. Это отдельная каста, из-за них может начаться гражданская война.

— Это не твоя забота. Твое дело — выполнять приказ.

Где-то внутри полегчало, когда Филипп прервал пытку-игру в гляделки и отошел, видимо, поверив, что не Полина сделала его верного приспешника столь мягким и сомневающимся. Да, Адриан до сих пор не притронулся к своей добыче. Да, методы Филиппа для него не столь приемлемы, и насиловать будущую жену совсем не возникло желания, как никогда не возникало желания разделить забавы своего короля и поучаствовать в многочисленных оргиях, куда приглашались все желающие. Впрочем, Филиппу о столь разнящихся взглядах знать совсем необязательно.

Филипп налил себе еще вина и продолжил, уже без прежней злости:

— Не трясись. Не будет никакой войны. И похищать никого не надо. В мою постель они придут сами — меня сейчас другое интересует. Сколько старшей? Пусть даже восемнадцать. Если сейчас ей восемнадцать, то на момент смерти Ренарда ей было только тринадцать. Не думаю, что девочка в тринадцать лет могла так интересоваться политикой, чтобы теперь стать ярой ренардисткой. Их молодняк — ренардисты вынужденные. Им родители внушили. А это наш шанс, мы можем переманить их на свою сторону. Вот что, Адриан, я хочу пообщаться с этими девушками поближе. Надо их выманить из этого логова — пусть сами придут ко мне. Да, красивые девушки, и вон там, — Филипп кивнул на стоящую за спиной маркиза широкую кровать, — эти сестрички смотрелись бы прекрасно! Но раз уж они ренардистки… Возможно, они неплохую помощь нам окажут — я хочу избавиться от этой гниющей язвы на своей территории. Они живут в заточении, а мы покажем им другой мир. Пусть видят, что и здесь есть жизнь, и жизнь эта совсем неплохая. Если мы переманим их молодняк на свою сторону — это осиное гнездо развалится само собой. Останется кучка фанатиков, которую можно будет удавить, просто позволив твоим бравым ребяткам прогуляться. И никакой войны не будет — некому воевать окажется.

— Как ты собираешься их переманивать?

— Пока не знаю. Хотя… Через неделю у их драгоценного Ренарда был бы день рождения. Можно устроить в городе день его памяти и пригласить молодежь на праздник. Я даже готов предоставить для этого зал Дворца. Пусть видят, что я тоже дорожу памятью отца, а приглашение его последователей станет актом примирения. Я не поскуплюсь — они там с голоду помирают, а я их накормлю. Я им праздник устрою, ну и объясню доходчиво, что нет у меня брата и не было никогда. Что напрасно ждут того, кто никогда не придет. Что среди обмана они живут и иллюзий.

— А если они не купятся на это?

— Посмотрим. Адриан, вымани мне их. Мне нужен их молодняк и нужны эти сестрички. Сделай так, чтобы они пришли на праздник. Адриан, ты же у меня умный, правда? Не мне тебя учить. Приведи мне сестричек. В конце концов, не думаю, что эти фанатики хотят открытого конфликта со мной — у меня армия, и я могу хоть завтра уничтожить их всех. Сыграй на этом.

Глава 6

Неожиданное приглашение отшельников на праздник в честь Ренарда застало врасплох всех. Столичные недоумевали, зачем понадобилось молодому королю протягивать дружелюбную руку тем, кто высокомерно отказался ему подчиниться; ренардисты же к столь странному поступку Филиппа оказались и вовсе не готовы — с затаенным страхом и недоверием слушали они посыльных, а потом попрятались по своим домам и вполголоса обсуждали, что же им теперь делать: отказ может вылиться в открытое противостояние, исход которого предопределен, и, увы, совсем не в пользу отшельников; согласие же гордому народцу противно, да и, что греха таить, опасно — кто ж знает, с чего бы Филиппу, на дух отца не переносящему, вдруг такое празднество затевать и отрекшимся людям столько внимания уделять!

В баронском семействе к вниманию со стороны Филиппа отнеслись с особым недоумением — посыльные лично навестили барона и вежливо пригласили его дочерей, давая недвусмысленно понять, что их присутствие во Дворце крайне желательно, а отказ будет расценен не иначе, как личное оскорбление Его Величества. Опешил барон, не нашелся, что ответить незваным гостям — те пожелание короля передали, откланялись да удалились, а он еще долго стоял на террасе, и все казалось ему, что недопонял он что-то, ослышался. Какое дело Филиппу до его девочек? Когда же дочери любимые успели так гаденыша этого заинтересовать? Или упустил он что-то? Недосмотрел?

Мимо проходящие поселенцы с любопытством поглядывали на соседа — слухи об оказанной баронским дочерям чести в момент разлетелись среди ренардистов.

— Ну? И что вы молчите?

Помрачневший барон собрал дочерей за столом, требуя объяснений. Девушки молчали и только плечами пожимали: мол, знать не знаем, ведать не ведаем! Особенно хорошо удавалось изображать святую невинность Эмме — она действительно пока еще не понимала, откуда сам король прознал об их существовании, а потому уж очень достоверно уверяла отца, что его дочери самые примерные, самые послушные дочери на свете!

Кристина же после недолгих раздумий очень быстро сопоставила странное приглашение с недавним их приключением, и спасибо Эмме, перетянувшей все внимание отца на себя, заметно побледнела, вспоминая светловолосого всадника на белоснежном коне. Она была на коронации Филиппа и, хоть и издали, но видела юношу с удивительно светлыми для Королевского Семейства волосами. Мысль о том, что встретить на реке они могли не абы кого, а самого Филиппа, заставила землю заметно покачнуться, и ей-Богу, если б не сидела Кристина сейчас на стуле — непременно б рухнула под тяжестью открытия.

Девушка с трудом взяла себя в руки и посмотрела на сестренку — беззаботную, наивную свою душеньку, щебечущую без умолку, и, черт возьми, в глазах егозы читался искренний восторг и предвкушение занятнейшего путешествия в мир королевского двора! Казалось, чертята в невинных ее глазках уже отплясывают на балу, ловят восхищенные взгляды и кокетливо шелестят подолом платья по мрамору дворцового зала! Пока Эмма мысленно уже строила глазки королю, Кристина хваталась за голову — страшно даже представить, зачем вдруг они понадобились Филиппу. Впрочем, что тут думать? Слухи о любвеобильности молодого короля уже давно просочились во все уголки Риантии.

— Эмма, пойди погуляй, — неожиданно и для самой Эммы, и для отца, проговорила Кристина.

— Зачем?! — не поняла девушка.

— Эмма!

Кристина не сдержалась, прикрикнула на сестренку; Эмма сникла, слезы обиды заблестели в глазках — никогда в жизни Кристина не разговаривала с ней так.

— Эмма, оставь нас с Кристиной, — вмешался отец, с тревогой глядя на старшую дочь.

Эмма ушла. Отец хмурился и в ожидании смотрел на старшую дочь.

— Кристина, что происходит?

— Эмму нельзя туда пускать. Глупенькая она еще, мотылек. Полетит на пламя — сгорит.

— А кто ее туда отпускать собирается? Ни ты, ни Эмма туда не пойдете.