Цветок яблони (СИ) - Пехов Алексей Юрьевич. Страница 38

День выдался тяжелым, пыльным и одуряюще длинным. Шерон казалось, что, возможно, это самый долгий и мучительный день в её жизни, но она понимала, что это лишь сиюминутное впечатление. Когда умер Димитр, было ничуть не легче. Когда исчезла Найли, или когда она пришла за костями в даират. Также указывающая знала, что в будущем подобных дней будет, вероятно, множество.

Она до сих пор ощущала сомнение в душе, верно ли поступает. Многие на её месте остались бы недалеко от столицы, ожидая возвращения друзей. Правильный поступок. За который не стыдно.

Но также она знала, что порой следует оставлять за спиной самое дорогое, что у тебя есть, чтобы спасти его. Этим Шерон и собиралась заняться.

Хоть как-то шагнуть вперед, добавить щепотку шансов к их призрачной победе, в которую сейчас не верил даже Мильвио.

Тяжеловооруженный отряд скакал через пустоши приграничных областей Треттини, поднимая в воздух облако пыли, и Лавиани улучила минуту буркнуть через платок, повязанный на лицо, какое счастье, что они не плетутся в хвосте колонны и не жрут песок ложками.

Шерон не считала количество человек в отряде. Все ли там были, по уверениям сиора де Ремиджио, или все же кто-то решил не продолжать с ней путь. Видела сталь кирас, мечи, открытые кавалерийские шлемы, луки и копья.

Глаза.

Глаза она тоже видела.

Серые, серо-зеленые и зеленые. Всех оттенков этих цветов.

Смотрели они на нее кто с любопытством, кто с пристальным вниманием. Но злости не было. И страха тоже, не говоря уже об отвращении. Неплохо на первое время.

Кроме солдат были и слуги. Больше трех десятков. При коротких мечах и с арбалетами. Темп продвижения оказался не быстрым, вокруг никаких городков, лишь несколько оставленных приграничных деревушек и отсутствие возможности поменять лошадей на свежих, так что приходилось щадить этих, чтобы они сохраняли силы.

Лейтенант де Ремиджио вместе с двумя сержантами ехал рядом. А вот дэво плелись где-то позади, среди слуг, ничуть не чураясь такого соседства и не замечая пылевое облако, скрывавшее небо.

К вечеру, после четырех остановок, во время которых в первую очередь заботились о лошадях, а не о людях, они добрались до приграничной деревушки, разбитой на небольшом скалистом холме. Змейка терракотовой улицы, петляя среди каменных одноэтажных домов, взбирались мимо свечей кипарисов на вершину, увенчанную маленьким храмом Шестерых.

— Флумери, сиора, — сказал де Ремиджио, стягивая с лица побелевший от пыли платок. — Здесь заночуем.

Лавиани скептически хмыкнула, сказав вместо Шерон:

— Сотня голодных рыл, еще столько же лошадей. Мы вообще поместимся туда?

— Здесь разводят овец, и жители проводят три ежегодные ярмарки для южных провинций. — Лейтенант довольно быстро понял, что спутница тзамас не любит, чтобы её называли «сиора». Не понять было сложно, особенно когда сойка кривилась, словно её вот-вот хватит удар. — А приезжают сюда даже с севера. Много людей. Там, за холмом, целое поле, овчарни и фермы.

— Тут везде поля, рыба полосатая. Считай до Аркуса, а может, и дальше. Овцы, значит. Тогда понятно, отчего здесь такая стена. Овцу-то она, конечно, остановит.

Стена, окружавшая деревушку, то и дело нырявшая в заросли жимолости и ярко пахнущего, нагретого солнцем самшита, была сложена кое-как, из первых попавшихся под руку строителям камней, и едва достала бы Шерон до подбородка, если б та спешилась.

— Здесь не от кого защищаться. Редкие разбойники если и захаживают, то их ловят люди местного барона.

— Далеко его замок? — Шерон отпустила поводья, и усталая лошадь сама пошла к пока еще не закрытым воротам.

— Два часа пути, сиора. Я решил, что вы вряд ли желаете провести это время в седле. А здесь живут гостеприимные люди. И мою роту хорошо знают.

Девушка лишь устало кивнула, соглашаясь с ним. Требовалось отдохнуть перед следующим днем пути.

Она проснулась в середине ночи. Резко. Мгновенно. Словно упала в ледяную воду.

