Чудесная чайная Эрлы (СИ) - Корсарова Варвара. Страница 3

– Не исключено, что рога у него уже есть, с молодой-то женой, – пробормотала я, и мы обе прыснули.

Алекса уселась верхом на прилавок и схватила ближайшую банку с конфетами. Открыла крышку, понюхала и вытянула губы трубочкой.

– Что-то новенькое?

– Да, вчера приготовила.

– И какая в них магия?

– Попробуй и скажи.

Алекса выудила золотистый шарик, сунула его в рот, осторожно разжевала. Зажмурилась, охнула и крепко ухватилась руками за прилавок, как будто опасаясь свалиться.

– Ну?! – спросила я в нетерпении.

– Вкусно, – промычала Алекса. – Хрустящая крошка, пряная... рассыпается на языке. Бархатная сладость.

– Это я знаю. Там орехи, мед и шоколад. Что ты чувствуешь?

– Ночь. Я чувствую ночь и… небо. Космос! – забормотала Алекса. – Небо черное, глубокое. Меня ослепили звезды. Яркие, горячие… но в то же время холодные. Мне показалось, что меня затягивает эта бездна. Я услышала музыку небесных сфер, почувствовала сливочный вкус Млечного пути и горький аромат солнечного ветра.

– Все верно! – я хлопнула в ладоши. – Все дело в меде! Он от ночных пчел Каприсии. Они собирают взяток в полнолуние и живут на пасеках на вершинах самых высоких гор. Протяни руку – и дотронешься до звезд. Пчелам Каприсии ведомы тайны небесной механики, и эти знания накапливаются в их меде.

– И долго тебе пришлось его уговаривать?

– Я беседовала с медом почти два часа, рассыпала комплименты его сладости и зрелости, но дело того стоило.

– Ты сильный витамаг, – кивнула Алекса. – И не скажешь, что самоучка.

Волшебный секрет моего чая и конфет в том, что они пробуждают все чувства. Они питают не только тело, но и сердце, и фантазию.

Мои чаи пахнут южным морем, песками Алахарры и северными сосновыми лесами. Гости пробуют на вкус тропический ливень, горный ветер и луговую росу. От горячих зимних напитков их щеки ласкает южное солнце, а после бокала летнего холодного чая они чувствуют на лице брызги прибоя. Пригубив травяные настои, они слышат шелест пальм, напевы ныряльщиц за жемчугом или задорный говор собирателей лаванды.

В этом и заключается простое волшебство «Чудесной чайной Эрлы». Но таким, как Бельмор, оно поперек горла.

В нашем городе нет места витамагии. Здесь безраздельно правят ферромаги. Они оживляют металлы, подчиняют их себе заклинаниями, грубыми и резкими, как военные команды.

Повсюду в Ферробурге гремят паровые молоты, пышут жаром домны, шипят паром вентиляционные решетки, клацают засовы и гигантские машины. Заводы и фабрики работают круглые сутки. Они выпускают мерзкие вещи: оружие и пушечные ядра, кандалы и клетки.

По улицам текут грязные потоки с пеной, ржавой от окислов металлов. Ноздри щекочет едкий запах химикатов и хлопья сажи, а жители Ферробурга чумазы от угольной пыли. Они живут бок о бок с ходячими и почти разумными автоматонами и ссорятся с ними из-за пустяков.

Так было не всегда. Ферромаги испокон веков селились в Ферробурге, но раньше они относились к металлу как к союзнику – без нежности, но с уважением. И заклинания их были строгими, однако в них не было жестокости.

Старые ферромаги изготавливали якоря и корабельные цепи, смешные флюгера и обручи для винных бочек, изящные подсвечники и забавные механические игрушки, легкие серпа и удобные молотилки. Эти вещи приносили радость и облегчали труд, но спрос на них был невелик.

Однако наука и магия не стоят на месте. Ферромаги изобретали новые, более действенные заклинания. Металл они превратили в раба и обращались с ним как с рабом. Магами двигала жажда наживы и посулы богачей, которым хотелось стать еще богаче. Теперь королевой в городе стала Ее Величество Тяжелая Промышленность.

Витамаги в Ферробурге не задерживались. Им уютнее жить в южных приморских городах, где солнце светит круглый год, а растения и животные охотно откликаются на нежные заклинания, что состоят из уговоров и ласки.

Я была единственным витамагом в Ферробурге, и я была нужна его жителям. Ведь в моей чайной они могли узнать и ощутить то, что было для них недоступно, путешествовать в дальние страны, не покидая города, и насладиться сладостями, которых не видели в Ферробурге с тех пор, как все таверны, продуктовые лавки и пищевые заводы прибрал к рукам Бельмор.

Лишь «Чудесная чайная Эрлы» оставалась вне его власти. Сюда заглядывали рабочие и школьники, учителя и хозяйки, кучеры и странники.

Здесь собирались обсудить последние новости, посплетничать, посмеяться. И поделиться фантазиями и волшебными снами.

Бельмора это выводило из себя. Он хотел быть монополистом. Он считал, что его рабочим не нужны мечты и фантазии. Ведь они могут заставить их захотеть большего. А уж если желают развлечений – к их услугам питейные заведения, где за элен им нальют кружку мутного пойла из мерзлого картофеля, которое превращает человека в скота.

Чайная располагалась удачно – в центре города, неподалеку от большой дороги. Бельмор мечтал открыть на ее месте очередную едальню, где зал похож на сарай, а безвкусные готовые блюда хранятся в холодильных шкафах и подаются с разогревом только если заплатить за это дополнительно.

Но теперь я готова стоять до последнего. Бельмор не получит мой дом и мою чайную!

Я найду денег на налог и на взятку бургомистру. В конце концов, можно набраться храбрости, забыть о запрете бабушки, отпереть закрытую на тяжелый засов библиотеку и поискать что-нибудь на продажу из коллекции деда...

Мои раздумья прервал вскрик Алексы:

– Ах, каналья! Напугала, зар-р-раза!

С чайного шкафа слетело белое пушистое тельце и приземлилось на плечо Алексы, захлопав короткими крыльями. Острые когти вцепились в ткань пальто, и Алекса ойкнула, пошатнувшись под тяжестью Занты, полное имя – Хризантема, известной также как Хитрая Зараза.

Занта – моя альфина, чудесный зверек, которых в Эленвейле почти не осталось. У нее кошачья мордочка, лапки с ловкими обезьянами пальчиками, зачаточные крылья и привычка тихо посмеиваться детским лукавым смехом. Альфины сообразительны, почти как люди, а также пронырливы и ленивы, как кошки.

По утрам Занта пропадала неизвестно где – охотилась в саду, или спала в одной из комнат – но к открытию лавки всегда появлялась в зале, забиралась повыше и наблюдала за гостями.

Я сняла Занту с плеч Алексы, сунула ее подмышку. Занта безвольно повисла, раздраженно дергая пушистым хвостом – она была недовольна, что ее отругали, а не похвалили за проделку. Но хвалить я ее не стала, а пошла перевернуть табличку на двери стороной, где красовалась надпись: «Открыто! Заходи – внутри чудеса!»

И рабочий день начался.

Как водится, первой в чайную заглянула госпожа Лилла, городская фонарщица. Она зашла в дверь важно и неторопливо, поставила в угол ручной деревянный фонарь, жестяную воронку, насос и холщовый мешок с ножницами, ветошью, фитилями и прочими инструментами своего ремесла. Длинную лестницу оставила снаружи, у входа.

Госпожа Лилла скинула с головы капюшон, размотала черную шаль, стянула перчатки и расчесала пятерней седые космы.

– Вам как всегда, госпожа Лилла? Солар Магика?

– Разумеется, – кивнула Лилла, щурясь от яркого света.

– Вчера приготовила свежий. День был ясный, поэтому напиток получился на славу.

Госпожа Лилла редко видит солнце. Днем она отсыпается, а ночью бродит по темному городу, зажигая чадящие масляные фонари и едко пахнущие газовые. Поэтому я готовила для нее особый настой: несколько листиков мяты и смородины, ягоды сушеной малины, щепотка зеленого чая, тертый имбирь, много апельсиновой цедры и меда. Смесь заливается водой и выставляется в прозрачном стеклянном кувшине на солнце. Настой хорошенько пропитывается его лучами, и потому каждый его глоток напоен теплом и светом.

Я наполнила стакан янтарной жидкостью, украсила его веточкой свежей мяты и выдавила половину апельсина.

Госпожа Лилла сделала первый глоток и блаженно улыбнулась. Я знала, что в этот миг по ее горлу разлился полуденный жар, а на языке растворялась сладость июльского дня.