Поцелуй или смерть - Кин Дей. Страница 19

– Ты огорчен, Барни?

– Да, – кивнул Менделл.

– Из-за этой девушки?

– Да...

Галь еще крепче прижалась к нему.

– Послушай, – проговорила она тоном матери, успокаивающей своего ребенка, – теперь все будет хорошо.

Менделл взял ее пальцы в свои.

– Откуда ты это знаешь?

– Я в этом уверена. А как твоя голова, Барни?

– Ничего.

– Не болит?

– Нет.

– Заедем к врачу?

– Не стоит.

– Ты устал. – Галь распахнула шубу. – Обними меня, Барни, и положи голову мне на плечо.

Менделл с легким ворчанием прислонился к ней. Галь подняла руку.

– Я сказала – на мое плечо. Ты хочешь шокировать Андре?

Менделл положил голову на плечо Галь и посмотрел через разделяющее их стекло на широкую спину шофера, на его мощную шею.

– Андре, вероятно, трудно шокировать.

Галь закусила нижнюю губу и посмотрела через стекло.

– Но он мог бы быть шокирован.

Менделл обнял тонкую талию Галь под манто. Ее нежная и прикрытая шелком грудь великолепно пахла, и было так приятно находиться в ее объятьях. Ее руки гладили ему лицо. Менделл долго не спал. Он не спал после своей последней ночи в клинике, и даже в эту ночь он не заснул как следует. Все дожидался утра. Потом он напился и попал в тюрьму. Переживания губили его. Его обвинили в убийстве, в него стреляли, его оглушили, он спал с Галь. Оставался еще один вопрос, который необходимо задать Галь, – что случилось с деньгами, которые он ей оставил для своей матери.

Он открыл рот, чтобы спросить, но воздержался, дабы не нарушать идиллию. Это не к спеху. У Галь была уважительная причина – она просто забыла. Для женщины, у которой всегда много денег, которая носит норковую шубку за десять тысяч долларов, семьдесят долларов в неделю тратит на карманные расходы, это вполне обычное явление. Галь расстроится, а Менделл не хотел, чтобы она плакала. Деньги – вопрос второстепенный, и у него еще будет время выяснить это.

Галь продолжала гладить ему лицо.

– Ты любишь меня, дорогой? – прошептала она.

– Невероятно! – ответил Менделл.

Почти все тревоги покинули его. Это так чудесно – быть любимым! Как Галь любит его! И он любит Галь. Менделл еще глубже зарылся лицом в нежную кожу Галь, благоухающую и закрытую шелком, и закрыл глаза. Потом он моментально заснул, а когда проснулся, машина быстро ехала через Хайгленд-парк по дороге Грин-Уэй. Потом будет Хигвуд, потом Форт-Шеридан и, наконец Форест.

– Забудь его! – закричал попугай. – Ты прекрасна, прекрасна, прекрасна!

Менделл выпрямился и бросил на птицу ненавидящий взгляд.

– Я постараюсь заставить его замолчать, – нервничала Галь, – Барни, уверяю тебя.

Менделл прикурил сигарету, протянул ее Галь, потом прикурил сигарету для себя.

– Разве я тебя в чем-нибудь упрекаю?

– Нет. – Галь похлопала его по руке. – Тебе лучше?

– Намного лучше. Я проспал, вероятно, около часа.

Менделл вынул сигарету из губ Галь и поцеловал ее.

– Спасибо.

Он снова вставил в рот сигарету. Галь засмеялась. Сигарета задрожала, и пепел упал на платье.

– Нут вот!

– Осторожней! – кричал попугай. – Не называйте ваших имен!

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Менделл.

Она потерлась своей ногой о ногу Менделла.

– Кажется, у меня судорога в ноге.

Менделл засунул руку под юбку и погладил ее бедро. Галь задержала дыхание.

– Осторожней, дорогой.

– Да, я тоже подумал об этом, – Менделл убрал руку.

Дом Эбблинга, построенный из серого камня, стоял вдалеке от дороги, среди хорошо распланированного сада.

"Хорошо иметь состояние, – подумал Менделл. – Такое состояние, как у мистера Эбблинга, – солидное и увеличивающееся с каждым годом".

Андре затормозил перед каменными воротами и открыл дверцу машины. Здесь еще сохранилось немного снега. Менделл любезно помог выйти Галь и, скрепя сердце, взял клетку с попугаем, который покивал головой и закричал.