Рывком села на узкой кровати, растеряв всякий сон, машинально собрала растрепавшиеся волосы, откинула назад.

Шерон опустила босые ступни на прохладные плиты пола, проходя мимо стола, взяла бокал с водой, куда перед сном добавила мед, с ногами забралась на подоконник, сев у открытого окна, вдыхая аромат пряной травы, теплой летней ночи, далекого костра.

Луна уже начала убывать, но светила ярко, заливая серебром бесконечную степную пустошь с редкими деревьями и далекими, едва угадывающимися каменистыми кряжами на юге. В деревне, сильно опустевшей после событий в Рионе, стрекотали сверчки, и их песню подхватывали ночные насекомые в полях.

Невозможно поверить, что всего лишь в дне пути отсюда последние дни доживал великий город. Мыслями Шерон обратилась к Мильвио, но горечь расставания быстро сменилась тревогой, стоило лишь ей сделать пару глотков воды.

В голове прояснилось, и указывающая, нахмурившись, вернулась к своему пробуждению. Её что-то встревожило.

Смерть.

Что же еще? Конечно, чья-то смерть.

Она вздохнула, закрыла глаза и потянулась вперед, к деревне и ближайшим окрестностям. Сразу же наткнулась на погост. Её он притягивал так, как ночную бабочку привлекает свет масляного фонаря. Древние могилы, старые могилы, свежие могилы.

Шерон заставила себя не вслушиваться в беспокойное перешептывание мёртвых. Раньше оно её пугало и угнетало, теперь это был лишь постоянный фон. Привычный, словно шелест моря.

Стала исследовать дом за домом, нашла на вершине холма, совсем недалеко от храма Шестерых, пожилого человека, который умирал. Но не умер. Его время ухода на ту сторону придет лишь через несколько дней.

Дальше. Еще дальше. Новая жизнь. Это она тоже теперь чувствовала. В овчарне родился ягненок.

Дальше...

Шерон проверила всю деревню, вслушалась в каждый дом, но... никто не умирал здесь на этой неделе.

Она сжала правой рукой левое запястье, нащупав под кожей край чужеродного предмета. Браслет молчал. Указывающая лишь чувствовала спящую в нем великую силу, ту, которую из-за событий в Рионе она теперь не могла черпать.

— Помоги. Что меня тревожит?

Нет ответа. Он давно не лез к ней с советами, убеждениями и поддержкой. Они уже все обсудили друг с другом, решили. Заключили этот негласный союз, и артефакт Мерк принял указывающую, не убил, как множество других тщеславных тзамас до этого. Теперь его как бы не существовало. Он стал Шерон, отдав ей полное право определять их судьбу и действовать так, как посчитает нужным новая хозяйка.

Понимая, что не заснет, девушка оделась, вышла из дома, который предоставили ей и Лавиани, на ночную улицу. Когда скрипнул засов, силуэт сойки обозначился на серебристом прямоугольнике лунного света. Убийца Ночного Клана ничего не спросила и не сделала попытки остановить.

Перед дверьми, на каменистой площадке, ярко горели два высоких факела, освещая шестерых гвардейцев. Те прекратили тихий разговор, когда вышла Шерон, подтянулись, подчеркнуто не глядя на нее.

Ей дали пройти не больше пяти ярдов, а затем она услышала шаги.

— В этом нет нужды, — обернулась Шерон. — Ни к чему охранять меня здесь. Останьтесь.

Один из них, самый низкорослый, с лихим васильковым беретом на курчавых волосах, посмотрел дерзко, но голос звучал очень вежливо. Нарочито вежливо:

— Просим прощения, сиора. Но приказы нам отдает наш лейтенант, и приказ был: сопровождать вас и защищать, если что-то случится.

— Ваш лейтенант... — задумчиво протянула она.

Возможно, этот человек был из тех, кто не желал служить тзамас, но выполнял свой долг перед гвардией, в которую его приняли. А может, он дерзил просто из-за того, что именно ему выпало в эту ночь, после тяжелой дороги, охранять ту, кто не нуждался в охране там, где самыми опасными существами были овцы. А может, ей просто почудилось скрытое недовольство.

Будь она мужчиной, командиром, следовало бы показать себя. Заявить, кто здесь главный, четко объяснить, что её приказы не обсуждаются. Что-нибудь придумать, дабы заслужить их внимание. Понимание. Симпатию. Преданность. Или еще рыба полосатая не пойми что.