Чудесная чайная Эрлы (СИ) - Корсарова Варвара. Страница 2

– Удачи тебе, девочка! – сказал он зловеще. – Не плачь, когда бургомистр выставит тебя вон. И прощайся со своей лавкой. Больше я не буду делать тебе выгодных предложений. Ты даром отдашь ее, когда придет требование об уплате налога.

С этими словами Бельмор сдвинул цилиндр на лоб и пошел прочь, победно помахивая тростью. Со спины он выглядел как молодой человек – плечи ладно развернуты, походка упругая, до невозможности самодовольная.

Я презрительно фыркнула ему вслед.

Принесла из дома лопату и заново посадила саженец. Но его корни были повреждены, ветки сломаны, и не было надежды, что он приживется. Пришлось поставить подпорку и подвязать вишню шелковым платком. Теперь деревце выглядело жалким, как раненый солдатик на костыле.

Я сделала все, что могла. Вздохнув, вернулась в лавку к остывшему чаю и горьким думам.

После стычки с Бельмором меня потряхивало, а во рту скопилась горечь.

Легкий Аури Драконис больше не годился. Я убрала банку и взяла с полки другую – с зеленым чаем Маре Стелла. В его состав входит молодая сосновая хвоя, сушеная клюква и василек. Такой чай пьют китобои, перед тем как отправиться на охоту за Большой Рыбой.

Темно-зеленый взвар пахнет морем, Северным сиянием и соленым снегом, вселяет в душу стойкость – особенно если добавить в чашку ложку ржаного вина, как водится у моряков.

Горячая кружка приятно грела руки, пар щекотал нос. Понемногу сердце замедлило ход, мысли упорядочились, а в груди крепло упрямство.

Я боялась Бельмора. Глупо не бояться самого богатого и склочного человека в Ферробурге! В его руках полиция. Члены муниципалитета кормятся с его взяток, и даже бургомистр ходит перед ним на цыпочках. Бельмор может выдворить меня из города, оставить ни с чем.

На моей стороне моя храбрость, друзья и симпатия жителей города – но как они помогут мне, если дело примет серьезный оборот?

Лучше всего помогли бы деньги, самые надежные, и, увы, самые ветреные союзники. Чайная приносила достаточный доход, однако сбережений у меня не было. Я ненавидела конфликты и старалась избегать их любой ценой. Но жизнь часто сталкивает нас носом с тем, что нам не по нутру.

Мне было уныло и тревожно. Мой уютный мир оказался под угрозой. Почему, за что? Ведь я все делаю правильно. Живу по совести, не нарушаю закон. Разве этого я заслужила? Жизнь уже обошлась со мной несправедливо. В двадцать лет я осталась одна-одинешенька, но не пала духом, а сумела открыть чайную – выстроила свое волшебное королевство.

Но где мне противостоять Бельмору, умному, прожженному дельцу! Он мог бы быть моим дедом, а во мне все еще жило детское убеждение, что старый – значит мудрый, значит, заслуживает уважения. Сегодня я надерзила ему и уже горько жалела об этом.

Но понемногу чай делал свое дело. Я взыграла духом, отмела сожаления и неприятные мысли. Я была готова к новому дню, который, несомненно, принесет немало радостей.

Вышла в торговый зал, разгладила скатерти на столах, поставила чайник на плиту. Глянула на ходики – до открытия час.

Все было в порядке и все было великолепно.

Одну стену зала занимает шкаф, поделенный полками на квадратные отделения, в каждом – фарфоровая банка, наполненная сортом редкого чая. Банки я расписывала сама, украсив их рисунками тех растений и плодов, что добавляла в купаж.

В стене напротив открываются высокие окна. На широких подоконниках лежат шелковые подушки, чтобы гости могли удобно устроиться и потягивать чай, наблюдая за сороками в крошечном садике.

Столиков в зале всего три, каждый покрыт белой скатертью с вышивкой. На прилавке, что отделяет кухню от зала, стоят прозрачные банки, наполненные печеньем и конфетами – их состав не менее изыскан, чем состав моих чаев. С потолка свешиваются пучки сухих трав, стены украшают старинные морские карты и ботанические рисунки.

Чудесная комната, напоенная ароматами сосновых досок, пряностей и сладких фантазий!

Неспешно я рассортировала счета и заполнила учетную книгу. Засыпала в банки новые смеси, завела ходики, выставила посуду на полку.

Занялась завтраком – ко мне частенько заходили клерки подкрепиться перед работой. Я подавала лишь закуски к чаю, но они пользовались спросом.

Взялась готовить бутерброды. Каждый крошечный, на один укус – таких за чашкой крепкого сладкого чая можно съесть до дюжины.

Нарезала тонкими ломтиками багет из воздушного теста, подсушила на раскаленной плите до хрустящей корочки. Нарубила мяту, смешала зелень с мягким сливочным маслом и натертым пряным сыром, добавив каплю лимонного сока. Плавным взмахом ножа распределила смесь по поджаристым ломтикам, сверху выложила полупрозрачные кружочки свежего огурца и посыпала мелкой солью.

Ничего сложного и почти никакой магии. Я лишь немного побеседовала с мятой, прежде чем взять листочки с куста в оранжерее – промурлыкала ей формулу с модусом задора и дерзости, а огурцу нашептала комплимент с модусом бодрости. Теперь в моих бутербродах было все, что требуется человеку ранним угрюмым утром.

На решетке остывал фруктовый хлеб – твердый снаружи, но влажный внутри, полный яблочных долек, орехов, изюма, чернослива и кураги, с плотным ароматом корицы. Он сытный и умеренно-сладкий, съешь кусочек – и до обеда хватит. Нарезала хлеб толстыми ломтями и выложила на тарелки с узорной росписью.

Вспомнила, что кончается уголь, сбегала в сарай и принесла ведро.

А затем вышла на крыльцо и мелом записала на доске меню.

Немного постояла, наслаждаясь утренней прохладой. Улица опустела – рабочие уже разошлись по фабрикам. В городе было тихо, лишь вдалеке, на заводе, грохотал паровой молот – но не грозно, а как бы играючи.

Поправила вывеску и полюбовалась затейливой росписью. Вывеску изготовил для меня Вермиль, нищий художник, один из последних ферромагов старой школы в нашем городе. В золотые краски он добавил частички зачарованных металлов, поэтому на буквах играли искрящиеся отблески, даже когда на улице стояла безлунная ночь.

Утренние хлопоты были чистым удовольствием.

Как только вернулась в зал, звякнул колокольчик, и в чайную, румяная от прохлады, ворвалась моя подруга Алекса.

Я встретила ее улыбкой; при виде Алексы сложно не улыбаться.

Она считалась городской сумасшедшей; впрочем, ее любят и к ее причудам относятся снисходительно.

Алекса жила изготовлением механических игрушек на продажу, самостоятельно изучала ферромагию, но шла своим путем. Она обожала опровергать устоявшиеся гипотезы. Ее идеи привели бы в ужас любого почтенного мага столичной Академии. Хорошо, что они о них пока не знали.

Для прогулки в дождливую погоду Алекса напялила длинное черное пальто. Половина пуговиц на нем отсутствовала, а ворот Алекса прихватила на шуруп с винтом, продев его в петлицу. Ее черные волосы были скручены в небрежный пучок, а чтобы он не развалился, она воткнула в него отвертку. На шее у нее болталось ожерелье из магнитных пластинок, к которым прилипли шурупы, гвоздики, мелкие инструменты. Ожерелье не было украшением, а удобным приспособлением, позволяющим не терять детали во время работы. На руки Алекса натянула перчатки с обрезанными пальцами, ноги всунула в высокие рыбацкие сапоги. Кроме того, она забыла снять очки-консервы, и они торчали у нее на лбу, как вторая, стрекозиная пара глаз.

Понятно, почему ее называют городской сумасшедшей? Из-за ее безумной манеры одеваться. Ну еще из-за ее идей и ее игрушек, и образа жизни в целом.

– Эрла! – завопила Алекса – подруга не умела говорить тихо. – Что у тебя случилось с Бельмором? Галантерейщик сказал, что ты чуть не оттаскала его за уши. А Лилла утверждает, что ты пнула Бельмора под зад.

– Ох, если бы, – я покачала головой и рассказала ей о происшествии.

– Старый козел! – выругалась Алекса. – Жаль, что ты все же не ведьма. Дала бы ему особого чая, и пусть бы у него выросли рога и копыта.