– Заткнись! – шикнул на него Менделл.

Предоставив Андре заниматься багажом Галь, он последовал за ней на мощенную камнем площадку у дверей и подождал, пока она их откроет. В доме было тепло, но он производил впечатление нежилого. Галь провела пальцами по серебряному подносу, лежавшему около двери, и показала пыльный палец Менделлу.

– Вот что происходит, когда я уезжаю. Отец все время проводит в Эггл-Риверс и в клубе. Никакого порядка, никакого обслуживания... Вероятно, мы будем пользоваться услугами горничной и кухарки, пока я все не организую.

– Трудно, – лаконично ответил Менделл.

Шум сзади заставил их обернуться. Андре стоял в дверях, держа в каждой руке по чемодану, да еще два чемодана ему удалось зажать под мышками.

– Разрешите, мистер.

– Проходите. – Менделл отошел в сторону, давая ему пройти.

Андре закрыл за собой дверь, толкнув ее ногой, и поднялся по большой лестнице на первый этаж. Менделл поставил клетку с птицей на стол и посмотрел на Галь, разглядывающую письма. Большинство из них оказались счетами. Галь действительно была важной птицей. Девушка, подобная Галь, которая так одевается, должна тратить очень много денег ежемесячно. Галь положила конверты на место.

– Одни счета... Ты рад, что вернулся домой, Барни?

– А как ты думаешь?

Галь прижалась к нему.

– Я думаю... – в этот момент она отстранилась, так как на лестнице появился Андре.

– Чемоданы в вашей комнате, мадам, – сказал шофер, спустившись по лестнице с фуражкой в руке.

– Спасибо, Андре, – ответила Галь.

Андре подошел к двери и повернулся.

– Я вернусь около пяти часов вместе с мистером Эбблингом. Он поручил передать вам, что приедет с кухаркой и горничной, а до этого времени вы с мистером Менделлом будете одни. Могу я еще что-нибудь сделать для вас перед отъездом?

– Ничего не надо, Андре, спасибо, – покачала головой Галь.

Она сняла манто и небрежно бросила его вместе со шляпкой на стул.

– Выпьем по стаканчику?

– С этим я вполне согласен, – ответил Менделл.

Галь исчезла в кабинете мистера Эбблинга в поисках графина. Ожидая ее, Менделл вновь почувствовал себя неважно. Как всегда, дом в Лайк-Форест угнетал его, он чувствовал себя здесь чужим, грубым и нелепым. Он действительно производил здесь впечатление только крупного парня – чемпиона в тяжелом весе. Менделл прикурил сигарету от предыдущей.

"А что произойдет, если у Галь родится ребенок? – подумал он. – Как он сможет заботиться о ней? И как она станет воспитывать его?"

Врачи не советовали ему больше выходить на ринг, и он обещал это и Галь, и мистеру Эбблингу. Мистер Эбблинг предупредил его, чтобы он не беспокоился.

"О деньгах не беспокойтесь, Барни. Я знаю, что нужно для вас всех, и найду для вас другое поле деятельности".

Это он сказал сегодня днем, и Менделл с ним согласился. Но какая другая работа ему по силам? Менделл нашарил в кармане оставшиеся монеты – у него достаточно денег до конца дней, при условии, что этот конец наступит через пять минут. Галь вернулась в двумя большими бокалами виски.

– Почему ты так мрачен, дорогой?

– Я размышлял, – ответил Менделл и взял бокал.

– За наше здоровье! – воскликнула она и отпила виски.

Менделл опорожнил свой бокал и поставил его на серебряный поднос.

– Послушай, любимая, ты помнишь канун того дня, когда меня отправили в клинику?

Галь поморщилась.

– Ты не сказал "за наше"...

– За наше! – произнес Менделл.

Галь прижалась к нему.

– Хочешь, я тебе что-то скажу, дорогой?

– Что?

– Я как-то странно себя чувствую после этого виски.

– Как это?

– Ты хочешь знать? – Галь тоже поставила бокал на поднос и ослабила ему галстук. – Ты же отлично знаешь, что я хочу сказать.

– Опять? Уже?

– Но мы же муж и жена.

– Знаю... Но, дорогая, одну минуту, сперва вспомни...

Галь зажала лицо Менделла руками и провела губами по его губам, прошептав: